Драконофобия в контракт не входит (СИ) - Гусина Дарья

— Нежить? Отроги? Я вашему диалогу не мешаю? — поинтересовалась я. — А то вы, может, запамятовали, что я тоже здесь. Мне кто-то объяснит, что происходит?

Маша воззрилась на меня с непониманием.

— Я ей потом расскажу, — кивнул ребенку маг.

Нет, меня все-таки игнорируют самым бессовестным образом! Ладно, подождем, есть хочется.

Девочка уселась на стул, с любопытством принялась следить за манипуляциями Ракитникова. Тот сложил себе что-то вроде фартука из полотенца, подкатил дырявые рукава свитера, протер кусочком лимона разделочную доску из набора посуды, что я когда-то приволокла из города для будущего шоу.

— Ассистируйте, барышня, — строго велел он мне. — Лук.

Я с невольной улыбкой протянула ему очищенную луковицу. Нож засверкал в руках мага. Острое лезвие порхало в нескольких миллиметрах от кончиков пальцев. У нашей маленькой гостьи округлились глаза. Каждый раз, когда порезанные овощи и куски куриной тушки отправлялись в миску, Маша вздыхала с облегчением.

— Масло! Разогрев! — командовал Петр. — Плесни воды, пусть карамелизуется. Выпарилась! Еще! Морковь! Мясо! Соус!

По кухне поплыл невероятный запах. Мы с Машей синхронно сглотнули слюну. Голод немного отвлек меня от слов мага. Отчего он решил, что девочка пришла с Отрогов? Откуда он знает, что у нее есть дед? Не отец, не мама, не бабушка — дед.

Разум мой не мог принять тот факт, что это был не обычный ребенок, а кто-то очень сильный магически… или что-то. Несмотря на страх и эманации мистической ауры девочки, к ней тянулось мое сердце. Тепло и уют — вот, что я чувствовала в присутствии Маши. От ее улыбки к душе приливали волны необъяснимого счастья. Никогда раньше я не испытывала особой любви к детям, они меня скорее раздражали. В их присутствии я невольно вспоминала свое детство — и боль накатывала, воскрешаясь из памяти.

— Не ешь больше конфет, — попросила я Машу. — Мне не жалко, но с холода нужно горячее пожевать. И для зубов сладкого много вредно.

— Ну, хозяин-то конфет не от зубной боли помер, — девочка хихикнула. — Небось теперь Нави служит.

— Что? — не поняла я. — Какой хозяин конфет?

— Той сумки владелец.

— А ну-ка поподробнее, — Петр отставил в сторону миску с крупой. Маше явно удалось его заинтриговать.

Девочка состроила важную мордочку:

— Так че подробнее-то? Маг это был, по ее душу, — трогательный пальчик с тонким золотым колечком и обкусанным ноготком показал в мою сторону. — В ручке сумки — магический шнур, пленников вязать, его не расплетешь даже сильным волшебством, можете сами потянуть и проверить. А в блокноте — заклинания усмирения, на всякий случай. Он ее боялся, магии ее. Тетенька, вы Рой благодарите, что похититель до вас не добрался. Сейчас бы вам не до еды было. Тетенька, а кому вы куриную гузку отложили? Собачке, да?

Словно холодная рука перехватило горло. Петр бросил на меня короткий взгляд и кинул ребенку:

— Много будешь знать, плохо будешь спать. Пойди пока по дому походи. Наверх поднимись, зеркала посмотри. Разрешаю трогать все. Но не ломать. Потом договорим.

— Ага, — девочка соскочила со стула и унеслась.

— А этот где? — маг поднял палец и покачал им из стороны в сторону, словно хвостом повилял.

— Спрятался, — хрипло ответила я. — Она его хозяйка. Он сбежал, боится теперь. Придет. Соскучился.

— Ого! Как догадалась?

— Ленточка. У него на хвосте была. Там обшивка такая… особенная, из бубенчиков тоже. И испуг его я почувствовала. Он на крыше сидит. Замерзнет — спустится. Дай воды!

Петр смотрел, как я пью, и помешивал мясо на сковородке.

— Ты поняла, что произошло?

— Да. Мачеха продала меня магам. Я такое предполагала, надеялась, что она не рискнет, побоится — столько лет скрывала меня от людей. Но она, полагаю, сильно разозлилась.

— Откуда она узнала об акциатто?

