На букву "М" (СИ) - Лабрус Елена

Но к слову о везении. О просто нереальном, фантастическом везении. Кто бы мог подумать, что женой, настоящей женой Агранского окажется одна из них. Его старая знакомая Анна… Вот её он ценил за неуёмную фантазию. Даже скучал, когда она вдруг пропала, эта Анна ЗасосоСемЯнович, как он её называл… и не только за надутую грудь.

Он даже сейчас хохотнул вслух, вспомнив эту самую большую свою удачу.

И денег он ей действительно дал, но за то, чтобы она рассказала каким образом Вадичка Агранский впух в такой «неравный» брак.

А квартирку снял, чтобы после кафешечки средней руки эту мандавошку оттрахать там как следует, да оставить пожить, пока со своим муженьком не разберётся. Всё как завещал Великий Писатель. Ну, почти как. Потом в эту квартирку он рассчитывал переселить вот эту зыркающую на него недобро из-под чёлки мадаму: так сказать, подменить младенца. Да Данилову её и сосватать. К тому времени она уж будет у Германа на крючке, не посмеет отказать. Да она, может, и сама не против ножки-то писателю раздвинуть, но весь цимус в том, что преподнесёт её Данилову на блюдечке друг Анисьев.

Про неё он тоже столько интересного в той «Тигровой лилии» узнал. Не отвертится.

— Ну что, красавица, прижилась? — хмыкнул он, не видя смысла любезничать. — Вижу порядки свои уже в доме навела.

— А вы чем занимались всё это время, стесняюсь спросить? — не осталась она в долгу. Ух, прямо рысь!

— А чем надо, тем и занимался. Не твоё собачье дело. Ты для меня тоже кое-что сделаешь.

— Это с чего бы?

— С того, красавица, что оказалась в ненужное время в ненужном месте и слишком много слышала. Так что вот тебе, дорогуша, флешка, — порывшись в кармане, положил он блестящий безликий прямоугольник на коврик приборной панели. — И всё, над чем писатель сейчас не работает, все черновички, уж будь добра, на неё сбрось.

— А те, над чем работает не надо? — удивила она его вопросом. Не сразу до Анисьева дошло, что шмакодявка издевается. Но он как никто умел принимать такие уколы. В него они как иголки в ватный шар.

— Новое мне ещё продавать. Это святое. Над новым работай лучше, старайся. Это я даже сам пока книга не закончена не читаю. Лёнька должен один со своими героями быть. Моё время придёт потом.

— Да ладно?

— Прохладно. А ты думала я совсем курва? Думала, у меня принципов нет? Есть, деточка, ещё какие. Черновики ему на хрен не нужны, он всегда новое пишет, к старому не возвращается. А новое — это не трожь.

— А его бесталанная жена, значит, на тех черновиках и паразитирует? И вам за это ещё и копеечки отчисляет. Я ничего не упустила?

— Вот это ты правильно заметила — копеечки, — беззлобно улыбнулся он. Но Анисьев не дурак. Он хоть и попросил скромненько — 3 %, но ведь от гонорара, да за каждый черновичок отдельно. А государыня Ксень Андревна уж коли не согласна пусть сама пишет. А не может — делится.

— Тогда сразу перейдём с самому интересному? — развернулась она к нему всем корпусом.

Анисьев аж притормозил: умненькая девочка, неужто свои процентики потребует? Эх, диктофон бы включить, так бы плотненько села на крючок, не отвертишься.

Он затормозил у обочины. Одной рукой сорвал с её плеча сумку. Достал телефон, проверил. Нет, она не догадалась их разговор записать.

— Всё? Досмотр окончен? — вырвала она свои вещи, брезгливо вытерла стекло заляпанного его пальцами телефона. Ой, ой, чистоплотная какая! Он недобро глянул в вырез сбившейся футболки. Но она заметила. Зло, под самое горло застегнула спортивную кофту.

— Так и о чём интересном поговорим?

— Если я этого не сделаю, мне что грозит? — она усмехнулась.

— Да я же вроде тебе уже отвечал, — улыбнулся он широко. И хоть знал, что улыбка ему не идёт, что только портят его лицо маленькие жёлтые зубки, но пусть её передёрнет. — Тебе не понравится.

— Не понравится, что? — в этот раз туманное определение её не убедило.

Но в этот раз и Анисьев был готов выставить конкретный счёт. Раз уж глупенькая свою долю потребовать не догадалась.

