Публичные лекции о гомеопатии - Лев Бразоль

В этом отношении мы знаем, что физиологические реакции некоторых алкалоидов даже тоньше и чувствительнее химических. Аконит, например, будучи введён в кровь животных в минимальном количестве, которое не может быть обнаружено химическим реактивом, даёт весьма характерную кривую биений сердца. Недавно Лаборду пришлось решать вопрос, чем отравлена была собака — аконитом или вератрином? Из собранной рвоты было извлечено какое-то вещество, которое, будучи впрыснуто живому животному, дало характерную для аконита кривую пульса. («Врач», 1885, № 3)

Профессор Дондерс, известный окулист, приводит факт, что одна капля раствора атропина, доведённого до 1/700 000, вызывает ещё расширение зрачка, и это тем более удивительно, прибавляет Дондерс, если сообразить, что из этой капли, вероятно, не всасывается даже и 1/50 — я её часть.

Дарвин в своих «Насекомоядных растениях» приводит свои весьма замечательные опыты над действием слабых растворов фосфорнокислого аммиака на растение Drosera rotundifolia. Оказывается, что даже одна четырнадцатимиллионная часть грана (1/14 000 000 т. е. количество, соответствующее приблизительно седьмому децимальному разведению), обнаруживает ещё весьма резкое действие на жизненность листьев и щупальцев этого растения. «Удивительнее всего», — говорит Дарвин в конце главы, — «что растение без дифференцированной (specialised) нервной системы, может быть столь чувствительно к столь малым дозам, и мы не имеем никакого основания отрицать, чтоб и другие ткани могли обладать такой же эксквизитной чувствительностью к внешним раздражениям, если это полезно для их организации, как, например, нервная система высших животных».

Дюкло в своём прекрасном сочинении «Ферменты и болезни» (стр. 35–36), рассматривая значение различных составных частей роленовской жидкости на питание, рост и развитие микроорганизмов, приводит интересные факты в подтверждение того, от каких ничтожных количеств полезных элементов может зависеть здоровье и жизнь живого организма. Но ещё более чувствительны низшие организмы к действию элементов, вредных для его жизни. Так, если прибавить к питательной жидкости 1/600 000 часть окиси серебра, то разрастание быстро останавливается; оно даже не может начинаться в серебряной посуде. Химия почти не может доказать, чтобы часть посуды растворилась в жидкости, а растение проявляет это своей смертью.

Вода, побывшая несколько минут в металлическом стакане, приобретает особый металлический вкус, который чувствительные люди различают не только при употреблении воды из самого металлического стакана, но и перелив её в стеклянный стакан, а между тем никакие физические реактивы не в состоянии открыть в ней какие-либо изменения; значит, физиологические функции наших органов чувств, в данном случае органа вкуса, тоньше физико-химических реакций.

Из вышеприведённых примеров делимости азафетиды и мускуса видно, что там, где никакие другие реакции, физические и химические, не в состоянии открыть присутствие этих веществ, оно открывается живым организмом посредством обоняния и, мало того, эти бесконечно-малые частицы, действуя через орган обоняния, могут вызывать у чувствительных особ тошноту, рвоту, головокружение, головную боль — словом, целый комплекс резких болезненных симптомов. Следовательно, в некоторых случаях физиологические реактивы оказываются тоньше и чувствительнее физических и химических.

Каждому врачу известны такого рода факты. Больному А. втирают йодистую мазь, а у больного X., лежащего в отдалённом конце палаты, в урине получается йод. Больному В. втирают ртутную мазь, а у больного У., лежащего в ещё более отдалённом конце палаты, появляется слюнотечение, т. е. первые признаки отравления ртутью. Спрашивается, в какой степени разведения достался йод больному X. и ртуть больному У.?

Химия допускает, что испарение ртути может происходить непрерывно даже при обыкновенной температуре, хотя и в другом агрегатном состоянии, чем при 360°. В каждую бесконечно малую часть одной секунды испаряется известное количество бесконечно малых частиц ртути, и если бы собрать все эти бесконечно малые, непрерывно испаряющиеся, положим, в течение одного месяца или года, ртутные частицы, то и тогда сумма всех этих частиц составляла бы бесконечно малую величину, потому что уменьшение в весе открытого сосуда с ртутью почти невозможно было бы определить даже точнейшими химическими весами. Между тем, живой человеческий организм, пребывавший в такой атмосфере, обнаруживает следы ртутного отравления. Спрашивается опять: сколько же для этого потребовалось ртути по нюренбергскому аптекарскому вecy?

Точно так же хорошо известны факты относительно действия минимальных количеств некоторых лекарственных веществ, например, невесомых частиц ипекакуаны, на лиц, чувствительных к её действию. Достаточно открыть банку, в которой содержится порошок этого рвотного корня, чтобы у лиц, чувствительных к нему и находящихся на огромном расстоянии, на 3–4 этаже здания, получились характерные симптомы: тошнота, рвота, чихание, кашель, удушье, и т. п.

