Петр Столыпин - Дмитрий Табачник

В 3 часа ночи 12 сентября на Лысой горе (издавна известной, как место сбора нечистой силы) приговор был приведен в исполнение.

«Вихрь предположений»

Проводивший по высочайшему повелению расследование киевских событий сенатор Максимилиан Иванович Трусевич следующим образом охарактеризовал впечатление от полученных им материалов – «вихрь предположений».

Но в любом случае из этого вихря можно уверенно исключить версию, ставшую официальной после вынесенного военно-окружным судом приговора Богрову: о том, что добросовестный агент охранки был запуган террористами и сначала пытался убить Кулябко, а потом принужден был стрелять в Столыпина. Понятно, почему официальная трактовка о причастности анархистов к убийству Столыпина была так выгодна многим высшим должностным лицам империи – она минимизировала вину властей и снимала подозрения о причастности к покушению охранки. Но разоблачается эта версия без особого труда.

Сначала немного о сути сказанного Богровым в суде и на последнем допросе. Уже после революции в советской печати появились воспоминания киевских анархистов. Из них следовало, что Богров действительно подозревался некоторыми соратниками в работе на охранку. Но в этом ничего экстраординарного не было. В революционной среде трудно было найти хоть одного революционера, в отношении которого, в условиях общей истерической шпиономании после разоблачения «азефовщины», не высказывались подозрения. Зная нравы анархистов, можно быть уверенным, что если бы подозрения в отношении Богрова были по-настоящему серьезными, то все закончилось бы очень быстро и просто.

Что касается упомянутого на суде прихода анархиста, требовавшего от Богрова совершения террористического акта с целью реабилитации, то в 1926 году бывший видный киевский анархист Петр Лятковский в журнале «Каторга и ссылка» рассказал, как все обстояло на самом деле. Он встретился с Богровым еще в марте 1911 года и никаких требований о реабилитации и совершении террористического акта не выдвигал. Процитируем слова Лятковского, сказанные Богрову: «…ни я, ни мои т. т. (товарищи. – Авт.) от него не требуют реабилитации». А вот что думал Лятковский весной 1911 года о подозрениях в отношении Богрова, высказывавшимися отдельными арестованными революционерами: «Предполагать все возможно, но, не имея данных, обвинять недопустимо».

Богров сам начал жаловаться Лятковскому на беспочвенные подозрения в отношении него и спрашивал, как он может с себя их снять. И именно Богров первый заговорил о возможности убийства Столыпина на предстоящих осенью торжествах: «Николай игрушка в руках Столыпина… Лучше убить Столыпина. Благодаря его политике задушена революция и наступила реакция».

Лятковский не принял всерьез сказанное Богровым и больше ни он, ни другие киевские анархисты с Богровым не встречались.

Понятно, что Лятковский был искренен – лгать ему во время появления публикации не имело никакого смысла. Таким образом, можно констатировать, что Богров совершенно исказил содержание разговора, и никаких угроз в его адрес не звучало. Что же касается высказанной им мысли об убийстве Столыпина, то она имела общий характер. Да и кто тогда из анархистов не говорил, что хорошо бы убить премьера? Лятковский и воспринял слова Богрова как пустую браваду, вскоре забыв о них…

Кто и для чего инициировал изменение показаний «Аленского», мы можем утверждать уверенно из-за допущенного Департаментом полиции в спешке откровенного ляпа.

Богров до 9 сентября ни слова не говорил о том, что он совершил покушение из-за боязни разоблачения со стороны революционеров. Однако уже 4 сентября в популярной газете «Современное слово» появилась неподписанная заметка (сразу же перепечатанная многими другими изданиями) следующего содержания: «Киев, 4 сентября. Главная цель производящегося следствия выяснить, действовал ли Богров совершенно самостоятельно или по поручению революционной организации. Относительно истинной роли, которую играл Богров, здесь все более склоняются к мнению, что он был настоящим непритворным агентом охраны, пока революционеры не начали его серьезно подозревать. Дальнейшая гипотеза такова: организация, к которой в целях сыска принадлежал Богров, предложила ему альтернативу – либо убить премьера и тем самым доказать вздорность относительно его сомнений, либо самому быть убитым за сношения с охраной. Богров выбрал первое».

Заявление Богрова на суде было полной неожиданностью для всех присутствующих. Настолько, что Иванов счел необходимым его передопросить уже после вынесения приговора (на допросе Богров повторил сказанное ранее на заседании суда), что являлось крайне необычным в жандармской практике.

И вот, за пять дней до заседания суда, газета со ссылкой на анонимные источники абсолютно точно излагает еще неоглашенную новую версию показаний Богрова! Почти дословно рассказывает о том, чего Богров еще не говорил! Можно ли сомневаться откуда и с какой целью было инспирировано появление данного материала? Видимо охранники, стремясь быстрей снять с себя ответственность за покушение, поторопились с размещением материала.

Показательно также, что никто не бросился искать упомянутых на суде анархо-коммунистов, которые, как следует из выступления Богрова, непосредственно виновны в покушении на главу правительства. Ведь в случае ареста (а сделать это было нетрудно), их показания начисто разрушили бы официальную версию.

В свою очередь, Трусевич, собрав девять толстых томов о киевских событиях, сделал следующий предварительный вывод о действиях Курлова, Спиридовича, Веригина и Кулябко: «Названные четыре лица допустили превышение и бездействие власти, имевшие весьма важные последствия».

Проведенное последующее предварительное следствие под руководством сенатора Николая Шульгина пришло к тем же выводам, что и Трусевич: «В отношении всех четырех обвиняемых следует считать установленным бездействие власти, имевшее особо важные последствия». Следующим этапом должен был быть суд по обвинению в преступном бездействии власти.

Однако он так никогда и не состоялся из-за короткой резолюции Николая II от 4 января 1913 года: «Отставного подполковника Кулябко считать отрешенным от должности. Дело об отставных генерал-лейтенанте Курлове и статском советнике Веригине, а также и о полковнике Спиридовиче – прекратить без всяких для них последствий».

В итоге смерть председателя Совета министров всего лишь стоила Курлову недолгой отставки, Спиридовичу – небольшой задержки с присвоением генеральского звания, Веригину – увольнения и лишения придворного звания. Не был предан суду даже Кулябко. Все ограничилось его снятием с должности и пребыванием на гауптвахте за обнаруженное в ходе расследования хищение (деликатно названное «небрежностью в хранении и расходовании») казенных средств.