Подорожный страж - Андрей Лукин

У ворот тоже яростно рубились. Рыцари в четыре ятагана кромсали остатки оглобли. Сил у них ничуть не убавилось, усталости они, похоже, не знали, а дядько Неусвистайло, кажется, начал понемногу сдавать. Вот он чертыхнулся, и Стёпка понял, что представление пора заканчивать. Не хватало ещё, чтобы безглазые уроды поранили тролля.

Как именно заканчивать, он придумать не успел. За него всё решил страж. Подчиняясь безмолвному приказу, Стёпка шагнул вперёд и встретил обрушивающийся на его голову меч раскрытой ладонью, сам вдруг до ужаса испугавшись того, что делает. Ай-яй-яй! Он даже зажмурился, чтобы не видеть ужасных и непоправимых последствий… Острейший клинок впечатался в ладонь, мощный удар резкой болью отозвался в плече… тем всё и кончилось.

Оркимаг радостно вскрикнул. Он, бедняга, полагал, что увидит сейчас падающую на землю отрубленную кисть и демона, жалко трясущего кровоточащим обрубком. Но вместо этого увидел свои опустевшие непостижимым образом руки.

Стёпка подбросил отобранный меч и перехватил его за влажную от пота рукоять. Затем медленно поднял глаза и уставился тяжёлым давящим взглядом в покрытую густой испариной переносицу врага. Маг нервно дёрнул щекой, шевельнул губами. Меч сделал робкую попытку высвободиться — и передумал. Переменчивая старуха-судьба повернулась к оркимагу равнодушной сутулой спиной. Даже собственный меч ему уже не подчинялся. И вообще он был ничтожен, этот показавшийся сначала очень могущественным маг из Оркланда. Жалок он был и слаб. И ещё эти дурацкие косички.

Стёпка мог пронзить его насквозь в любом месте, мог отрубить ему руки или голову… А мог и просто отпустить с позором на все четыре стороны. Но ему не хотелось отпускать, ему хотелось крови.

И он ударил, без замаха, наискосок и с оттяжкой, чтобы развалить гада от плеча до пояса.

«Отличный удар, милорды, не правда ли!»

Меч прошёл сквозь тело оркимага, не встретив ни малейшего сопротивления, словно оркимаг был призраком или миражом. Стёпка рубанул ещё раз, уже снизу вверх, и с тем же результатом, и лишь тогда сообразил, что оркимага здесь больше нет, что его враг исчез, скрылся, сбежал с поля проигранного боя, оставив для отвода глаз своё бесплотное, медленно растворяющееся в воздухе изображение. Он всё-таки был не самым слабым чародеем. Не удалось его убить. А как хотелось!

Перемещение потребовало, видимо, мгновенного напряжения всех сил, потому что лицо у расползающегося в воздухе миража было неестественно перекошено, а глаза так и вовсе выскочили из орбит.

Стёпка махнул несколько раз мечом, как веером, разгоняя мерзкое видение, и образ оркимага развеялся словно дым: руки, причудливо извиваясь, уплыли в стороны, ноги скрутились в мутную спираль, тело сделалось прозрачным и зыбким. И одни только выпученные покрасневшие глаза продолжали упрямо и злобно таращиться на Стёпку.

Тот сплюнул — сами развеются! — кровожадно осмотрелся, подмигнул Смакле и поспешил на помощь троллю.

Схватка у ворот с точки зрения безглазого врага близилась к победному концу. Рыцари прижали пасечника к забору и, пользуясь тем, что от оглобли практически ничего не осталось, готовились покончить с упрямым троллем.

Бить в спину не хотелось. Стёпка рывком развернул ближайшего вояку на себя и от души — и от стража! — врезал рукоятью прямо промеж отсутствующих глаз. Ему показалось, что он ударил не по стальному шлему, а по деревянному… по чему-то деревянному. Звук получился такой глухой, словно бревно ударил. Рыцарь, тем не менее, послушно опрокинулся на спину, и Стёпка деловито пригвоздил его мечом к земле. Меч пронзил доспехи легко, но на этот раз миражом и не пахло. Настоящий был рыцарь, твёрдый и колючий. И умер сразу — даже не дёрнулся.

