Уловка медвежатника - Евгений Сухов

– О да! – охотно отвечал Краюшкин, отпивая шампанское. – Поставив на стол наполовину початый фужер, он продолжил беспристрастным тоном: – Теперь я думаю, что нам следует договориться о цене.

Следом так же аккуратно поставили свои фужеры Макарцев с Евдокимовым. На лицах – подобающая случаю серьезность. Переговоры вступали в самую щекотливую фазу.

– Серафим, мы тут посоветовались, – с нарочито растянутыми интонациями заговорил Тимофей Макарцев, посмотрев на Евдокимова, – и сошлись на том, что будет вполне уместно, если вы нам заплатите за ценные бумаги два миллиона рублей.

– Два миллиона ассигнациями за два с половиной миллиона в ценных бумагах?! – возмутился Краюшкин. – Да вы просто с ума сошли! Они совсем не стоят таких денег. Поймите меня правильно, организация сбыта ценных бумаг обойдется мне очень дорого… Сами подумайте… Так сказать, изъятие ценных бумаг из банка наделало немало шума. Продать их в России будет просто нереально, уж вы мне поверьте! Номера бумаг давно зарегистрированы полицией и внесены в черный список, а кредитным учреждениям и банкам дана строгая директива немедленно сообщать в полицейский участок, как только всплывут ценные бумаги с таковыми номерами. Не далее вчерашнего вечера я стал свидетелем того, как кассиры внимательно, едва ли не под лупой, рассматривали номера, сверяя их с черным списком, предоставленным полицией. Господа, вы даже не представляете, какие сложности могут возникнуть, если кто-нибудь из вас хотя бы попытается реализовать их в России!

– Мы, конечно, представляли, что могут возникнуть некоторые сложности, – отвечал Макарцев. – Но не думали, что это окажется столь серьезно. Если их невозможно продать в России, как же тогда собираетесь сделать это вы?

– По этому поводу вам не стоит беспокоиться, – заверил Краюшкин. – Ваши ценные бумаги можно будет продать только за границей. Но вы поймите меня, господа, предстоит лишняя работа, если хотите, дополнительные расходы. В моем, да и в вашем положении нельзя скупиться. У меня имеются очень хорошие каналы сбыта на немецкой границе. Но эти люди потребуют с меня немалые комиссионные за риск. Вы не представляете, насколько расторопна русская полиция, когда дело касается больших денег, и уверяю вас, к этому делу подключена и тайная полиция… Их агентами напичканы все европейские страны! Наверняка они учли и тот вариант, что мы предпримем попытку продать ценные бумаги за границей. А следовательно, уже предупреждены и все зарубежные банки. А чтобы обойти возможные осложнения, опять нужно платить!

Возникла пауза.

– У вас действительно имеются надежные коридоры на границе? – озадаченно спросил Макарцев.

– Ну разумеется! Мы же с вами серьезные люди! Чего же мы будем морочить друг другу головы?

– Тоже верно. Хорошо. Наша цена – миллион восемьсот тысяч!

Краюшкин отрицательно покачал головой:

– При всем моем уважении к вам я могу дать только миллион рублей и ни копейки больше. Иначе я буду работать себе в убыток. Поверьте мне, я не такой альтруист, каким кажусь на первый взгляд. Я все-таки негоциант и надеюсь из этого предприятия извлечь некоторую выгоду.

– Однако какой вы все-таки несговорчивый. Ну, вы и нас тоже поймите, мы тоже, так сказать, проделали немалую работу, а этот риск, он вполне стоит настоящих денег. Потом, вы сами понимаете, что они будут поделены на всю компанию, так что в конечном счете на каждого придется не так уж и много. Еще следует учитывать и то, что мы изрядно потратились, покупая дорогостоящее оборудование.

– Но вы же можете воспользоваться своими инструментами и дальше, – серьезно заверил Виктор Краюшкин. – Для вас это не в убыток.

– Если вам неизвестно, то могу сказать, что все наши приспособления остались в помещении банка. Если кто и может им воспользоваться, – его улыбка приобрела снисходительное выражение, – так это только полиция… Да и то для того, чтобы изобличить нас.

– Думаю, что до этого не дойдет, – быстро отвечал Виктор Краюшкин.

– Я тоже очень на это рассчитываю. Хорошо, я согласен подвинуться в нашем торге…

– Вот это правильно! -…во имя нашего дальнейшего сотрудничества… Так и быть, готов вам уступить.

– Право, уверяю вас, это совершенно невыгодно для меня. Я могу посчитать вам с ручкой в руках собственные затраты, и поверьте, что мне не столь много выпадает, как вам может показаться на первый взгляд.

– Возможно, – невесело буркнул Макарцев.

