Собрание сочинений в 15 томах. Том 10 - Герберт Уэллс

Леди Харман рассчитывала вернуться домой не позже четырех часов, выпить чаю с матерью, а когда приедет муж, сообщить ему о своем вполне приличном и благопристойном неповиновении его нелепым запретам. А потом, когда он убедится в своем бессилии, она заявит, что намерена отобедать у леди Вайпинг и нанести еще несколько обещанных визитов, и все будет как нельзя лучше. Но вы сами видели, как далеко могут несчастное стечение обстоятельств и безрассудство увести женщину от столь достойных намерений, и когда она наконец вернулась в Путни, в свой викториански-средневековый дом, было уже около восьми, и весь дом, от кухни до детской, был охвачен отчаянным волнением. Даже три старшие девочки, которые привыкли, чтобы «мамусенька» целовала их на сон грядущий, еще не спали и, чувствуя беспокойство, витавшее в воздухе, плакали. Даже низшая прислуга недоумевала: «И куда это подевалась госпожа?»

Сэр Айзек вернулся в этот день раньше обычного, такой мрачный, что даже Снэгсби поглядывал на него с опаской. И действительно, сэр Айзек так и кипел злобой. Он потому я приехал рано, что хотел сорвать злобу на Эллен, и когда ее не оказалось, он почувствовал себя совсем как человек, который хотел ступить на пол, а вместо этого провалился куда-то, чуть ли не в бездонную пропасть.

— Но куда же она поехала, Снэгсби?

— Миледи сказала, что едет на завтрак, сэр Айзек, — ответил Снэгсби.

— Господи! Куда это?

— Этого миледи не сказала, сэр Айзек.

— Куда же? Куда к чертовой матери…

— Не… не могу знать, сэр Айзек. — И вдруг у него мелькнула спасительная мысль: — Может быть, миссис Собридж знает, сэр Айзек…

Миссис Собридж грелась на солнышке в саду. Она сидела на удобном садовом стуле, раскрыв над головой белый зонтик, с новым романом миссис Хэмфри Уорд на коленях и старалась не думать о том, куда могла подеваться ее дочь. Сердце у нее упало, когда она увидела, что к ней идет сэр Айзек. Но она могла лишь еще больше удивиться, куда же подевалась Эллен.

— Послушайте! — крикнул зять. — Где Эллен?

Миссис Собридж с притворным равнодушием ответила, что не знает.

— Но вы должны знать, — сказал Айзек. — Ее место дома.

Миссис Собридж вместо ответа попросила его быть повежливей.

— Куда она поехала? Куда? Вы действительно ничего не знаете?

— Эллен не удостаивает меня своим доверием, — сказала миссис Собридж.

— Но вы должны знать! — воскликнул сэр Айзек. — Она ваша дочь. Вы и про вторую свою дочь тоже ничего не знаете. Видно, вам наплевать, где они, что они натворили. Человек приезжает домой пораньше, к чаю, а жены и след простыл. И это после всего, что мне рассказали сейчас в клубе.

Миссис Собридж встала, чтобы придать себе достоинства.

— Сомневаюсь, чтобы я была обязана следить за каждым шагом вашей жены, — сказала она.

— Да за Джорджиной вы тоже не смотрите. Черт возьми! Сто фунтов отдал бы, только бы этого не случилось.

— Если вы хотите разговаривать со мной, сэр Айзек, то будьте любезны не выражаться…

— Ого, заткните глотку! — сказал сэр Айзек, приходя в бешенство. — Выходит, вы ничего не знаете, ровно ничего? Какой же я был дурак! Дал ей билеты. А она послала этих женщин… Слушайте, нечего нос задирать… Да погодите же, дайте мне… Послушайте! Миссис Собридж, выслушайте меня… Я про Джорджину говорю. Про Джорджину.

Но она уже быстро шла к дому, бледная, с неподвижным лицом, а сэр Айзек семенил рядом с ней и бушевал, тщетно пытаясь заставить ее слушать.

— Да послушайте же! — кричал он. — Это я про Джорджину…

Но она сохраняла невозмутимость, от которой можно было сойти с ума. Он не понимал, почему она даже не остановилась, не полюбопытствовала, что же такое сделала Джорджина и о чем речь. В человека, который так замкнулся в своем достоинстве, хочется бросать камнями. Быть может, она уже знала о злодеянии Джорджины. И даже сочувствовала ей…

Очутившись у дома, на виду, он перестал ее преследовать.

— Ну я убирайтесь! — сказал он ей вслед. — Убирайтесь! Хоть навсегда! Чтобы духу вашего здесь не было! Если вы не сумели воспитать своих дочерей…

Она уже не могла его слышать, но по-прежнему величественно, хоть и быстро, удалялась к дому. А ему необходимо было излить душу. Кому-нибудь. И он заговорил, обращаясь к саду. Для чего человек женится? Его мысли снова вернулись к Эллен. Куда она подевалась? Если даже поехала на завтрак, пора уж ей вернуться. Он пошел к себе в кабинет и позвонил Снэгсби.

— Леди Харман еще нет? — спросил он хмуро.

— Нет, сэр Айзек.

