Исповедь палача (СИ) - Меркушев Арсений Викторович

Еще раз — прости меня, я очень сожалею о том, что сделал 15 лет назад”.

А нифига я не сожалел! Светка и Гоша сами были виноваты! Или обстоятельства, или звезды, фатум, рок, судьба. Но ни я!

Отбить этот удар дубины было нельзя, и нельзя было от него увернуться. Но у меня хватило сил сделать шаг навстречу поднятой руке, и нанести свой удар.

Толстое стекло не может передать тепло рук, но этого и не надо. — Осужденный Завизион кладет ладонь на холодный лед стекла, и Слава, его старший братик — еще не старый грузный мужчина все понимает и тоже кладет ладонь с другой стороны.

А потом осужденный Завизион уходит.

Снова пробуждение. Исповедь уже закончилась, и начался молебен. Петь братья будут еще минут 15 или 2,5 свечи по нынешней системе измерения времени, а значит, у меня есть время на последнюю серию…

Ну, вот кажется и все. Осужденный Завизион Станислав Юрьевич решает пойти по пути наименьшего сопротивления. — Бежать!? — Да, это будет своего рода побег.

Можно ли повеситься на высоте полутора метров при росте 1,7? Вполне! Нужно лишь правильно упасть. — Запястья рук аккуратно прикручены к лодыжкам — распутать этот нехитрый узел хватит и 3–4 секунд, но в падении с высоты курятника (кровать; спальное место на втором ярусе.) у меня их не будет, а там — рывок, и треск ломающихся шейных позвонков.

И сейчас будет поворот волчком. И будет Падение. И краткий миг животного страха, и хруст шейных позвонков, и ощущения что все уже кончилось, что больше ничего не надо бояться — все худшее уже случилось…

Но вместо всего этого вдруг накатывает разочарование, и обида, и радость, дикая животная радость. Потому что уши не слышат хруста ломающихся позвонков, и руки в агонии не пытаются судорожно скинуть свои путы. Зато слышно с шумом распахивается двери камеры, зажигается свет и чей-то голос орет: — Заключенный Завизион, с вещами на выход. И тот, кто был Стасиком, и стал заключенным Завизионом, делает еще один шаг к тому, что бы перестать быть человеком, и превратиться в белую подопытную мышку, стать малоценным и быстроизнашивающимся предметом, расходным материалом темпорального эксперимента…. и старшим дознавателем Ордена.

…Пробуждение…Кто-то осторожно трогает меня за плечо.

— Брат Домиций — мы ждем Вас.

— Хорошо, тогда зажгите свечи и готовьтесь.

Они уходят, что бы подготовиться к мистерии, а я чищу мозги от дремоты.

Коллектив должен быть единым, чувствовать сплоченность. Как этого достичь? — Лозунгами? — Ерунда!

Пьянками и корпоративами? — Неплохо, но не в нашем случае.

Основатели Ордена сумели найти тут тонкую грань, где можно уместить мирское, и светское, и мистическое, и самое обычное — плотское, самое, что ни на есть плотское.

У любого неофита есть свои недели слепоты, когда ему завязывают глаза, и он должен большую часть суток жить, ходить по цитадели, выполнять работу, молиться, руководствуясь только указаниями своего поводыря из братьев, или нескольких братьев или сестер. Что-то вроде: „В двух шагах впереди ступенька, Зосима”, или „Держи мою руку, брат, впереди лестница на 7-й уровень цитадели”.

Братья должны доверять друг другу, и Орден не может позволить себе ждать, пока неофит, полубрат или новообращенный привыкнет к мысли, что вокруг него свои, при чем настолько свои, что брат по Ордену становится братом в самом что ни на есть близком смысле слова.

Ломка происходит очень быстро. И все это при помощи нескольких простых методик, — вроде недели слепоты, когда лишь рука брата и его тихий голос служат тебе вместо глаз, или мига доверия, когда послушник должен, сложив руки на груди, упасть с крепостной стены, глядя в небо и веря, что братья внизу его поймают.

Но это для неофитов. Для тех же, кто уже принят в Орден таинства более высокого уровня. Например, Постное Радение. Такое как сегодня.

Сегодня Радение будет вести Савва, а я буду замыкать.

