Мехасфера: Ковчег - Андрей Умин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Знай морпехи и инки, что все их мысли и действия предрешены, не стали бы идти за семенами, кого-то спасать. Зачем? Для чего? Человек не способен на жизнь без свободы воли. Поэтому запрограммирован думать, что она у него есть.
Тем не менее они барахтались, что-то делали. Даже избавлялись от радиации, несмотря на то, что наверняка скоро умрут. Баллончика хватило даже Пуно и Хану. Умные парни догадались, как можно с толком использовать последние граммы вещества: высушив тело, а потом бережно растерев несколько капель по коже. Счетчик Гейгера показал у всех стандартную для этих мест радиацию, на уровне центра Припяти тысячелетней давности, но уже далеко не такую смертельную, как у реки.
Отряд двинулся в путь тем же хорошо зарекомендовавшим себя строем — связанные цепью инки под присмотром едущих сзади морпехов. Первой шла лошадь с Пуно и Ханом. Хитрый Куско справедливо предположил, что самое опасное место именно на острие каравана. Будучи расчетливым человеком, он не желал лично им ничего плохого, просто ненавидел всех, кто не следует его линии, не преклоняется перед его властью и силой. Вместе с Лимой он ехал на шестой лошади, чтобы держаться возле своих господ. Таким образом Пуно и Лима оказались на разных концах цепи. Теперь их действительно связывала неразрывная сила, но это внешнее ее проявление не шло ни в какое сравнение с невидимой духовной связью, которую ничем невозможно обрубить. Цепь тянулась через оковы, как нить через игольные ушки, поэтому восемь инков не были непосредственно связаны с ней. Крепилась она только на первом и последнем члене отряда, так что Пуно и Лима в прямом смысле чувствовали друг друга. Незаметно для остальных они натягивали цепь то в одну, то в другую сторону, будто играя у всех на виду в невидимую игру. Для Пуно это был апогей его жизни, а для Лимы забавное развлечение, но каждый такой мимолетный контакт делал их ближе, ведь если внимание парня не раздражает девушку, то оно ее привлекает, и третьего не дано. Две крайности правят миром. По меньшей мере так прописано в сценарии жизни, и в отличие от профессиональных актеров театра и кино, этим инкам даже не надо заучивать роль — они по факту своего существования знают ее назубок.
Отряд двигался по тропе, практически незаметной на первый взгляд. Вроде бы лес без единого намека на цивилизацию, но под налетом пятисот лет хаоса, словно под толстым слоем пыли, он таил в себе следы старой асфальтированной дороги. Асфальта, разумеется, не осталось, но деревья в этом месте росли чуть дальше друг от друга, чем в среднем по лесу. Где-то два метра вместо полутора. У растений тоже есть генная память. Когда-то давно две части леса разделяли тридцать метров, занятые двухполосной трассой с обочиной, но потом цивилизация сгинула, а с ней и инфраструктура. Деревья стали расти все ближе, а когда от асфальта осталось одно только воспоминание, полностью поглотили пронизавший лес шрам, оставив лишь крохотную улику в виде непривычно широкого пустого пространства. Эти два метра тоже могли зарасти, но климат и радиация больше не давали лесам продохнуть, не позволяли появляться на свет новым деревьям. Во многих частях Великой пустоши «легкие Земли́» давно уже выродились, уменьшив и без того низкие шансы на выживание тем обитателям мира, что пытались дышать кислородом.
Редкие листья, нагло решившие вырасти этим летом, уже валялись на потрескавшейся земле. Несмотря на обилие влаги, на поверхности она не задерживалась, уходила куда-то вниз, будто все внутренности планеты были давно опустошены. Порой дождь мог лить целый месяц, но проходило несколько часов и поверхность под ногами вновь покрывалась трещинами — признак крайней жажды. Полный радиации кислотный дождь был уже не тем милым и романтичным явлением, каким видели его люди тысячу лет назад.
Бурдюки инков и фляги морпехов постукивали по их ногам, и плещущаяся внутри живительная влага тщетно пыталась воссоединиться с матерью-природой, напоить ее, спасти от сухой смерти… хотя бы на один день.
По сложной, труднопроходимой из-за колючих растений тропе приходилось двигаться очень медленно. К наступлению ночи отряд отошел от реки на жалкие десять километров. До преодоления необходимого расстояния было еще далеко, но полковник решил не начинать долгий и наверняка изнуряющий поход с измождения отряда, а потому объявил привал на ночь. Небольшая прогалина между соснами оказалась лучшим местом для остановки. Лошадей привязали с западной стороны — по направлению движения каравана, а вездеходы оставили позади, перегородив ими тропу, по которой сюда пришли. С северной стороны поляны лежал ствол огромного поваленного дерева, судя по виду, древнего. Радиация изменила гены бактерий, ответственных за переработку древесины, — теперь они поедали сами себя, прямо как некоторые заводы, и деревья перестали гнить. Мир вернулся к каменноугольной эре, что в конечном итоге защитило привал путешественников с севера. У ствола-переростка и решили устроить ночлег.
Экзоскелеты имели функцию обогрева, потому морпехи не ставили палаток. Инкам же пришлось обходиться двумя-тремя слоями шкур. После короткого ужина морпехи установили радиостанцию дальнего действия, чтобы связаться с лагерем.
— Вызвать Корабль? — спросил Дельта. — Через него сигнал пойдет чище.
— Побереги батареи, — ответил Альфа. — До лагеря тут не больше тридцати километров. Свяжемся по прямой.
Большая и похожая на подсолнух антенна на вышке лагеря инков сразу поймала сигнал из леса, и две группы морпехов поприветствовали друг друга. Они обменялись парой дежурных фраз и договорились повторить контакт на следующий день.
— Вас понял, — проговорил Браво. — Не забывайте каждый день выходить на связь.
Альфа держал микрофон встроенной в шлем гарнитуры у рта. Чтобы не тратить батарею экзоскелета на усиление сигнала, он нагибался как можно ближе к радиостанции.
— Когда отойдем далеко, сигнал перестанет проходить напрямую. Придется связываться через Корабль — он сыграет роль