— Я слышал ищет тебя некий Вадим Ильич Агранский.

Герман Михалыч с удовлетворением отметил, как изменилось её лицо.

— Слышал кулончик тебе подарил от большой любви, а ты его, бессовестная, продавать выставила на Авито, — он хохотнул. — По немыслимой цене. Ты подумай: тридцать пять четыреста, — намеренно ошибся он.

— Тридцать семь, — поправила Софья.

— Боюсь, месье Агранский очень-очень-с расстроится. И захочет лично сказать об этом. А месье Данилову может не понравиться сей частный визит в его усадьбу…

И зачем только он приплёл Данилова. Ведь не собирался. Но от того, что всё у него складывалось так удачно, вошёл во вкус, раздухарился. И вдруг тоже случайно попал в яблочко.

— Это может навредить Леониду Юрьевичу? — как-то напряглась девчонка. Да неужто и правда переживает за писателя? Или что? Он же её в два раза старше.

— А ты думаешь я зря прошу тебя скрывать, что ты с Агранским как-то связана? Не намекать, что это за тебя он тогда заступился, дурищу. Конечно, Агранский и побои зафиксировал, и свидетели у него имеются. Так что, деточка, сделай как я прошу, — вложил Анисьев флешку в руку Софье. — Не глупи. И давай дружить, Софья Алексеевна. Мы же с тобой, вижу, за одно радеем — за Леонида нашего батюшку Юрьевича стоим горой. А ему с того, что черновички его ненужные пропадут вреда никакого. А я, глядишь, и подсоблю за помощь-то, глядишь Вадим свет Ильич зарплатку-то тебе вернёт.

И опять у Анисьева было чувство: да кто ж его за язык тянул? Хотел же припугнуть девчонку, а в итоге что? Торгуется?

— А вы можете? — посмотрела на него девушка… с надеждой?

«Чёрт меня побери! Чёрт! Чёрт! Чёрт!» — ругался он про себя, но этот взгляд…

— Конечно, — хмыкнул он небрежно.

— Тогда сначала пусть он вернёт мои честно заработанные тридцать семь четыреста, — убрала она флешку в сумку.

«Интересно, а на что она согласится, если я предложу больше?» — ни за что не хотел смириться Анисьев с тем, что проиграл.

— Твой дом, — затормозил он и довольно улыбнулся, увидев на её лице удивление.

Да, он такой. Он знает где она живёт. Рылся в её вещах, пока никто не видел, даже Зина. Сделал фото её паспорта. И не подумайте, чего плохого — ради безопасности же. И не своей. Кто её знает, как она оказалась в доме Данилова. Правда трусики её прихватил для себя. Но не обеднеет, ему нужнее.

К слову, её объяснение, что просто хотела сказать «спасибо», а попала на собеседование, и адрес узнала у медсестры, оказалось правдой. Впрочем, Герман и так не сомневался, что девочка хорошая, правильная, умненькая, честная.

Интересно, она девственница? И тут же отмёл эту мысль: в девятнадцать лет да в наше-то время с её внешностью.

Хуже всего, что была в ней какая-то болезненная для него привлекательность. Входила она в тот тип женщин, перед которыми он был бессилен. Попроси она его о чём угодно, и он бы побежал, как тот тузик за палкой, завилял хвостом, принёс бы в зубах, в надежде на поощрение, любое, хоть за ушком почесать, хоть по голове погладить. Он бы сделал для неё что угодно. Но к сожалению, относился к тому типу мужчин, на которых такой тип женщин никогда не обращает внимания.

— Проводить? — как галантный кавалер открыл он ей дверь машины.

— Спасибо, я сама, — изобразила она книксен. И не оглянувшись, побежала к двери подъезда.

А Герман Анисьев, жадно проводив её взглядом, поправил в штанах упрямо торчащий вентилёк и набрал знакомый номер.

— Да, снова эту, такую худенькую с чёлочкой… Нет, адрес другой… Синяки? Не проблема… Есть одна особенность… клиент не видит… Я оплачу за всю ночь. Пусть вымотает его как следует…

Глава 40. Софья

— Не люблю девственниц, — жёсткий взгляд Данилова скользнул по обнажённой груди, и я, словно получив пощёчину, прикрылась руками. — Неумелые, неопытные, не понимающие чего они хотят, — приподнял он моё лицо подбородок. Ледяная прозрачная как родниковый лёд голубизна его глаз пронзила до дрожи. — Это не для меня.