— Почему она не вернулась?

Снэгсби напряг все свои мыслительные способности.

— Может быть, сэр Айзек, с миледи… случилось что-нибудь.

На миг сэр Айзек был ошеломлен этой мыслью. Потом подумал: «Мне сообщили бы по телефону».

— Нет, — сказал он. — Просто она гуляет. И все. А я сиди здесь и дожидайся, покуда она соблаговолит вернуться. Что за идиотизм!..

Он принялся насвистывать сквозь зубы, и звук был похож на шипение пара. Снэгсби постоял, сколько требовало приличие, потом почтительно поклонился и вышел…

Но едва он успел пересказать этот разговор в буфетной, как его снова вызвали резким звонком. Сэр Айзек желал поговорить с Питерс, горничной леди Харман. Он хотел знать, куда ушла леди Харман, а так как это было невозможно, он хотел по крайней мере выслушать предположения.

— Леди Харман, кажется, пошла на завтрак, сэр Айзек, — сказала Питерс, и ее кроткое личико выражало живейшее желание услужить ему.

— Ах, убирайтесь отсюда! — сказал сэр Айзек. — Вон!

— Слушаю, сэр Айзек.

И Питерс повиновалась…

— Он совсем из-за нее взбеленился, — сказала Питерс Снэгсби, спустившись вниз.

— Я так думаю, госпоже крепко достанется, — сказал Снэгсби.

— Он еще ничего не знает, — сказала Питерс.

— О чем это? — спросил Снэгсби.

— Ах, сама не знаю, — сказала Питерс. — Не спрашивайте меня.

Минут через десять они услышали грохот — это сэр Айзек разбил фарфоровую фигурку богини Куан Ин, стоявшую в его кабинете на каминной полке. Осколки потом нашли в камине…

Когда человек, изнемогая, жаждет отвести душу, от этого можно сойти с ума. Некоторое время сэр Айзек сидел в кабинете и разговаривал сам с собой о Джорджине и леди Харман, а потом почувствовал неодолимое желание излить свое возмущение на миссис Собридж, хотя сочувствия от нее ждать не приходилось. Он долго бродил по дому и по саду, разыскивая ее, а потом наконец вынужден был справиться о ней, и перепуганная горничная, которую он прижал в угол в оранжерее, сказала, что миссис Собридж ушла к себе в комнату. Он пошел туда и стал барабанить в дверь, но после едва слышного «Кто там?» ответа больше не получил.

— Я хочу рассказать вам про Джорджину! — крикнул он.

Он дернул дверную ручку, но теща, охраняя свое достоинство, благоразумно заперлась на ключ.

— Я хочу рассказать про Джорджину! — повторил он. — Про Джорджину! А, черт!

Молчание.

Чай ожидал его внизу. Он слонялся по гостиной, насвистывая сквозь зубы.

— Снэгсби, — сказал сэр Айзек, — передайте миссис Собридж, что я буду ей очень признателен, если она спустится к чаю.

— У миссис Собридж болит голова, сэр Айзек, — сказал Снэгсби подобострастно. — Она просила вам это сказать. А чай велела подать к себе в комнату.

На миг сэр Айзек растерялся. Но потом нашел выход из положения.

— Подайте мне «Таймс», Снэгсби, — сказал он.

Он взял газету, развернул ее и нашел нужный столбец. Он обвел его автоматическим пером и написал над ним дрожащей рукой: «Билеты для этих женщин Джорджина обманом получила у меня». Потом протянул газету Снэгсби.

— Отнесите это миссис Собридж, — сказал он, — и спросите ее, что она об этом думает.

Но миссис Собридж молчаливо отклонила предложение сноситься с ним через Снэгсби.

Джорджине не было оправдания.

Она выпросила у сэра Айзека билеты на большой званый прием у Барлипаунда, сказав, будто они нужны ей «для двух старых дев из предместья», за чье поведение она ручается, а билеты отдала смутьянкам из женского союза, тем самым, которые сбили ее с пути истины. В результате произошло историческое нападение на мистера Блэптона.

Две отчаянные и заблудшие представительницы этой организации явились на великий прием, стараясь платьем и поведением походить на обыкновенных женщин, сочувствующих либеральной партии; прикинувшись приверженцами вигов и скрывая свою злобу, они подошли к группе блестящих, выдающихся деятелей либеральной партии, центром которой был мистер Блэптон, а потом вдруг набросились на него. Это был один из тех торжественных случаев, когда рядовой член столь массовой партии имел счастье взглянуть на придворные туалеты. Министры и всякие знаменитости приехали туда из Букингемского дворца в парадных одеждах. Пурпур и перья, великолепные шлейфы, звезды и ленты неизвестных орденов ослепляли жен и дочерей верных членов партии, давали им почувствовать, что значит стоять у кормила власти, и разжигали честолюбивые мечты множества серьезных и всерьез соперничавших друг с другом молодых людей. Это заставляло рабочих лидеров по достоинству ценить высокие возможности парламента. И вдруг — суматоха, беготня, крик: «Долой с него эполеты!» Настоящий скандал! А ведь с виду такие милые молодые женщины!