Шанхай. Книга 2. Пробуждение дракона - Дэвид Ротенберг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ребенок…
— Нет ребенка. Нет тут никакого ребенка.
— Но…
— Ребенка нет!
Сайлас бросился на повитуху, вырвал у нее сверток и развернул его. То, что он увидел в лучах утреннего солнца, больше напоминало овощ, нежели человеческое существо. Некоторые части тела можно было распознать, другие — нет. По форме создание напоминало шар.
— Что это?.. — Сайлас поднял глаза на повитуху.
— Не ребенок. Не живой. Мертвый. Отдай обратно. Отдай. И посмотри на свою жену. Посмотри на жену.
Сайлас не помнил, как повитухи забрали ужасное создание. Его удивила сила, с которой Миранда вцепилась в его запястье.
— Обещай мне…
— Все, что угодно!
— Обещай, что посадишь сад. Сад во славу всего, что растет.
— Я обещаю, Миранда. А когда ты поправишься…
— И найди могилу моей матери. Ее звали Мириам.
— Непременно, Миранда! Но где…
Внезапно глаза Миранды расширились, и она резко выдохнула.
— Что, Миранда?
Она медленно повернулась к нему и произнесла только одно слово:
— Почему?
А потом — выдохнула и больше не дышала.
* * *Сайлас прополол маленький палисадник, разбитый у подножия ее могилы, а затем повернулся к маленькому холмику. Здесь покоился его «неребенок», которого он похоронил рядом со своей женой. Поначалу он ненавидел существо, которое отобрало у него Миранду, но со временем сумел переступить через это чувство.
Он положил руку на крохотный земляной холмик. В голове Сайласа теснилось множество мыслей, но с его губ сорвалось только одно слово:
— Почему?
В следующую минуту он поднял глаза и увидел, как на горизонте появился большой корабль Британской восточно-индийской компании и, как белая птица на воде, поплыл по реке по направлению к Шанхаю. На его борту стоял молодой, полный энтузиазма миссионер Южной методистской церкви по имени Чарльз Соон. Еще один Человек с Книгой.
Глава четырнадцатая
НАСЛЕДСТВО САЙЛАСА
В ту ночь, вернувшись от трех могил, Сайлас попытался приманить сон с помощью бренди, но от спиртного его только затошнило. Ночь навалилась всей своей тяжестью, темные минуты тянулись часами, а он слонялся по дому, ощущая в каждом уголке присутствие Миранды. Он чувствовал ее везде, кроме своего личного кабинета, куда он вошел в тот самый момент, когда старые дедовские часы в прихожей пробили три раза. Это было время, о котором Бард с Эйвона писал: «Теперь как раз тот колдовской час ночи, когда гроба зияют и ад заразой дышит в мир». Сайлас не вспомнил этих слов, поскольку Шекспир определенно не входил в число его любимых авторов. Но зато ярым поклонником Барда с Эйвона был его отец. В памяти Сайласа сохранились детские воспоминания о том, как отец в разговорах с дядей Макси часто цитировал Шекспира, а тот, покивав с умным видом, говорил: «Теперь скажи то же самое, только на нормальном английском» — и просил, чтобы отец пересказал ему содержание пьесы, из которой взята цитата. Сайлас отчетливо помнил, как отец откладывал в сторону любую работу, какой бы ни занимался в тот момент, и терпеливо пересказывал Макси «Гамлета», «Макбета» или «Цимбелина». Сайлас слушал очень внимательно, но самое большое удовольствие он испытывал, видя выражение истинного блаженства на лице дяди Макси. Как же сильно дядя Макси радовался жизни! Нет, даже не радовался, а любил, находя в ней самой наслаждение.
«И как это непохоже на меня!» — подумалось Сайласу.
— Как непохоже на меня, — прошептал он вслух, а потом негромко засмеялся. Но как только последний удар дедовских часов потонул в непроницаемой ночной тишине, Сайлас вдруг ощутил присутствие в кабинете кого-то еще. Он резко развернулся, почему-то ожидая увидеть позади себя дядю Макси, но увидел лишь один из стоявших здесь книжных шкафов. А если быть точнее, увидел неровную стопку дневников, которые его отец, знаменитый торговец опием и знаменитый опиоман, оставил ему в наследство во время их последней встречи.
С тех пор Сайлас почти не вспоминал об этих дневниках. Он положил их на самую верхнюю полку книжного шкафа, под учебниками китайского, по которым еще в детстве учил язык. Среди них было и старое издание китайско-английского словаря, когда-то прилежно изучавшееся Сирилом, главным специалистом Врассунов по Китаю.
Чтобы дотянуться до верхнего дневника, Сайласу пришлось встать на цыпочки. Он сел за письменный стол, зажег настольную лампу с зеленым абажуром и стал читать о рассыпающихся от времени дворцах Калькутты, о злоключениях деда, которого Сайлас никогда не видел, о временах, когда Ричард и Макси работали на предприятии «Индия алкалоид уоркс». Наконец он дошел до пророчества о том, что брат убьет брата.
На мгновенье Сайласу показалось, что в лампе померк свет, но потом он понял: это слезы заставляют расплываться буквы на странице. Брат убьет брата, и он убил Майло. Он, Сайлас Хордун, был убийцей. Братоубийцей. Вот почему у него забрали Миранду, теперь он в этом не сомневался. Сайлас поежился и отодвинул дневник в сторону.
Дедовские часы пробили четыре часа ночи. Сайлас распахнул окно, и кабинет наполнился густым, сладким ароматом цветущих оливковых деревьев, словно великий город издал вздох облегчения.
— Так тихо бывает лишь в этот час у излучины реки, — проговорил он вслух.
Последние ночные кутилы уже разошлись по домам, но еще не было слышно суеты золотарей, собиравших по утрам ведра с нечистотами. Город окутал покой.
Сайлас почувствовал, как ему на плечо легла рука Миранды, и едва не обернулся, чтобы взглянуть на нее, но удержался. Он знал: это всего лишь один из призраков, которые отныне ему предстоит носить с собой. Брат, отец, дядя, а теперь еще и любимая — все они придавливали его к земле, как вязанка дров на спине кули, высокая и тяжелая.
Сайлас наклонил голову и посмотрел вниз. В стекле отражалась настольная лампа и открытый дневник отца.
В окно ворвался порыв сухого ветра из пустыни Гоби и, прошелестев мимо Сайласа, добрался до стола и перевернул несколько страниц дневника. Сайлас знал о китайских поверьях о сухом ветре — ветре безумия — и уважал их, поскольку знал: если столь практичные люди, как китайцы, чего-то боятся, для этого существуют основания.
Он медленно подошел к столу и посмотрел на страницу, которую открыл для него ветер. На ней отец рассказывал о встрече с миссионером-гномом братом Мэтью и о его предупреждении: «Не делай дьяволову работу!»
Сайлас поднял глаза и окинул взглядом предметы, которые буквально кричали о его благосостоянии, — роскошные ковры из Тикрита, вазы династии Мин, окна с витражами ручной работы, большой письменный стол-бюро с убирающейся крышкой, полированные полы из красного дерева — и подумал: а не выполнял ли и он все это время дьяволову работу?
