Рассказы писателей Каталонии - Пере Калдерс

— Как пишется слово «экстерьер»?

— Вначале — э оборотное, потом к, с, т, е, р, мягкий знак, е, р.

— Как приготовить омлет?

— Надо взбить яйцо в тарелке, немного посолить, добавить капельку молока, чуть-чуть петрушки, вылить все на сковороду, поджарить, а потом перевернуть. Ну и, конечно, масла надо положить совсем немного. Настоящий омлет должен быть слегка недожаренным.

— На каком боку ты спишь?

— На правом.

— Тебе делали прививки?

— Да.

— Ты когда-нибудь писала письма кинозвездам?

— Нет, никогда.

— Сколько будет шестью семь?

— Сорок два.

— Что ты думаешь о социальных проблемах?

— Что не стоит этим забивать себе голову.

— Великолепно! — воскликнул я. — Кажется, ты будешь идеальной женой.

Затем стала спрашивать она. Наступил мой черед отвечать.

— Ты любишь футбол?

— Нет, совсем не люблю.

— Сколько раз ты собирался жениться?

— Всерьез — тринадцать.

— Какой табак ты куришь?

— Крепкий.

— Ты любишь посмеяться над людьми?

— Нет.

— Тебе нравятся сентиментальные романы?

— Терпеть их не могу!

— Ты хорошо относишься к женщинам вообще?

— Нет, плохо.

— Прекрасно, — заключила она, — из тебя выйдет идеальный муж.

Итак, мы оба были удовлетворены, оставалось только пожениться.

Само собой разумеется, мое прошлое отнюдь не было безупречным. Несколько лет тому назад, когда мне приходилось много колесить по Европе, я женился на одной итальянке из Рима, такой же нежной и сентиментальной, как песни ее родины. Мы познакомились при столь необычных обстоятельствах, что, пожалуй, не стоит здесь о них рассказывать. О моей женитьбе не знал никто, кроме одного приятеля, можно даже сказать друга, который сейчас жил в Лондоне. Этот человек в свое время вернул шведскому правительству крупную сумму денег, похищенную из государственной казны. Кажется, у него заговорила совесть. С другой стороны, я женился под чужим именем, вернее, под одним из тех имен, которыми пользовался, чтобы сбить с толку полицию двадцати трех стран, чересчур интересовавшуюся вашим покорным слугой, так что обвинение в двоеженстве мне вряд ли угрожало. А если бы кто-то и попытался, то ему бы пришлось изрядно попотеть, распутывая длинную цепь имен и адресов, через которую фирма Кука пересылала мою корреспонденцию. Правда, этот способ имел свои неудобства: довольно часто я получал чужие письма, а когда наконец приходили те, что действительно были адресованы мне, новости, заключенные в них, уже успевали порядком устареть. Что же касается первой жены — имеется в виду хронологический порядок, — то до нее дошли слухи о некоей катастрофе; бедняжка, по всей вероятности, сочла своего мужа погибшим и воспользовалась случаем, чтобы немного поплакать, а затем последовать моему примеру и вступить в столь же незаконную связь. Такова хваленая чувствительность женщин, будь они хоть сто раз итальянками.

Мы поженились. Наша семейная жизнь началась удачно и обещала быть счастливой: ведь ни тещи, ни свекрови не было и в помине. Само собой разумеется, моя супруга должна была употребить все свои способности и приложить немало усилий, чтобы, во-первых, освоить заочный курс кулинарного искусства, во-вторых, прослушать программу радиопередач для молодоженов и, наконец, обучиться по телефону составлению семейного бюджета; и все это, не считая отдельных ценных указаний, которые давал ей я. Кроме того, соседки со своей стороны преподали ей несколько уроков злословия. Но должен признать, что ученица не оправдала надежд, которые возлагали на нее учителя; она была еще слишком молода.

Моя профессия оставалась для жены тайной, а я, само собой разумеется, старался и дальше держать ее в полном неведении и, ссылаясь на неотложные дела, проводил вдали от семейного очага столько ночей, сколько это было нужно для моих черных дел. Это продолжалось до тех пор, пока однажды утром…

…Однажды пасмурным и холодным утром, когда на пустынных улицах глухо отдаются осторожные шаги и даже собственная тень кажется нежелательным свидетелем, я тайно проник с весьма неблаговидными целями в дом некоего миллионера. Великолепный густой сад был изучен вдоль и поперек, а вот с комнатами дело обстояло хуже. Однако мне было известно заранее о существовании одного окна, которое, как я и думал, открылось без особого труда.

