Вырождение международного правового порядка? Реабилитация права и политических возможностей - Билл Боуринг

24 февраля 2005 г. первая секция Европейского суда по правам человека вынесла три звучных решения по первым шести делам против Российской Федерации в связи с текущим конфликтом в Чечне. 6 июля 2005 г. суд отклонил апелляцию России к Большой Палате, и решения стали окончательными[391].

Заявления были поданы в суд в начале 2000 г., российскому правительству о них было сообщено в апреле 2000 г. Им был назначен статус «ускоренного продвижения», однако же, минуло шесть лет, пока решения стали окончательными[392]. Может быть, это не так удивительно, учитывая чрезвычайную нагрузку, которую российское членство возложило на систему ЕКПЧ[393].

Все три решения в первых шести чеченских делах касаются гибели детей и других родственников шести заявителей в результате действий российских военных в конце 1999 г.— начале 2000 г. Заявители утверждали, что российское правительство нарушило их права по статье 2 («Право на жизнь»), статье 3 («Запрещение пыток») и статье 13 («Право на эффективное средство правовой защиты») ЕКПЧ.

Бомбёжка колонны беженцев

Первый случай[394] касался трёх чеченских женщин, Медки Исаевой, Зины Юсуповой и вышеупомянутой Либкан Базаевой, которые были жертвами бомбёжки российскими воздушными силами гражданской колонны из 1000 транспортных средств, которой российская сторона позволила выйти из Грозного по «гуманитарному коридору» 29 октября 1999 г. Российское правительство не оспаривало факт, что его авиация бомбила и убила детей и родственников заявителей, но утверждало, что применение силы было оправдано как «абсолютно необходимое… для защиты любого лица от противоправного насилия» согласно параграфу 2.а статьи 2. Суд усомнился в том, что имела место такая «защита», в отсутствие какого-либо подтверждённого свидетельства угрозы или вероятной возможности какого-либо незаконного насилия. Суд нашёл, что право заявителей на жизнь было нарушено, ибо даже если российские военные преследовали законную цель при запуске по меньшей мере дюжины мощных ракет С-24, эта операция не была запланирована и выполнена с необходимой заботой о жизнях гражданского населения.

Кроме того, суд посчитал, что российские власти должны были иметь в виду, что объявили гуманитарный коридор и в области присутствуют гражданские жители. Следовательно, они должны были принять во внимание необходимость чрезвычайной осторожности в применении смертоносных средств. Показания пилотов, что они атаковали два отдельных грузовика, не объясняли числа жертв и были противоречивы. Нападение продолжалось до четырех часов, и не было одиночной атакой. Применённое оружие было чрезвычайно мощным для любых целей, которых военные стремились достичь.

Примечательно, что российский судья, Анатолий Ковлер, голосовал по этим трём делам с остальным судом; никакого разногласия не было.

Массовое убийство в районе Грозного

В случае Магомеда Хашиева и Розы Акаевой[395] родственники заявителей были убиты при спорных обстоятельствах, когда российские силы контролировали Старопромысловский район Грозного, в котором проживали заявители. В конце января 2000 г. бежавшие заявители узнали, что их родственники были убиты. Тела покойных обнаружили признаки, что они были убиты выстрелами и ножевыми ударами.

Суд нашёл, что там, где такие смертные случаи полностью или в основном находятся в исключительном ведении властей, так же как в случае задержанных людей, возникает обоснованная фактическая презумпция относительно причинения смерти и ранений. Бремя доказательства лежит на властях, обязанных обеспечить удовлетворительное и убедительное объяснение. Несмотря на свой решительно сформулированный запрос, суд так и не получил полной документации по делам, и никакого объяснения так и не было предоставлено. Суд нашёл, что может сделать вытекающие отсюда выводы.

Хотя правительство так и не завершило расследование и ответственные не были установлены, фактически единственной версией событий, рассмотренной российским следствием, была выдвинутая заявителями. Документы следствия неоднократно ссылались на эти убийства как совершённые военнослужащими. Суд заключил, что на основании располагаемых материалов установлено, что жертвы были убиты российскими военными. Правительство не выдвинуло никакого основания для оправдания и, соответственно, имело место нарушение статьи 2.

Бомбёжка чеченской деревни

Случай Зары Исаевой[396] касался неизбирательной бомбёжки деревни Катыр-Юрт 4 февраля 2000 г. Российское правительство не оспаривало, что заявителя и её родственников бомбили, когда те пытались покинуть свою деревню путём, который воспринимали как безопасный выход. Было установлено, что бомба, сброшенная российским самолётом, взорвалась около микроавтобуса заявителя, убив её сына и трёх племянниц. Правительство снова утверждало, что случай подпадает под параграф 2.a статьи 2. Суд признал, что ситуация в Чечне в соответствующее время требовала исключительных мер. Однако суд отметил, что ему препятствует то, что правительством не было представлено никакого свидетельства, объясняющего, что было сделано для оценки и предотвращения возможного ущерба гражданским жителям в Катыр-Юрте. Было существенное основание полагать, что российские военные ожидали появления в Катыр-Юрте группы вооружённых повстанцев и, возможно, даже провоцировали его.

Суд посчитал, что ничто не было сделано для предупреждения сельских жителей о возможности появления вооружённых повстанцев и опасности, которой они подвергаются. Действия российских военных против повстанцев было не спонтанным, а запланированным заранее. Российские военные должны были учесть последствия метания мощных бомб в населённой области. Нет никакого свидетельства, что на стадии планирования действий было проведено какое-либо обдумывание эвакуации гражданских жителей. Использование бомб ФАБ-250 и ФАБ-500 в населённой области, без предшествующей эвакуации гражданских жителей невозможно согласовать со степенью предосторожности, ожидаемой от органа правового принуждения в демократическом обществе.

Отсутствие эффективных средств правовой защиты в России

Во всех трёх случаях суд нашёл, что российское правительство нарушило права заявителей по статье 13 («Право на эффективное средство правовой защиты»). В случаях, таких как эти, где были явно доказуемые нарушения прав заявителей по статьям 2 и 3, заявители имели право на «эффективные и практические средства внутренней правовой защиты, способные привести к установлению и наказанию виновных». Уголовные расследования подозрительных случаев смерти родственников заявителей испытали недостаток «достаточной объективности и тщательности». Любые другие средства, включая гражданские, предложенные правительством, были последовательно подорваны, и правительство нарушило свои обязательства по статье 13.

Каждый из этих случаев представлял в миниатюре крупномасштабные нарушения прав человека, совершённые Россией в Чечне. В каждом случае адвокаты ЕЦЗПЧ утверждали, что применение силы российским правительством было непропорционально, и что не было никаких эффективных внутренних средств, к которым могли бы прибегнуть заявители. Их аргументы были основаны исключительно на принципах европейского права прав человека[397].

Как чеченские дела высветили напряжённость между МППЧ и МГП

Одно рассматриваемое теперь мной поразительное различие между МГП и МППЧ, которое по некоторым причинам не комментируется в академической литературе по напряженности между ними,— то, что, в то время как МГП имеет дело с личной ответственностью и уголовной ответственностью — согласно внутреннему и