Остальное - судьба - Михаил Успенский

— Иисусе, одежда веселия, одей мя, тленного! Иисусе, покрове радости, покрой мя, недостойного! Иисусе, источник разума, напой мя, жаждущего…

Никто над ним не подтрунивал.

Глава одиннадцатая

…Пройдёт много лет, и журналист Дэн Майский-Печкин вспомнит тот день, когда он стоял у выщербленной пулями кирпичной стены в ожидании неминуемой смерти.

…Обстановка за стенами бара изменилась. Солнце скрылось за привычными тучами, тучи нависали сверху и опускались всё ниже, словно кто-то заворачивал над головами людей невидимый пресс. Дождя, правда, ещё не было.

— Вот и кончилось короткое зональное лето, — сказал Коломбо. — Добро пожаловать в Вечную Осень!

— Недолго музыка играла, — вздохнул Паганель.

Последним выходил Батюшка, решивший, видно, приободрить товарищей:

— Утро ныне мудро: птицам на разлёт, добрым молодцам на расход…

И осёкся, увидев окаянную тяжёлую хмарь.

— А как бы добрым молодцам не в расход, — сказал Матадор. — Вы уж будьте поосторожнее. Говорил же — не стоит расслабляться…

Седой гусар подходил к каждому, объяснял, куда идти и что делать, сверял карты и часы. Потому что в Зоне строем не ходят даже военные сталкеры.

— Снайпер может залечь или тут, или тут, или на водонапорной башне, что вряд ли. Наверняка там кто-то нехороший уже обитает. Так, разобрались по группам. Одиночки, ищите временного связчика, не тот случай, чтобы по одному шляться…

— На хрен мне связчик? — взвился Идол, паренёк весьма истеричный и конфликтный. Удивительно, что в Зоне он ходил уже довольно долго.

— Всё-таки я иногда жалею, что мы не военкеры, — сказал Матадор. — Там не уговаривают. Пойдёшь с Коломбо — он такой же отлюдник, зато стреляет хорошо… Печкин, с кем свяжешься — с Киндером или с Мастдаем? Паганель пойдёт с нами, есть для него дело…

— Да я с тобой привык и с Мылом, — сказал Печкин.

— Отвыкай! — сказал Матадор. — Ты уже большой… Кстати о Большом: Киндер, что слышно от твоего шефа?

— Ничего не слышно, — сказал Киндер. — Нету его нигде — ни в офисе, ни в Москве. Секретарша говорит, он где-то с генералами перетирает. Твердолаптева-то сняли, а новая метла собралась чисто мести…

— Плохо, — сказал Матадор. — Как бы опять нам с сапогами не схлестнуться… Вот же не вовремя!

— Я лучше с Мастдаем пойду, — сказал Печкин. — Он вон какой здоровый!

— Ладно, — сказал Матадор. — Значит, Киндер безработный снова с нами… Слушайся Мастдая, как меня, и даже лучше, потому что у него плюха тяжелее…

— Да уж знаю, — сказал Печкин.

— По уму, нам бы лучше отсидеться, — сказал Матадор. — Но это будет не по совести. Нарушил этот гадский снайпер всё наше хрупкое равновесие — кто стрелял? Чей стрелок? Ах, не ваш? Не выдумывайте про какого-то майора… Дуче, «долговцы» в курсе?

— В курсе-то в курсе, — сказал мордастый Дуче. — Но все равно грешат на «Свободу»… Да ещё какая-то комиссия из «Гринписа» примчалась на базу миротворцев. Расследовать, кто бедных мутантов газами травит…

— Удружил майор, — сказал Матадор. — Незаметно просочился через Периметр… Видите, бродяги, как всё смешалось в доме Облонских?

— Это которые Облонские? — встрепенулся миномётчик Умная Маша. — Это которые на хуторе Хвойная Поляна каннибализмом занимаются? Я бы им всё в доме перемешал… Дал бы бог прицелиться…

— Э, нет! — вскричал Матадор. — Партизанщину свою не берите! Хватит с нас вашего дружественного огня…

— Ладно, — сказал Умная Маша. — А я-то думал: забомбим балочку и проскочим… Была бы честь предложена…

— Ну, голова он у вас, — сказал Печкин, когда вожак миномётчиков поволок опорную плиту Колчаку на сохранение. — Как он с такой головой по Зоне ходит?

— Не у вас, а у нас, — сказал Матадор. — Привыкай. А ходит он в Зоне получше меня. Он любую «воронку» или «карусель» обойдёт без всяких гаечек. Как бы в компенсацию за умственное калечество…

Наконец разобрались, Батюшка перекрестил каждого персонально — и разошлись группы по разным намеченным маршрутам к одной Михалёвке. В Зоне прямых путей не бывает.

Печкин пошёл с Мастдаем не потому, что всерьёз обиделся на Киндера. Просто захотел усложнить себе жизнь. Надо с любым человеком уметь наладить отношения.

