Как мальчик Хюг сам построил радиостанцию - Фрэнсис Ролт-Уилер

Приемник с детектором.

При помощи этого магнитного детектора Маркони осуществил свой 155-мильный рекорд с острова Уайт в Корнуэльс. Это был громадный шаг вперед, так как это давало возможность пользоваться телефоном для приема, а комбинация телефона и человеческого уха является очень чувствительным инструментом.

Достигнув таких результатов, Маркони стал работать над тем, что тогда казалось невозможным — беспроволочная передача телеграмм через Атлантический океан. Тут уже была недостаточна сила батарей и индукционных катушек, и Маркони пришлось отклониться от пути, указанного Герцем. Флеминг, впоследствии прославившийся как изобретатель термионического детектора (катодной лампы), стал главным инженером-конструктором Маркони, и радио вошло в новую стадию развития, требующую больших и дорого стоящих установок.

Все эти ступени применения старого и изобретения нового, пройденные Маркони с необыкновенной быстротой — менее чем в 6 лет, Хюг повторил в шесть недель под руководством Бёка Торна.

Первая модель была почти закончена, когда знаток радио явился в Муравьиную долину. Хюг заметил, как многие мальчики, вероятно, что ничего нет легче, чем сделать простой аппарат, с помощью которого Маркони творил чудеса. Изумительно было, как мог молодой изобретатель достигнуть такими простыми средствами поразивших мир результатов.

К началу занятий в школе, Хюг под руководством Торна воздвиг в шалаше передающий аппарат такого типа, как тот, с помощью которого Маркони посылал телеграмму на сто миль. На школьном доме он также устроил мачту и заключенный в крепкий шкафчик приемный аппарат старого образца с грубым самодельным кохерером Бранли и аппаратом Морзе. Школа была всего в четырех милях от шалаша, так что посылать сигналы было легко.

Новый учитель, привыкший к всеобщему интересу, вызываемому всюду радио, был раньше удивлен, затем расстроен, и, наконец, возмущен безразличием детей. Одни считали радио трудным, другие боялись его, большинство же заявляло, что родители запретили им иметь дело с этими приборами.

Этого Бёк Торн вовсе не ожидал. Он думал, что его встретят, как благодетеля. Тогда он решил «почистить», как он выражался, долину в самый короткий срок. Если бы он встретил открытое сопротивление, он бы знал, что делать. Но тут он попал в совершенно чуждую ему среду. Ему до сих пор не приходилось сталкиваться с тупой инертностью людей, боявшихся каких бы то ни было перемен, и в то же время снедаемых гордостью. Население просто не хотело слушать, пришелец не мог произвести на них ни малейшего впечатления. Их косность и вялость делала их недоступными влиянию.

Вдобавок, как ни стыдно было Бёку Торну сознаться, в школе его работа шла хуже, чем у мисс Фергюсон. Меньше детей посещало школу, а немногие посещавшие не были особенно прилежны. Правда, с ним никто не решался шутить, но и сторонников у него не было.

Айртон сдержал слово, поддержал кандидатуру Торна, но продолжал держаться своей враждебной позиции по отношению к радио. Речи Тысячелетнего Джоэ также продолжали приносить плоды.

Уот Берк, большой сторонник Хюга, придя однажды в шалаш, где ему показали новую работу последнего, сказал учителю:

— Дело неладно, Бёк Торн. Эта работа может быть и первый сорт, но все это ни к чему не приведет. Я думал, когда вы приехали, что вы заберете в руки всю долину, и все станут сочувствовать радио, а вышло наоборот, настроение теперь хуже, чем было до вашего приезда.

Торн молча согласился: он сознавал, что Берк прав. Не слыша ответа, винокур продолжал:

— Вы извините меня, если я скажу, что вы не с того конца начали. У здешних жителей есть своя гордость, даже слишком много ее, и ваше намерение заставить всех плясать по вашей дудке никому не могло понравиться. Я не нападаю на вас, я на вашей стороне, но не надо обманываться. Может быть вы не виноваты — люди бывают разные. Вы не похожи на нас, или мы на вас — как хотите. Но у вас тяжелая рука, и вы слишком натянули поводья, а с некоторыми лошадьми надо обращаться осторожнее.

Я вот уж тридцать лет стараюсь ладить с завистливыми соседями и акцизными чиновниками. Я знаю здешний народ, и вижу беду, когда она приближается. И если не случится ничего, что бы говорило в вашу пользу, вас скоро выбьют из седла.

— Я несколько раз говорил тут о радио и его значении. Они не могут отговариваться незнанием. А выбить меня из седла — я бы хотел, чтобы они попробовали это сделать! Я бы им показал тогда!

