Безбашенная (СИ) - Рам Янка "Янка-Ra"

— Я сделал тебе ванну.

— Она поможет?

— Немного. У меня есть еще парочка лайфаков для приведения тебя в порядок. Но это в обмен на полное послушание в течение недели. Обещаешь?

— Честное пионерское. Олег, а сколько времени? Мне на лекции нужно…

— Тебе нужен постельный режим.

— О, нет!

— Я в прямом смысле.

— Мне очень надо. Иначе будет катастрофа, поглобальнее произошедшего.

— После всех процедур, ты успеешь только на последнюю.

— А какой сегодня день недели?

— Пятница.

— Пятница… Химия… А химия — это очень-очень плохо! — повторяю я его нравоучительный тон.

Молча сжимает мою кисть.

— Все хорошо, — глажу его кулак свободным большим пальцем. — Не загоняйся.

— Я все в тебе увидел, Женечка. Поздно.

— Ну, пожалуйста… «Она» — это только одна из. Я не могу отдать ей весь… ммм… «свет».

Вспоминаю я терминологию расщепления личности.

— Но она же есть.

— Есть.

Кивает.

— Я это принимаю, — опускает он глаза. — Прошу только об одном.

— М? — вглядываюсь в его глаза.

— Никогда от меня не прячь ее. И никому больше ее не показывай.

— Обещаю.

Глава 15 — Разрыв шаблона

Отмываю чашку из-под сырного салата, разглядывая себя в хромированное отражение раковины. И за шумом воды больше чувствую, чем слышу, что возвращается с работы Олег. Ставлю ее рядом на сушку для посуды и берусь за сотейник.

— Что ты делаешь? — настороженным тоном.

— Посуду мою, — разворачиваюсь я к нему.

Пена с моей руки падает на пол.

Мы вместе опускаем на нее взгляд.

— Зачем?..

— Я доела салат и гречку, — развожу я руками.

Еще одна плюшка пены падает на пол. Он внимательно следит как она летит и его лицо вздрагивает, когда она плюхается.

— Так… Я сам мою здесь посуду. Всегда. Окей?

— А если тебя нет дома?

— Хм… Мне надо подумать.

— Серьезно? — поднимаю я саркастически бровь.

— Абсолютно.

Нет я, конечно, давным-давно заметила за ним этот фрик на счет порядка в квартире и того, что если что-то берешь, то необходимо обязательно положить это обратно именно так, как было, но…

— Сполосни, пожалуйста, пену. Она падает на пол.

— Я протру.

— Я сам протру… — его взгляд внимательно скользит по кухне, отлавливая различные детали моего присутствия там.

— Олег? Тебе не кажется, что ты странный. Немного.

— Ты обещала принять мою компульсию.

— Мхм… — разглядываю его я.

Его взгляд останавливается на ноже, лежащем на столе, а не в подставке. Не успела я его еще помыть. Брови хмуро дергаются.

— Всё. Выходи.

— Хорошо, — вздыхаю я, споласкивая руки и вытирая их бумажным полотенцем.

Полотенца только бумажные! Тканевые эта фея чистоты не признает. Тканевые на кухне только дорогущие салфетки, лежащие безупречной стопкой в специальном контейнере. И каждый раз вытирая ими губы или руки, я немного напрягаюсь. Такое ощущение, что я делаю это королевской партьерой.

Кидаю скомканную бумагу в мусорное ведро, закрывая дверцу тумбочки под раковиной.

Иду мимо него на выход, пытаясь словить идущие от него ощущения, чтобы понять.

Немного тревожности и нетерпеливость. Раздражение.

— Тебя бесит, что я ем без тебя на твоей кухне? — разворачиваюсь я, уже пройдя мимо.

— Меня немного бесит, что кто-то находится там и хозяйничает. Это не имеет отношения непосредственно к тебе.

— Но тебе это неприятно.

— Да.

— Я думаю, нам всё-таки стоит жить отдельно. Тогда я смогу с уважением относиться к твоей компульсии и не обламываться сама.

Задумчиво присаживается на кресло.

— Я не хочу, чтобы ты уезжала. Я потерплю.

— Это не очень вдохновляет.

— А это уже ты потерпи, пожалуйста.

— А если я не люблю терпеть?

— И это нам нужно научиться терпеть тоже — нашу взаимную неприязнь к необходимости терпеть.