— До насыпи дойдём свободно, — учил Мастдай по дороге. — Не пялься на тех из наших, кто в зоне видимости. Перед насыпью остановимся…

Насыпь была свежая, как будто Его Величество Выброс взял и смял равнину громадными ручищами… Как будто игрок воспользовался редактором карт и поменял рельеф местности.

— Вот, смотри на ПДА, — сказал Мастдай. — Да не в этом режиме! Вы что, с Матадором и хохлом только водку жрали? На насыпи вроде ничего нет, зато за ней схарчит нас «вороночка»… Что значит не видно? Я сказал — есть, значит — есть. Поэтому Пройдём влево метров пятьдесят…

— С большим походом будет, — сказал Печкин, желая продемонстрировать, что он не только водку жрал со своими наставниками. — Двадцати бы хватило…

— Поход костей не ломит, — сказал Мастдай. — Топай.

За насыпью местность была открытая и пустая, только лежал полузакопанный грейдер.

— Ну вот, а ты говорил, — сказал Мастдай. — Техники всегда бойся! Там сидит штука посильнее «вороночки», и мы бы в неё прямёхонько скатились…

— Неуютно здесь как-то, — сказал Печкин. — Один как на ладони, все пули в одного…

— В Зоне уютно не бывает, — сказал Мастдай. — Но такие места я особенно не перевариваю. Поэтому постараемся проскочить как можно скорее… Не бегом!

— Вообще-то у меня ПДА прямо в шлеме, картинка перед глазами, — сказал Печкин.

Его дорогостоящая снаряга пообтрепалась, но служила исправно. Только вместо капризной швейцарской ружбайки Матадор вручил ему удобный «абакан», добавив при этом:

— Не выёживайтесь с вашим Шнитке, Иван Петрович, слушайте русскую народную песню «Валенки»!

— Так а хрюли ты молчишь? — сказал Мастдай.

— Так а хрюли выёживаться? — сказал Печкин. — Если я полный дуб по Зоне…

Шлем журналиста был предметом зависти всех вольных сталкеров. Подобные есть у военных, но только у старших офицеров, которые в Зону не ходят. Но для страховки Матадор всё же велел Печкину взять и стандартный ПДА — им-де хоть гвозди заколачивай, вещь проверенная. А со шлемом мало ли что может случиться…

— Там ещё куча опций, — сказал Печкин. — Потом Марконя мне их поотключал почти все. Там и голосовое предупреждение было — «эномэли райт», «эномэли лефт»… Но Матадор сказал-что так я ничему не научусь, а вляпаться могу… А вот SOS в случае чего передаётся автоматом…

— Хорошая штука, — сказал Мастдай. — Но я её ни за какие коврижки не напялю. Уж если куда вляпаешься, так сам виноват, а не японец, который контакт не допаял…

— Японцы уж давно ничего не паяют, — сказал Печкин. — Лазер ещё там хороший — и осветить, и ослепить…

— Хорошо, — сказал Мастдай. — А в деле-то его испытывали? Отзывы какие?

— Это опытная модель, — сознался Печкин. — Боюсь, что как раз я её и испытываю… Подарок Большого!

— Нельзя в Зоне надеяться на электронику, — сказал молдавский грузчик. — Вон она Радар-то как переделала! Может, это она, Зона, тебя и ведёт…

— Отключено всё, — сказал Печкин. — А композит шлема очень прочный…

Над пожухлой травой выставился одинокий тушканчик — тварь забавная, но зубастая, как Стич из мультфильма.

— Патроны береги, — сказал Мастдай. — Зашевелились, твари, почуяли… Эх, простояла бы ясная погода подольше — может, и передохла бы вся мутня…

— Зона родила бы новых, — сказал Печкин. — Наделала из нашей же протоплазмы…

— Так, — сказал Мастдай. — Стоп. Вон лежит опора… Что тебе картинка говорит?

— Вроде чисто, — сказал Печкин.

— Такого быть не может, — сказал Мастдай. — Опоры безнаказанно не валяются. «Электры» их любят. Видишь слева — там другая опора, стоячая, хоть и перекосилась. Значит, между ними могут оставаться провода. Их могли и мародёры оприходовать ещё в советское время, а могли они и остаться…

— И что тогда?

— А тогда они до сих пор под напряжением, — сказал Мастдай. — «Электры» по ним как бы растекаются, вот прибор и не видит… Только напруга там помощней…

Всё, что служило человеку, Зона постаралась переделать ему во вред, думал Печкин. Это надо будет подчеркнуть в сценарии. Или в романе. Нынче ведь романы так и пишут — эпизодами, экспликациями, ретроспективами да флэшбэками… Хоть и дико звучат такие слова в Зоне…

Проржавевший комбайн, почуяв человека, может начать двигаться, давить и резать. Высохшая вчистую бензозаправка может выбросить внезапный протуберанец. Из силосной ямы на центральной усадьбе колгоспа «Червоный незаможник» может подняться псевдогигант. На сельском кладбище в Лубениках могут выбраться из склепа Ходкевичей вполне активные носители славной гетманской фамилии…