— Говорить — ничего не стоит, — сказал Берк. — Половина не верит вам, другой половине вообще безразлично. Какое дело горцам до пользы, которую беспроволочный телеграф приносит судам, когда они никогда не видели ни моря, ни корабля? Какое дело им до аэропланов? Никто тут не собирается путешествовать по воздуху. Что же до Сахары и до Северного полюса, так вы с таким же успехом могли говорить о луне. Ну, а чтобы Муравьиная долина интересовалась развитием науки, я думаю, и вы не ожидаете.

Бек Торн чувствовал, что каждое слово било прямо в цель.

— Что вы хотите сказать, Уот Берк? — спросил он. — Вы еще не все сказали, я вижу. Я признаю, что я не так взялся за дело. А как бы вы поступили?

— Ну, если вы хотите, я скажу, что вам бы надо было продолжать, как начал Хюг. Когда началась вся эта история с электричеством, Хюг очень много выиграл тем, что помог моей жене, а он ей очень помог. Почему люди хорошо к нему относились? Они видели, что его работа полезна для них. Если бы моя жена была из соседней долины, им не было бы до нее никакого дела, они интересовались потому, что она своя.

— Тут особенно гордиться нечем.

— Может быть, но это все-таки так. Что до мальчика, так он, конечно, мог писать в журнале помягче, не наступать людям на ноги. Но все знают, что он молод, и неприязнь к нему скоро прошла бы. Беду наделали другие статьи в журнале, особенно про певицу. Пожалуй, и я немного виноват — я слишком резко поговорил с Айртоном. Когда шалаш сгорел, больше двух третей населения приняло участие в постройке нового, а люди здесь не любят работать больше, чем им надо. Тогда опять стали хорошо относиться к Хюгу. Потом вы приехали и сразу стали гладить их против шерсти. Вы сказали Айртону, что «почистите» долину и покажете нам. как себя вести. Это все знают. А если мы не хотим, чтобы нас учили? Особенно чужой человек. Вы все время рассказываете о значении радио для других и собираетесь здесь устроить станцию. Для чего? Для нас? Нет, чтобы передавать через нее чужие телеграммы—«переходить из одного места в другое по нашим шеям», сказал кто-то на днях. Это не пройдет.

— Пройдет, — был ответ. — Не думайте, что если я приехал специально с тем. чтобы устроить станцию, необходимую для общего блага, я позволю кучке горцев помешать мне!

— Помните, что они живут здесь уже больше двухсот лет. Это их земля. Они в своем праве. У них есть свои взгляды. Пусть эти взгляды отсталы, но, ведь, это не преступление. Вашими приемами вы ничего тут не поделаете, Бёк Торн, это говорю вам я— один из ваших друзей. Мы тут нелюдимы, и нам нет дела до других. Население долины хочет знать, что может радио дать им; если ничего, тогда — Берк пожал плечами, — ну. тогда что-нибудь случится. Опять сожгут шалаш или как-нибудь повредят провода; а отстраивать на этот раз уже не станут.

— И вы полагаете, что вся моя работа, включая и школу, где я преподаю даже без жалованья ни во что не ставится?

— То, что вы отказались от денег не принесло вам пользы, так как все решили, что вы богатый человек. Они даже возненавидели вас еще больше — мы не горожане, которые относятся к человеку тем лучше, чем у него больше долларов. А преподавание, так все говорят, что любая женщина могла бы еще лучше учить детей, и жалеют, что не пригласили опять мисс Фергюсон. А когда вы выстроите вашу станцию, можете быть уверены, что в первую же темную ночь она будет испорчена.

— Пусть они только сделают это открыто… — Бёк Торн сжал свой могучий кулак.

— Зачем Вы уедете, они останутся; стоит только дождаться вашего отъезда. Вы природный борец, Торн, они это знают и я это знаю, и я на вашей стороне в вашей нынешней борьбе. Но какой толк бороться, если победа не принесет никаких плодов? Нельзя насильно заставить какую-нибудь вещь нравиться.

По моему вам надо сразиться с самим собою. Измените ваш образ действий, постарайтесь победить другим путем. Заставьте радио служить долине и они примирятся с вами. Если радио такая замечательная вещь, как вы говорите, так покажите, что оно может сделать для нас. Вот ваша задача.

Бек Торн посмотрел на него:

— Легко сказать, но не так-то легко сделать!

— Попробуйте, докажите, что вы достаточно сильны для этого.

Нахмурившись, но не сдаваясь пред трудностью задачи, как не спасовал бы он пред бандой врагов, Торн положил руку Хюгу на плечо.