Второй боком скакнул к Степану, но выпущенная Смаклой стрела в буквальном смысле намертво прибила его к забору. Урод бессильно скрежетнул ятаганом и вдруг осыпался вниз: руки, ноги, совершенно пустой шлем. На стреле осталась висеть нагрудная пластина удивительно похожая на самую обыкновенную деревянную крышку от кадушки.

Стёпка посмотрел на поверженного урода, с трудом выдернул из его груди меч… И тут у него в голове как будто что-то выключилось. Мир потерял пронзительную четкость, страж притворился безобидным медальоном, и Стёпка опять стал самим собой.

Меч в руке ощутимо потяжелел, и странно было вспоминать, как легко он только что управлялся с ним одной рукой, рубил и колол… А поверженный рыцарь тоже был уже не рыцарь. Лежали на траве раскиданные, ничем не скреплённые деревяшки; какие-то поленья, доски, щепки, берёзовые чурбачки. Откатившаяся в сторону голова в шлеме оказалась пнём с торчащими во все стороны обрубками корней. И не было в этом шлеме ни головы, ни мозгов — одна трухлявая древесина. Сбежал побеждённый колдун, ушла и жизнь из порождённых его магией деревянных воинов. Вот почему с ними так непросто было совладать: они не чувствовали боли, не знали страха, не ведали усталости. Пока их поддерживала магия, они были почти неуязвимы. Деревянные солдаты, дуболомы, блин, нежить магическая.

Дядько Неусвистайло отбросил огрызок оглобли, вытер взмокшее красное лицо рукавом. На его рубахе расплывались тёмные пятна пота.

— Умотали они меня, — сказал он устало. — Вовремя ты, Стеслав, оркимага спровадил. Этих-то… и железной оглоблей, поди, не угомонишь.

— А что они такое? — спросил Стёпка, носком сапога переворачивая превратившийся в безобидную дощечку ятаган.

— НеморОки они. Нежить, кровью жертв невинных вскормленная, — тролль пригладил всклокоченную бороду и помрачнел.

К ним подошёл Смакла. С арбалетом он уже не расставался, так и волочил за собой тяжеленное оружие.

— Оркимаг-то — колдун не из последних, — заметил он, раскачивая глубоко воткнувшуюся в забор стрелу. — Немороков из поленьев да из досок сколдовал. Что под руками ближе лежало. И убёг ловко — из-под самого меча ушёл. Эх и жаль, что ты его, Стеслав, не обезглавил. Мига единого не хватило.

— Счастье наше, что Стеслав обезоружить его изловчился, — сказал тролль. — Ты меч этот береги, чует моё сердце, сгодится он нам ещё. И ты, гобль, самострел с собой забирай. И стрелами запасись, они не простые у него, стрелы-то. В сенях пошарь, там у Бучилы полный короб стоял.

— А хозяин за то не осерчает? — посмотрел на него снизу вверх Смакла.

— Хозяин? — мрачно переспросил тролль. — Хозяин, сдаётся мне, панове, ни на кого боле не осерчает.

Стёпка покосился на побледневшего гоблина и на душе у него сделалось так нехорошо, что хоть волком вой. Восторженный запал славной битвы улетучился, побеждённые враги обернулись глупыми деревяшками, меч оказался тяжёлой и неудобной железякой, а тут ещё и это… Он опасливо оглянулся на избу и понял, что зайти туда его сейчас никакая сила не заставит. Потому что оркимаг вряд ли пощадил хозяина, если, конечно, застал его на хуторе. Руки он ещё нехорошо так платочком вытирал. «…кровью жертв невинных вскормленная». «Пусть будет так, что он его не застал! — взмолился Стёпка про себя. — Пусть он только пса мечом!..»