— Помнишь, я говорила, что в замок приходил дракон? Он из местных, из сильверградских. Он пообещал Игрид отказаться от моего приданого и, видимо, что-то ей рассказал. Ингрид — умная стерва, наверняка выяснила, чем дракона заинтересовала ее убогая падчерица. А у моей мачехи, сам понимаешь, куча моих вещей, я успела сжечь далеко не все. Где-то к вороту волосок прицепился, где-то, возможно, на кухонной салфетке остались следы крови: кухня — место повышенной травматичности.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Существует около дюжины видов поисковых заклинаний, — задумчиво проговорил Петр. — Нам повезло. Тебе.

— Да. Кто она? Кто эта девочка?

— Не догадалась? А, ты же не местная. Снегурка это. Деда Зимника приемная внучка.

— Приемная? Стой! Ты сказал «Деда Зимника»?! Того самого?!

— Его, того самого, в чьем Рое мы сидим сейчас. Знаешь, кто такой «проводник»?

— Нет.

— А я знаю, не помню, правда, откуда. Вроде и времена у нас цивилизованные, и нежить приструнили, и магов темных отслеживаем, но только чем глубже в Тридевятый лес, тем толще ведуны-шаманы и тем больше сохранившихся там варварских обычаев. До сих пор в некоторых деревнях в могилу умершему ведуну его коллеги по цеху кладут двух-трехлетнего ребенка. Живого.

Я сглотнула, невольно прижав руки ко рту.

— Считается, ребенок становится проводником и другие ведуны получают через него доступ к навьей силе. Вот из таких детей Дед Зимник и выбирает себе «внучку». Приходит в лютый зимний день, а может и в теплый солнечный… наводит на деревню тень из инея — никого в живых не остается. Кроме дитя. Я ведь видел такие мертвые села. Своими собственными глазами, да, — маг сморщил лоб. — Когда я их видел? Вот же навья непруха с этой памятью!

— Как они не боятся, эти люди? — выдавила я.

— Они боятся, — вздохнул Петр. — Однако искушение сильнее: хорошие ведуны с особой силой — это здоровье жителей села, урожаи, защита от нечисти, нежити и лихих людей. Поэтому селяне пытаются увести внимание Зимника: загодя начинают над дитем причитать, якобы болеет ребенок. Чаще всего у них получается. Этой девочке, — маг кивнул в сторону зала, — повезло.

— Я начинаю уважать Деда Зимника, — поежилась я. — Но что с ними дальше происходит? С этими детьми.

— Они вырастают, — успокоил меня маг. — И уходят к людям. Живут среди них обычной жизнью. И редко кто догадывается, кем они были, разве что сильные маги. И еще: это не для простых обывателей информация, мало кто об этом знает. Никому, поняла?

— Ее нежить слушается, она в Рое ходит, как по лугу летом. Но откуда Маше известно о маге с сумкой?

— Не знаю, — признался маг. — Но, думаю, она не только ради Петеньки сюда пришла.

— Помянешь черта, — я покосилась на дверь. — Явился, нежить блудная.

Петенька и впрямь топтался за порогом. Заполз в тепло, хвост поджав, сунулся было в уголок. Даже на стол с курятиной не взглянул. Однако спрятаться уморту не удалось. Маша сбежала сверху, принялась тормошить «песика»:

— Ты нехороший мальчик, Жучок! И ты меня бросил! И ты! Спасибо вам, тетенька, что не прогнали его! Он добрый! Его дедушка из личинки вывел, собачью душу ему подарил! Плохой Жучок! Плохой! Непослушный!

Петенька осторожно совал морду девочке под мышку и всячески демонстрировал раскаяние. Закончилось все объятьями и… ленточкой на хвосте. Уморт посмотрел на меня с тоской и картинку отправил соответственную, жалобную. Я только руками развела. А что я сделаю? Не я непослушного Жучка владелица. И слава Прави.

Маша и Петенька умчались смотреть линзу. Я чувствовала эмоции нежити. Уморту действительно было жаль, что он провел столько времени вдали от маленькой хозяйки. Жутковатого любимца снежной девочки распирало от радости: Снегурочка пришла за ним, отыскала его посреди лютой бури. Любовь к Машеньке бурлила в Петеньке так, что уши и хвост уморта ходили ходуном, а лапы заплетались. Однако при этом Петенька вспоминал, как наслаждался каждым проведенным на свободе днем. И чаек гонять с пляжа ему понравилось, и охотиться в темной морской воде тоже.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Маша мне очень симпатична, — вырвалось у меня. — И я рада, что она не нечисть.