Американки в Красной России. В погоне за советской мечтой - Джулия Л. Микенберг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В очерке Смит «В городе детей» изображена противоположная картина. Дела в «городе детей» объективно обстоят ненамного лучше, чем в бывшем монастыре, но там и директор, и работники энергичны, деловиты и оптимистично настроены. Когда белоконные сани помчали Смит вместе с русским товарищем туда, «за Барабановку» (деревушку в Восточной Сибири), градусник показывал минус 34 градусов.
Еще раннее утро, и над всеми избушками клубятся столбики дыма: это крестьянки растапливают печи – кто охапками соломы, кто хворостом, кто дровами, кто кизяком – и ставят горшки с кашей для завтрака… Небо ясное, нежно-голубое, и заснеженные низкие холмы за Гамалеевкой переливаются радужными искорками под утренним солнцем.
Их никто не ждет. Зовут директора школы и «политкома» (представителя государства). Первый радостно встречает гостей, делится с ними своими мечтами о будущем детской колонии и с гордостью описывает работу политкома, который заведует «политическим воспитанием». А еще он «поднимает дух заведения». Смит узнала, что это один из смельчаков, сражавшихся на Гражданской войне за красных: «Он вставал в полный рост, когда вокруг свистели пули, пока мы все лежали плашмя на земле», – рассказывали ей. «И вот теперь, – размышляла она, – этот бесстрашный воин живет среди детей, играет с ними, берет на руки малышей, учит их всемирному братству и миру».
Смит замечает на улице нескольких «дюжих ребят» – «крепких», «полнощеких, румяных», но ей говорят, что эти дети – исключение: они работают на свежем воздухе, у них есть теплая одежда, их сытно кормят. Зайдя внутрь, Смит видит, что «в комнате полно детей помладше, все сидят на своих кроватях – в тонких платьицах и рубашках, у половины нет ни башмаков, ни чулок». Как и в Шарском монастыре, здешние дети тоже выступают перед гостями, но их представление не вызывает острую жалость, а внушает надежду:
По команде бодрого учителя отряд босоногих малышей вскакивает, и комната наполняется движением и музыкой. Они играют, поют и танцуют перед нами. Глядя на их бледные личики, и не подумаешь, что они способны выделывать премилые фигуры народных танцев так живо и искрометно.
Потом Смит замечает «детский совет» в действии: группка детей распекает сверстников за то, что они оставили мусор рядом с дверью одного из домов. Она видит «на удивление умело выполненные рисунки» – теми самыми цветными карандашами, которые она сама им привезла в прошлый раз. Из «города детей» она уезжала со светлыми мыслями о будущем этой колонии, несмотря на все нынешние трудности: «наспех сложенные» печи разваливались, дров недоставало, санитарные условия были плохие, и на всех детей не хватало школьных принадлежностей, одежды и обуви. Но по сравнению с прошлым приездом Смит условия все-таки заметно улучшились.
Здесь мы увидели то же самое, что бросается в глаза по всей России, даже в самых запущенных селах пораженных голодом областей… [Это] «та созидательная воля, которая каким-то чудом, благодаря жизнерадостности и оптимизму, заставляет людей строить и творить посреди голода и наготы»[231]. Мы видели это на примере учителей, которые учат детей без книжек, и политкома, у которого огонь разгорался чуть ли не без дров. Об этом же свидетельствовали и упорные души и тела самих детей, творившие жизнь из смерти и разрушения.
В своих очерках Смит хотела не только показать, что Россия по-прежнему нуждается в помощи, но и продемонстрировать, что квакеры действительно помогают исправить положение. Еще, конечно же, Смит старалась показать, что большевистское правительство по-настоящему заботится о советских гражданах. Свой материал о Башкирской республике она завершала так:
Если квакеры помогут им продержаться до следующего урожая, то к тому времени правительство сможет оказать им помощь, которая снова поставит их на ноги. Тогда вновь проявятся яркость и красота, которые издавна присущи башкирскому характеру благодаря долгому слиянию с ширью и волей равнин, – уже в более оседлой, но не менее вольной и прекрасной коммунистической жизни[232].
