Подорожный страж - Андрей Лукин

В ворота вдруг требовательно забарабанили. Смакла мигом выскочил из-за повозки, пристроил взведённый самострел на колоду. Стёпка тоже встал, взялся обеими руками за рукоять меча. «Кто там — враги или друзья?» Врагов он уже не боялся, а друзей здесь у него, вроде бы, не было.

Стук повторился.

— Хозяева! Есть ли кто живой? Повелением весского государя, отворяйте!

Всемир успокаивающе поднял руку.

— То други наши. Арфелий, поди отвори, пока Усмарь ворота не вышиб. Им бы пораньше подоспеть, то-то повеселились бы.

Арфелий поднял брус, створки ворот распахнулись, и во двор с шумом и лязгом ворвались сверкающие кольчугами и шлемами конные весичи. Стёпке показалось сначала, что их очень много, но присмотревшись, насчитал десятка полтора воинов. У каждого было по два коня, каждый был вооружён с ног до головы, мечи все держали обнажёнными, видимо, всерьёз готовились рубиться с врагами, да вот беда — не осталось для них тут врагов. Им бы и вправду пораньше подоспеть, на часок хотя бы. Обнаружив, что рубить некого, всадники с сожалением убирали оружие, неторопливо спешивались, привязывали коней. На хуторе сразу стало шумно и тесно.

Смакла забрался в повозку. Стёпка просто отошёл в сторонку. У сердитых весичей и кони были свирепые, того и гляди стопчут или лягнут.

Немолодой и очень полный дружинник с растрёпанной бородой грузно спрыгнул с серого в яблоках коня и сразу бросился к боярину. Обнял, ощупал, убедился, что Всемир цел и почти невредим, и лишь после этого снял шлем и вытер взопревший лоб. Всемир, посмеиваясь, рассказывал о своих мытарствах. Толстяк хмурился, яростно дёргал длинный седой ус. Видно было, что ничего весёлого в приключении боярина он не видит. Лицо у него было крупное, шишковатое, всё в шрамах, как будто его на мясорубке прокрутили. Страшноватый дядя, настоящий ветеран. Арфелий стоял рядом, косился порой недобро в Стёпкину сторону.

Прочие дружинники на мальчишек внимания пока не обращали, тролля уважительно обходили стороной. Дядько Неусвистайло же их словно и не замечал. Ходил вокруг повозки, не то подправлял что-то, не то просто для виду по осям обухом топора постукивал.

Весичи вели себя уверенно, ворота прикрыли, осмотрели сараи, амбары, заглянули в избу, один даже на крышу зачем-то взобрался.

В общем, ничего интересного не происходило. Обычная походная суета. Картина Репина «Дружина на привале». То, что весичи всё-таки его настигли, Стёпку нисколько не пугало. Во-первых, у него был меч, во-вторых, у него был страж, а в-третьих, неужели и так не понятно, что он весичам не враг!

Но пока никому не было до него дела. Даже сердитый Арфелий отвернулся. И Стёпка тихонечко отошёл за повозку, сел на бревно у амбарной стены и положил меч на колени. Ему захотелось обстоятельно и без спешки рассмотреть трофей. Всё-таки это был первый в его жизни настоящий меч, не говоря уже о том, что это был первый в его жизни меч, честно добытый в настоящем смертельном бою. Ванес от зависти позеленеет, честное слово.

Меч был классный. Чудо что за меч. Стёпка его только сейчас по-настоящему увидел. Потому что раньше ему просто не до того было. А теперь увидел и восхитился, и душа его преисполнилась восторгом. И захотелось закричать, как тот нетопырь: «мой! мой! мой!». Он в холодном оружии совсем не разбирался, но всё равно сразу сообразил, что в руках у него не простая железяка. Оно и не удивительно — оркимаг происхождения был явно насквозь благородного и уж, конечно, имел возможность приобрести себе достойное оружие. Не исключено даже, что меч этот был сделан для него на заказ.

Обоюдоострый светлый клинок шириной пальца в два и длиной на глаз чуть больше метра, был упруг и звонок. Стёпка не сомневался, что если воткнуть его между брёвен и навалиться всем весом, то он согнётся, но не сломается. Правда, пробовать ему не хотелось. Потому что — а вдруг всё же сломается. Всю жизнь потом себя клясть будешь.

Выточенная из чего-то прочного и слегка шершавого рукоять лежала в ладони так удобно и привычно, словно её нарочно для Стёпки подгоняли. В навершии, там, где она расходилась резным трилистником, в неё был вставлен чёрный огранённый камень величиной с ноготь большого пальца. Что за камень, Стёпка, естественно, определить не мог, но заподозрил, что это не обычное украшение, а нечто вроде магического талисмана для придания оружию необычных свойств. Так сказать, чёрное сердце вражеского меча. Красивый камень. Однако же против стража оказался слабоват.

Крестовина меча, простая, без излишних завитушек, слегка выгибалась вперёд и была сделана так, чтобы надёжно защищать руку. Чтобы как бы ни скользнул меч врага, по пальцам в любом случае не попал.

Стёпка двумя руками поднял меч, вытянул его перед собой и посмотрел, прищурясь, вдоль клинка. Солнечный блик отразился от зеркальной поверхности, сверкнул на острие пронзительной искоркой и растёкся по лезвию расплавленным золотом, ещё раз поразив демона в самое сердце. Кр-р-расота!

А ведь этим самым мечом мне могли отрубить голову, подумалось Степану, и ему сделалось слегка не по себе, и шею неуютно так захолодило как раз там, где могло оказаться место гибельного разреза. Как хорошо жить с неотрубленной головой! Оркимаг сейчас тоже, наверное, радуется тому, что остался в живых. А меч? Что меч? У него таких мечей по стенам замка, небось, несколько десятков развешано. Не обеднеет.

Осталось провести ещё одну проверку, последнюю. Стёпка вытащил из кармана увеличительный кристалл и посмотрел сквозь него на меч, ожидая увидеть… да что угодно! Меч-то был отобран не абы у кого, у колдуна вражеского, имя с фамилией, жаль, узнать не довелось.

Меч был как меч, что Стёпку весьма обрадовало. А то мало ли — вон ятаганы во что превратились… Он спрятал кристалл, поводил мечом из стороны в сторону. Тяжеловатый, но тяжесть не чрезмерная, приятная, делающая удар весомым и неотразимым. Конечно, просто так, играючи, как во время боя получилось, уже не помашешь и никаких особо хитрых приёмов не изобразишь, но ведь было, было! — а значит и повторить при случае можно, если, скажем, опять враги какие-нибудь нарисуются. Рубануть бы что-нибудь, размахнуться бы от души — и х-хэк! Только не сейчас, а попозже, когда народу чужого вокруг поменьше будет. Эх, а ещё и того, между прочим, жаль, что оркимаг, испаряясь, ножны оставить не догадался! Убить его за это мало, честное слово!..

— А подай-ко ты, отроче, этот меч мне!

Стёпка отвлёкся от мечтаний, поднял голову. Перед ним стоял осанистый дружинник, немолодой уже, с широким загорелым лицом и густой бородой с проседью. Он требовательно тянул руку в кольчужной полурукавице, не сомневаясь, очевидно, что несмышлёный отрок без промедления отдаст явно не ему принадлежащий меч.