Из интересных опытов доктора Молена (Molin) явствует, что продолжительное назначение кроликам рвотного камня (tartarus emeticus) в шестом делении производит у них характерные изменения в лёгочной ткани.

Профессор Арнольд производил опыты со стрихнином, из которых видно, что даже одна миллионная часть грана вызывала столбняк у лягушек, отравленных накануне 1/10 000 частью грана.

Профессор Эмбер-Гурбер (Imbert-Gourbeyre) производил публично на своих лекциях следующий интересный опыт. Он брал сосуд с 20 литрами воды и растворял в ней один миллиграмм йодистой ртути — количество, составляющее по отношению к массе жидкости 1/20 000 000-ю часть, т. е. количество, которое не может быть обнаружено даже самым тончайшим химическим реактивом. Между тем рыбы, погруженные в этот раствор, через несколько времени в нём погибали.

Поэтому, если все эти примеры ещё не доказывают действительности бесконечно — малых доз в строгом смысле слова, то, тем не менее, они досыта доказывают возможность могущественного действия столь ничтожных приёмов, которые равносильны нашим низким и средним делениям, т. е., во всяком случае, бесконечно меньше ежедневно употребляемых врачами старой школы, и, несмотря на такую ничтожность, они в состоянии производить ещё весьма резкое и несомненное действие на живой организм. Следовательно, на основании аналогии с другими фактами, мы должны сказать, что существующие в природе факты действия минимальных частиц материи, не дают нам никакого права отрицать существование лекарственных частиц и возможности (терапевтического) действия гомеопатических лекарств, по крайней мере, в низких и средних делениях.

Теперь является вопрос: вправе ли мы распространить такое заключение и на более высокие деления? Если Киевский медицинский факультет, в доказательство ничтожества гомеопатии, напоминает всем давно известное вычисление, что 14-е разведение соответствует раствору, который получился бы от прибавления одной капли тинктуры к морю, равному по величине всему земному шару, и если наш Медицинский совет думал потопить гомеопатию в том океане воды, которая необходима для приготовление 30-го деления, то мы должны опять задаться вопросом, существуют ли факты, доказывающие возможность действия этих разведений, и не играет ли важную роль в действии материи не столько количество, сколько качество материи или лекарственного вещества?

Известный математик, профессор физики в Праге, Допплер, был занят вопросом о том, возможно ли увеличение действия лекарства по мере уменьшения его весового содержания, и спрашивает: по какому праву принято думать, что действие лекарства зависит от его веса, а не от поверхности действующих атомов?

Под физической поверхностью тела, в противоположность математической, понимается совокупность тех атомов, которые, по крайней мере, в одном направлении окружены атомами другой среды, откуда следует, что всякое тело, по мере постепенного размельчения или дробления на части, должно значительно выигрывать в действующей поверхности, потому что атомы, принадлежавшие прежде внутренности тела, теперь приходят в соприкосновение с окружающей средой и тотчас вступают в составную часть вновь образованной поверхности. Точно так же два или более тела одного рода, прежде составлявшие одно неразрывное целое, будучи вместе соединены, уменьшаются в своей поверхности во всяких точках их взаимного соприкосновения. Несколько более внимательное рассмотрение этого предмета приводит к заключению, что общая поверхность растираемого тела увеличивается по меньшей мере в той же, а в большинстве случаев даже в большей пропорции, в какой уменьшаются поперечники отдельных частиц. Поэтому, если кубический дюйм какого-нибудь тела истолочь до мелкости мелкого песка, извести, муки или пыли, то общая поверхность всех частиц представит уже площадь более чем в 1000 кв. футов. Но для того, чтобы эта поверхность стала действительно физической или влиятельной, нужно, прежде всего, воспрепятствовать взаимному прикосновению отдельных частиц между собой, что достигается посредством растирания данного тела с достаточным количеством другого посредствующего индифферентного вещества, например, с молочным сахаром, т. е. именно таким образом, как приготовляются наши растирания, вся цель которых и заключается в том, чтобы привести единицу данного объёма или веса тела в наивозможно большую поверхность. То же самое и относительно разведений. Неразбавленная жидкость обладает физической поверхностью сосуда, её заключающего; между тем, будучи смешана с другой жидкостью, физическая поверхность её будет увеличиваться по мере разбавления, потому что частицы её теперь будут разъединены между собой частицами посредствующей жидкости. Поэтому, если и правда, что 1 гран 2-го децимального растирания заключает лишь 1/10-ю грана 1-го растирания, то отсюда ещё вовсе не следует, чтобы он действовал в 10 раз слабее, потому что 1 гран первого растирания, в силу тщательного смешивания с 9 гранами молочного сахара, приобрёл поверхность в 50, 100 или более раз большую первоначальной и через это выиграл в действительности, вследствие чего 1 гран таким образом приготовленного 2-го растирания, с точки зрения действующей поверхности, представляет величину бóльшую, чем 1/10 — я грана первого растирания, содержащего более крупные и грубые частицы.