— Охренительная перспектива! А чем плохо жить отдельно? Я буду иногда приезжать. Ты будешь иногда приезжать.

— Это мою ситуацию особенно не облегчит.

— Почему?

— Потому что я буду испытывать беспокойство по другому поводу, и моя компульсия будет обостряться.

— Какому?

— Что ты в неопределенной для меня ситуации. И я ее не контролирую. Это очень отнимает энергию.

— А что отнимает энергию сильнее. «Это» или я на твоей кухне? С учетом того, что контролировать себя я тебе не позволю все равно.

— Мне нужно подумать.

— Тогда я дерзну предположить, что по степени напряжения — это близкие по величине переменные, так?

Молчит. А молчание знак согласия, судя по ощущению неуверенности, которое он сейчас излучает.

— И если для тебя не имеет значение, от чего напрягаться, то для меня имеет. Дома мне комфортнее.

— Детка!

— Всё! — взмахиваю я руками, останавливая дискуссию. — Я чувствую себя нормально, я вменяема, здорова и не вижу больше повода гостить у тебя.

Иду в комнату, чтобы одеться и забрать вещи.

Встает в дверях, наблюдая за тем, как я одеваюсь.

— Женечка… Давай, компромисс.

— Какой?

— Еще хотя бы неделю ты здесь.

— Зачем?

— Ради меня. Я хочу контролировать твое здоровье еще хотя бы неделю.

— Ладно. Но выезжаю я утром с тобой, и возвращаюсь тоже. Не хочу заходить на твою кухню одна. А голод мне сейчас ни к лицу.

— Я должен извиниться?

— За что? За честность? Перестань. Я благодарна, что ты не промолчал. Не выношу мужчин в позиции Жертвы. Начинаю чувствовать себя не уместно, так как не в состоянии отыскать в себе чувства вины, чтобы накормить их голодающую психику.

Скидываю обратно свитер. Неделю можно и потерпеть. Ради него.

— Ты расстроена? — присматривается внимательнее.

— Скорее немного фрустрирована. Ты разорвал мой шаблон. Спасибо!

— Какой шаблон конкретно?

— В степени моего ценности в твоем мире относительно всего остального.

— О, нет! — напрягается он. — "Ценность" не имеет никакого отношения к этому. Это ОКР. Ты должна понимать, что это парадоксально. Что это сложно поддается контролю. И не связано с системой ценностей, в принципе. Это бессознательное. И иногда проще это удовлетворять, чем преодолевать. Если это не влияет на социальную адаптацию. У меня не влияет. Пока.

— Окей…

— Напомню еще раз: ты обещала это принимать.

— В умеренных дозах облучения, Олег Андреевич.

— И, пожалуйста, пользуйся кухней… если тебе это нужно, — вторая часть фразы получается с усилием.

— Пока что я вижу только одну версию ее использования, которая может доставить нам удовольствие.

— Какую? — удивленно.

О, да! Ты мой драгоценный не видишь ни одной! Так, я тебя удивлю…

— Мы можем горячо потрахаться на твоем стерильном стеклянном кухонном столе!

— Оу.

Напряжение между нами мгновенно спадает. На его губах появляется усмешка.

— Вынужден согласиться — она единственная.

Глава 16 — Немного о чувствах социопатки

— Ну вот, моя девочка уже начинает напоминать оригинал.

Разглядывает он меня внимательно, пока я увлеченно уплетаю лазанью. Горячий расплавленный сыр прекрасен. И мне хочется постонать от наслаждения.

А всё почему? А потому что именно горячий расплавленный сыр стимулирует ударные дозы выплеска серотонина. Такая вот вкусная биохимимя!

— Всё… — отодвигаю я тарелку. — Больше не могу. Спасибо! В итальянском ресторане лазанья сильно отстает от твоей. Твоя гораздо тоньше и нежнее на вкус.

Пару дней назад мы обедали там.

Кивает.

— Как ты это с ней делаешь?

— Я тушу ее в сливках. А их шеф в сметане.

— Надо запомнить.

— У тебя нет такой необходимости. Я буду готовить её тебе сам.

— Жизнь длинная…

— Ни через десять лет, ни через двадцать я ее готовить не разучусь.

Это предложение? Что-то я пока не готова… — с улыбкой отрицательно качаю я ему головой.