Высоко и протяжно он начинает: — Нет Бога кроме Яхве, а Орден десница Его!

Мы повторяем за ним: — Нет Бога кроме Яхве, а Орден десница Его!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Повторяем трижды, а потом начинается наш зикр, круг или радение, — назвать это можно по-разному.

Теперь моя очередь около часа читать короткую, на два десятка слов, молитву, задавая ритм, произнося одни слова на вдохе, а другие на выдохе. Рано или поздно глаза участников становятся стеклянными и они начинают раскачиваться.

Все! Теперь снова очередь Савуса — он встает и протягивает руки в стороны, приглашая составить круг, и мы «склёпываем» наше коло: рука правая — дающая — повёрнута ладонью вниз, а рука левая — берущая — ладонью вверх. Затем начинаем движение противосолонь (против часовой стрелки) — сначала медленно, затем всё более и более ускоряясь в едином ритме до невозможной обычному человеку скорости, повторяя одну из несложных церковных мантр, погружаясь в транс хоровода, который трудно передать в словах и даже показать, а нужно быть внутри, что бы чувствовать его.

Сейчас середина весны, и все утомлены постом, а потому и Радение Постное. Оно окончится внезапно, когда разорвется круг и кто-то из братьев закричит «Алиллуйя!», и к нему присоединятся остальные.

Постное Радение, пожалуй, самое целомудренное. Летом Радений нет — не до них, а осенью и зимой со словом «Алилуйа» Радение не прекращается, а продолжается, переходя в новую стадию познания Божественного — уже через познание ближнего своего, при-чем Познани в самом прямом смысле слова. В хорошем сексе тоже ведь есть что-то божественное.

Если я доживу до осени, Анжела, пожалуй, сумеет получить свое.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ «КАТАСТРОФА. НАЧАЛО»

Прошлое. Менее чем за 2 год до конца света.

Они старались не общаться друг с другом больше необходимого, хотя и работали в одной корпорации и в одном отделе. Но случай вновь свел их тут…Такое бывает, особенно если этому случаю помочь. И вот секретарь одного забывает забронировать билет на вылет из Киева, а второй неудачно оступается во время инспекции, получая растяжение связок и пару дней постельного режима. Совпадение? Но умные люди не верят в совпадения и знают, что самые лучшие из экспромтов это те, что подготовлены заранее.

Объект № 127 проекта «Темпос» имел не только производственный, жилой, энергетический комплексы, лабораторию и вертолетную площадку. Во избежание утечки информации — выходы за периметр объекта не приветствовались. Но люди есть люди. И им всегда хочется именно того, чего нельзя. Можно ли заставить их не желать запретного? Пожалуй, что нет. Но вот уменьшить раздражающий зуд желания — вполне.

Спортзал, сауна, штатная массажистка, и много чего еще — все это должно было скрашивать досуг немногочисленных сотрудников Темпоса в свободное от работы время. И не зря, не зря именно в сауне очень часто проходят настоящие переговоры и заключаются союзы и соглашения, которые лишь потом обращаются в бумагу. Когда и ты, и твой собеседник расслаблены, и раздеты, а значит и безоружны — это создает некую атмосферу открытости и доверия. И тогда можно договориться о многом и важном. Но ритуал должен быть соблюден. Сначала будет сауна, потом бассейн и снова сауна. Будет неторопливый разговор о мелочах, о погоде, о политике, о тупых местных и не очень умных коллегах. И лишь потом, когда оба будут готовы — они начнут говорить о главном, о том, ради чего организовывали эту «случайную» встречу.

— Вы верите в конец истории? — Пожилой толстячек решил начать первым.

- Я думаю, что вероятность не нулевая. — Отвечая это, его собеседник поменял позу, словно перестраиваясь из расслабленности и неге к важному разговору.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Да. Вы правы. Далеко не нулевая. Этой информации у вас точно нет, а я имею доступ далеко не ко всей, но и она говорит о том, что есть риск, — собеседник замялся, а потом продолжил, — …в общем, вы поняли. Поверьте, результаты работы по «Темпосу» пытались перепроверить, я бы так сказал, нестандартными методами.

— Какими?

— Например, привлекали людей с даром. Ясновидящих, шаманов и прочую шушеру.