– А потом, вы все говорили о риске… Но почему вы не учитываете мой риск? Если разобраться, то я рискую не меньше вашего! Ваш риск остался позади. Мой же еще только предстоит. И, надо сказать, он будет носить более продолжительный характер, нежели ваш. Так что еще неизвестно, кто больше рискует… Так и быть, я уступлю вам не себе в ущерб: давайте сговоримся на миллион двести!

– Вы, однако, трудный переговорщик.

– Что поделаешь, на этом строится весь мой бизнес.

– Давайте сойдемся на полутора миллионах!

– Хорошо, пусть будет миллион пятьсот тысяч, – не без колебаний согласился Краюшкин.

– А теперь давайте выпьем по второму бокалу. Подведем еще одну важную черту.

Евдокимов расторопно наполнил бокалы. Выпили молча, не чокаясь, будто бы кого помянули. А когда фужеры нашли успокоение на столе, Тимофей Макарцев произнес:

– Признаюсь, я доволен, что наш договор продвигается. Пусть даже не на ту сумму, на которую я рассчитывал. Но тем не менее миллион пятьсот тысяч рублей тоже весьма ощутимая цена.

– О да! – восторженно протянул Краюшкин.

– Но раз мы серьезные люди, то меня интересует вот такой вопрос, чтобы, так сказать, наш разговор приобрел большую предметность. А вы располагаете той наличностью, которую озвучили?

– Понимаю… Имеются некоторые сомнения. Я совершенно не обижаюсь, возможно, что на вашем месте я поступил бы точно таким же образом. – Достав из кармана бумажник туго набитый банкнотами, Виктор Краюшкин весело произнес: – Не изволите ли взглянуть?

В бумажнике находилась плотно набитая «кукла», состоящая из аккуратно нарезанных листков бумаги, обложенных с обоих сторон пятисотрублевыми купюрами.

Краюшкин показал ее Макарцеву:

– Только с собой я всегда таскаю не менее десяти тысяч рублей.

Макарцев с Евдокимовым сдержанно рассмеялись.

– Забавно… Неужели вы считаете, что в этом кошельке хватит денег, чтобы расплатиться за ценные бумаги?

Закрыв бумажник, Краюшкин с обиженным видом положил его в карман сюртука.

– Ну разумеется нет, господа. Вы, наверное, решили, что я таскаю с собой чемодан наличных? Уверяю вас, это совсем не смешно!

Макарцев выглядел задумчивым.

– А мы и не думали смеяться. Тогда каким образом вы хотите доказать свою финансовую состоятельность?

– Тут надо подумать… Не вести же мне вас в хранилище, где лежат мои золотые слитки, – обескураженно произнес Краюшкин.

– Разумеется, нет! – воскликнул Тимофей Макарцев. – Но все-таки нам нужны гарантии.

– Я вас понимаю, – несколько озадаченно произнес Краюшкин. – Но гарантии у вас будут. Завтра… В крайнем случае послезавтра я что-нибудь придумаю. А теперь, господа, разрешите откланяться. У меня имеются еще некоторые дела. Давайте с вами встретимся послезавтра в это же время. Вас устраивает?

Макарцев с Евдокимовым коротко переглянулись.

– Вполне, очень подходящее время.

Глава 17

БОЛЕЗНЬ НАСЛЕДНИКА

Большую часть года Николай Второй вместе со своей семьей проводил в Александровском дворце Царского Села. Благо оно находилось всего лишь в двадцати километрах от Петербурга. Дети тоже обожали это место, особенно старшие дочери, Ольга и Татьяна, за тенистые сады, что содержались в безупречном порядке.

Любил это место и царевич Алексей. Обладая живым нравом, он не мог усидеть на месте и вместе со своим «дядькой» матросом Деревенько облазил все окрестности.

Всю прошедшую неделю Алексей просил подарить ему велосипед, но Николай Александрович, помня наставления врачей, объяснял сыну, что он для него опасен. Может, именно поэтому, зная о своем незаживающем недуге и о том, что он не такой, как все, у Алексея выработалось невероятно развитое чувство сострадания к ближнему.

Болезнь цесаревича как будто бы затихала, что давало ему ощущение покоя и даже некоторого счастья. Хотелось бы, чтобы такое состояние продолжалось как можно дольше, но Николай Александрович знал, что в судьбу наследника обязательно вмешается нечто такое, что перечеркнет установившуюся иллюзию счастья.

Внутренне он был даже готов к жестоким переменам, но никак не думал о том, что прозрение может быть таким горьким. Совершая прогулку на лодке в Царском Селе, цесаревич Алексей ударился коленом о борт. Поначалу на этот ушиб никто ни обратил внимания, но уже к вечеру выяснилось, что у Алексея случилось сильнейшее внутреннее кровоизлияние. К вечеру у него поднялась температура, и, жалуясь на сильнейшую боль, он не смог уснуть всю ночь. А под утро наследник впал в забытье. Алекс не отходила от постели сына всю ночь, баюкала его на груди, с трудом сдерживая слезы. Так что ни о каком покое речи быть не могло.