Когда луч фонарика прорезал темноту в первой комнате, стало ясно, что это столовая. По моим сведениям, кабинет находился в конце коридора, в противоположном крыле здания. Стараясь не шуметь и испытывая то особое и, надо заметить, довольно приятное возбуждение, какое переживает всякий, кому приходится красться в чужом доме, я медленно продвигался вперед по коридору. По обе стороны тянулись двери, хранившие, вероятно, немало тайн, но мне было некогда. Вот небольшая квадратная комната. Это гостиная. За ней коридор шел дальше. Закрытая дверь в глубине должна вести в кабинет. Открыть ее было минутным делом.

Луч света от фонарика пробежал по двум стеллажам с книгами, по письменному столу, по камину… И вдруг — меня точно громом поразило. На каминной полке в черной стеклянной рамке стояла фотография. Лицо показалось мне знакомым и даже больше — родным. Сперва я просто глазам своим не поверил и подошел поближе, боясь, что предположение подтвердится. Ошибки быть не могло: из-за стекла на меня смотрело красивое и улыбающееся лицо моей таинственной жены.

Я сразу забыл, зачем пришел в дом, и чувствовал страстное желание раскрыть тайну нашей удивительной встречи и одновременно уверенность: эта фотография, этот дом могут подсказать мне ответ. В голове роились тысячи вопросов, но среди них был один, самый важный. Как очутилась здесь ее фотография? Я машинально взял портрет в руки и несколько минут внимательно рассматривал, пока не решил: чтобы раскрыть тайну, надо действовать. В эту самую минуту в комнате бесшумно зажегся свет и за моей спиной раздался голос, который был мне безумно знаком. Какой-то молодой человек сказал повелительно:

— Не двигайтесь!

Не выпуская из рук фотографии, я медленно повернулся и вздрогнул от изумления. Возле двери, все еще держа одну руку на выключателе, а другой сжимая пистолет, стоял человек, необычайно похожий на меня. Он рассматривал мое лицо скорее с любопытством, чем с негодованием. Самым странным было то, что двойник, казалось, вовсе не был удивлен нашим поразительным сходством.

Не говоря ни слова, он подошел к телефону, который стоял на столе, и, прежде чем поднять трубку, сказал:

— Будьте любезны, поставьте фотографию на место.

Я подчинился, машинально продолжая разглядывать его.

— А теперь садитесь, — приказал он.

Убедившись, что приказ выполнен, хозяин дома, не спуская с меня глаз, вызвал полицию, потом опустился на стул, вытащил сигареты и молча протянул одну через стол. Я тоже ничего не говорил, потому что в тот момент был не в силах произнести ни звука. Привычное хладнокровие куда-то исчезло, вместе с обычной живостью и находчивостью. Эти качества не раз выручали меня в бесчисленных переделках, которыми изобиловала моя жизнь, но теперь, казалось, я превратился в жалкую тряпичную куклу, безвольную и лишенную способности мыслить.

Так мы и просидели молча до прихода полиции. Я не пытался бежать и без сопротивления дал надеть на себя наручники и увести…

Потом — допросы и несколько месяцев тюрьмы. За все это время никто не пришел навестить меня, и я не знал ничего о том, что происходит в мире. Потом — освобождение и возвращение домой. Но моей жены там не оказалось, в нашей квартире жили какие-то незнакомые люди, а консьерж заявил, что никогда не видел меня. Тогда я отправился в дом миллионера, и там…

…там, когда я курил, уютно устроившись в своем любимом кресле, мне вдруг припомнилась одна история. Как-то раз, это было давным-давно, в мой дом забрался вор. Этот человек был удивительно похож на меня. Когда я вошел, он пристально рассматривал портрет моей невесты.

Агентство

Несмотря на красивую вывеску — A.T.E.N., — агентство, занимавшееся оформлением купли-продажи предприятий и контор, имело более чем тривиальную историю. Да и цели оно преследовало весьма прозаические, хотя и несколько необычные. Его основатель, Жозеп Фреу, к тридцати двум годам уже перепробовал множество профессий: торговал винами и иными спиртными напитками от имени одной солидной фирмы, получая от заключенных сделок скромные комиссионные, работал в рекламном бюро, потом помогал уличному разносчику мыла и бритв сбывать товар, служил капельдинером в заштатном театре и т. д. и т. п. Короче говоря, он всегда жил впроголодь. И вдруг неожиданно для него начался период благоденствия.