В начале сентября 1923 года Смит сообщила Томасу о своем желании посвятить некоторое время занятиям, которые интересны ей самой: ей хотелось пожить и поучиться в Москве и написать кое-что просто для себя. Она искренне радела о жертвах голода, но ей явно захотелось окунуться в более космополитическую атмосферу московской жизни. А еще она влюбилась в Гарольда «Хэла» Уэра, одного из создателей Рабочей партии Америки, который, действуя под эгидой «Друзей Советской России», вначале приехал в Россию в мае 1922 года для организации образцово-показательной фермы. С собой он привез девятерых фермеров из Северной Дакоты, двадцать два трактора и две тонны продовольствия, а также свою тогдашнюю жену (его мать, Элла Рив Блур, видная деятельница в молодой партии, тоже находилась в Москве: она делила комнату с Анной Луизой Стронг). Стронг тоже увлеклась Уэром, но покорить его сердце было суждено Смит; они поженились уже в США, причем церемонию бракосочетания провел Норман Томас, лидер социалистической партии[233].
Уилбур Томас поддержал решение Смит досрочно прекратить сотрудничество с АКДСО и отметил, что высоко оценил ее работу. «Я вижу, что у нас единое понимание цели в рамках тех задач, которые мы оба пытаемся выполнять», – написал он в ответ на просьбу Смит об увольнении. А еще он предложил ей и впредь присылать агитационные материалы. И она продолжила это делать – хотя уже открыто признавалась в своих возраставших симпатиях к советскому правительству. Томас не видел в этом ничего страшного. В декабре того же года он писал ей:
Ваша связь с советскими властями и ваша симпатия к некоторым сторонам жизни в России – не помеха для нашей работы здесь, в нашей стране. До сих пор вы не сделали и не написали ничего такого, что как-либо задело бы нас. И я полагаю, что так будет и впредь, потому что знаю, что вы пишете очень осмотрительно.
Томас допускал, что, поскольку отныне Смит обретала независимость и собиралась писать материалы непосредственно для американских новостных агентств, все может измениться («у вас может появиться такая репутация, что для нас было бы нежелательно иметь в вашем лице своего представителя»), однако полагал, что если присылаемые ею материалы окажутся сомнительными, их можно будет подвергать цензуре или не печатать («тогда, конечно же, мы сможем защитить себя, и решение о публикации останется за нами»)[234].
Он написал это после того, как Смит опубликовала в The New York Times статью, где ее авторитетное мнение как «сотрудницы квакерской миссии» использовалось для полемики с теми, кто создавал негативный образ советской системы школьного образования и воспитания, и в Nation – очерк «В доме сахарного короля», рассказывавший о детях из музыкально-художественной школы имени Пушкина[235]. Прежде этот желто-белый особняк принадлежал «сахарному королю»[236], а потом его постепенно прибрали к рукам дети из музыкальной школы, решившие, что можно найти лучшее применение этому большому дому. По словам Смит, школьный интерьер стал выражением самого детства. Дети уже изготовили замысловатые декорации и принялись сооружать сцену и шить костюмы и занавесы. Повсюду слышна музыка. Учителя в этой школе – знаменитые музыканты из Большого театра, с радостью посвятившие свои таланты новому поколению музыкантов, которые радуют гостей концертом с вокальными и танцевальными номерами и скрипичными соло. «Освещение очень плохое, приходится все время таскать туда-сюда две мигающие лампы, но материальные трудности никого здесь, похоже, не пугают. Каждому ребенку есть с чем выступить в программе, все дети прекрасно подготовлены, а некоторые из них – очень одаренные». После концерта Смит и ее спутница танцевали вместе с детьми народные танцы («вертелись
