Человек с Марса - Станислав Лем

— Следовательно, они тоже овладели поверхностью планеты, вытесняют и уничтожают других животных? — прервал я профессора.

— Что значит — тоже? — спросил он. — Наши средства — ребячество… О, они умеют убивать, но в их железных футлярах скрываются более серьезные вещи… — и, отвечая на наши удивленные взгляды, добавил: — Ну, не в голове же, ведь голов у них нет. И перестаньте меня все время перебивать. Так вот, несмотря на все их возможности, это очень печальная страна, потому что я вообще не видел цели в их деятельности. Конечно, какое-то время я восхищался автоматами, иногда каким-нибудь ареантропом, который на значительном расстоянии уничтожал ненужный или мешающий каменный выступ или, наоборот, чудесным путем создавал какой-то предмет из ничего… Я осматривал их эллипсоидные залы, подземелья, в которых не видишь, но воспринимаешь все каким-то волшебным органом чувств, но я не улавливал смысла их действий, не видел цели, а одну лишь перегруженность поразительными деталями. Есть ли у них человеческие инстинкты? Чувствуют ли они? Любят ли? Ненавидят? Зачем на Землю прибыло так поразившее нас создание? Макмур, вы не задумывались над этим в своем «сне»?

— Нет, признаться, я был слишком ошеломлен, профессор…

— Скверно… Я не хотел поддаться страшной чуждости всего увиденного, чуждости, поражающей меня как человека, как ученого, как представителя Земли, наконец… Я хотел видеть сквозь нее, вне нее. Это было чрезвычайно трудно, ибо множество явлений я понять не мог. Как они живут? — вопрошал я. Ну, хорошо, я наблюдал, как они беззвучно передвигаются, и думал: быть может, я вижу лишь часть явлений. Ведь он, погрузив меня на Земле в свой марсианский мир, не мог наделить новыми средствами восприятия. Мы как бы видели в темноте, но я воспринимал это как некий импульс, активирующий кору моего мозга при закрытых глазах. Так происходит во сне. Но, думал я, может, они воспринимают как блаженство инфракрасное или, например, космическое излучение? Может, какое-то иное проявление материи? А если марсианину доступно чувство юмора, то ему мог бы показаться смешным вид курящего человека или пожирающего какую-то падаль, залитую вдобавок ее соусом и сваренную в грязной воде… Или, к примеру, футляры из ослиной и коровьей шкуры на ногах, все эти наши одежды, сшитые в виде мешка, рассеченного к тому же спереди, с трубами для рук и ног… и так далее и так далее. Математика — да, техника — разумеется, но эти смехотворные штучки… Наши ежедневные увеселения, вроде стаканчика водки, ну, а проблема женщины, то есть вообще пола?

— И долго вы еще намерены пытать нас, возбуждая любопытство? — проговорил Линдсей. — Пожалуйста, профессор, ответьте наконец на этот миллион вопросов.

— Дорогие мои, не думайте, будто я забыл о том, что наш друг, инженер Финк, сидит на третьем этаже и вынужден, похоже, выполнять приказы ареантропа, который что-то там творит… замышляет… не знаю, против ли нас, против ли человечества? Что мы можем сделать?

— Взорвать дом, — крикнул вдруг Фрэйзер. — Мины подложены под фундаменты с позавчерашнего вечера. Главный запал по указанию профессора питается не от сети, а от аккумуляторов…

— Только, пожалуйста, без меня, или вы хотите отправить всех на тот свет только потому, что профессору грезится героическая смерть? — с дрожью в голосе спросил Джедевани. Мне показалось, что он был в ярости.

— Успокойтесь и сядьте, — улыбнулся профессор. — Это уже в крайнем случае. Рубильник рядом. Я не забывал о нем ни на минуту. Благодарю вас, Фрэйзер. Он ведь был у меня под рукой в ту критическую минуту, когда марсианин отшиб у меня ум, прежде чем одним прикосновением послать нас всех на Марс.

— То есть? — крикнули мы, а я добавил: — Профессор! И вы не включили рубильник? Я б это сделал, ведь я шотландец!

— А я ждал, — сказал профессор. — Я рассуждал просто: зачем ему нас убивать? Какая ему от этого польза? Я уже знал, что он — чертовски умное создание и ему нет нужды нас убивать, потому как корысти ему с этого никакой, ничего плохого мы ему уже сделать не могли, а убивать ради удовольствия? Увы, я верю, что такое свойственно только человеку, — добавил он тише. — Я хотел испить до конца чашу сию, и не сожалею. Не знаю, возможно, наш гость, используя несчастного Финка, готовит аппараты для уничтожения мира, возможно, они хотят всех нас прикончить, чтобы колонизировать Землю, ибо им у себя тесно.

Я встал.

— Хорошенькое дельце! А мы сидим себе и в ус не дуем. Нет, пока я еще могу хоть мизинцем пошевелить…

— Садитесь, садитесь! Почему же вы не пошевелили мизинцем утром? сказал профессор. — Что делать, он сильнее нас. Вы обратили внимание: время для него — совсем не то, что для нас. Как я установил, ему понадобилось меньше секунды, чтобы записать два металлических цилиндра… И это еще не все. Коснувшись щупальцем — а это отняло у него всего несколько мгновений, — он погрузил нас в состояние поразительного сна или гипноза, содержание которого для каждого он создал и передал почти моментально. Наши мысли, дорогие коллеги, по сравнению с интеллектуальными процессами марсианина ползут как улитки. Разве вы не понимаете, что даже при всех прочих равных условиях он способен познать тысячи истин, пока мы познаем одну?

— Профессор, — сказал я, — мы знаем, вы правы. Он сильнее. Поэтому говорите, ответьте на вопросы, поставленные вами же.

— Друзья мои, — ответил Уиддлтон, — мне ужасно тяжело. Так просто что-либо уничтожить и так трудно потом исправить ошибку. Существуют различные истины: есть созидающие, но есть и разрушающие. Поэтому я в нерешительности…

— О чем вы? Я вас не понимаю. Они пьют кровь? Режут друг друга? Может быть, съедают? — сказал я. — Давайте, смело, профессор, нам это знакомо… Все это есть и на Земле, так чем же можно нас поразить? Смешно…

— Нет, дорогой друг, не смешно, а страшно, — возразил профессор, — ибо то, что я видел, разрушило мои представления о многом, может быть, обо всем. Внешне я вроде бы остался прежним, верно? Однако я отличаюсь от вас. Я уже знаю, в чем цель и смысл жизни. — Он замялся. — Я побывал в южном полушарии Марса, — сказал он и громовым голосом добавил: — Кто-нибудь из вас еще был в южном полушарии?

— Я видел то же, что и Макмур, — заметил Фрэйзер.

— И я, — подтвердил Линдсей. — Видел сеть каналов, заполненных какой-то жидкостью, машины… Говорите, профессор, говорите…

Старик наклонился, лицо у него побледнело.

— Да, я был в южном полушарии, — повторил он таким странным голосом, что мне стало не по себе.

— И что вы там, черт побери, видели?

Профессор раскрыл рот. В этот момент дверь отворилась и какое-то качающееся, трясущееся тело ввалилось в зал, сделало несколько шагов и повалилось на пол.