Подводный реванш - Николай Переяслов

В момент этой встречи «Толедо» шла на перископной глубине и с поднятыми для связи антеннами. Возможно, считая себя уже полностью дома, экипаж вел переговоры с береговыми службами или даже со своими домашними, американцы это себе могут позволить, — и тут прямо перед носом их субмарины вдруг появилась из трехкилометровой океанской бездны расстрелянная несколько месяцев назад русская подводная лодка «Оскар-II».

Судя по тому, что «Толедо» несколько минут не предпринимала никаких действий, паралич на ней был полный. Удовлетворившись произведенным эффектом, Лячин уже хотел было отдать приказ о проведении условного выстрела звуковым импульсом, как в эту минуту наш радист перехватил и расшифровал (оказывается, наши дешифровальщики работают не хуже натовских, хотя нам-то никакие ихние «Бакатины» своих шифров не передавали) сообщение командира «Толедо», посланное в штаб Атлантического флота США в Норфолке: «Вижу «Оскар-II». Она не потонула! Она передо мной! Что делать?» А через минуту-другую из Норфолка поступил ответ, который, собственно говоря, и сыграл решающую роль в этой ситуации. «Торпедируйте ее без промедления! » — гласила расшифрованная радистом депеша. И эти, увиденные Лячиным, слова «Торпедируйте без промедления» стали той последней каплей; которая помогла ему сделать выбор в столь мучительно решаемом все эти дни вопросе.

— Боевая готовность торпедными аппаратами правого борта! Цель прямо по курсу!.. Торпедные аппараты... товсь! — решительно приказал Лячин и, услышав ответное: «Товсь выполнено», непроизвольно поднял и резко, как делали виденные когда-то в фильмах про Бородинскую битву командиры пушечных батарей, опустил руку: — Торпедные аппараты! Пли!

Наверное, для застывшего в ужасе экипажа «Толедо» это показалось самым настоящим залпом с того света. Вряд ли там успели толком осмыслить случившееся, а тем более начать хоть какую-нибудь борьбу за плавучесть субмарины.

Алексей мне потом рассказывал, что, когда затихло эхо взрыва торпедных разрывов, он услышал зловещий шум воды, врывающийся в корпус расколотой подлодки. Минуту спустя «Толедо» начала свешиваться носом книзу и затем, войдя в вертикальный штопор, со всевозрастающим ускорением стремительно заскользила в глубь океана. Гул, скрежет и сейсмическое громыхание тонущей АЛЛ наполнили рубку акустика. Шум этот казался ему почти ощутимым, лодка развила скорость около сорока узлов и все убыстряла свое погружение. Казалось, грохот ее падения наполняет не только рубку, но и все закоулочки нашей лодки. Потом два подряд глухих тяжелых удара сотрясли тонущую субмарину, и стало ясно, что в ней что-то взорвалось. А минуты через три-четыре еще одна ударная волна сотрясла лодку, и он понял, что «Толедо» ударилась о дно...

И случилось это — точнехонько в День защитника Отечества, 23 февраля самого первого года наступившего третьего тысячелетия. Я не поверил бы этому, зная, как у нас любят привязывать выполнение планов к всевозможным датам, даже если для этого надо фальсифицировать реальные сроки, но на руке у меня были часы с календарем, и они показывали именно эту дату...

...А потом мы несколько бесконечно долгих дней отрывались от преследования.

Сразу же после гибели «Толедо» в район нашего нахождения были стянуты десятка полтора кораблей ВМС США, отрезавших нас от отхода по своему собственному следу, и несколько беспрерывно кружащихся над поверхностью океана противолодочных самолетов «Орион», так что нам в эти дни пришлось немало поманеврировать. Прикрываться фонограммами работы чужих двигателей мы могли только при сброшенных до минимума оборотах наших собственных винтов, а для нас в данной ситуации было важно, не в последнюю очередь, сохранить скорость.

Нужно было уходить из опасного района, но обратный путь через Атлантику был прочно перекрыт, и командир принял парадоксальное решение двинуться сначала к берегам самой Америки и, потерявшись там за шумовым фоном тысячи рыболовецких, пассажирских и каботажных судов, прошмыгнуть вдоль побережья США на юг, вокруг Саргассова моря, и уже потом пересечь Атлантический океан и возвратиться вдоль побережья Европы домой, в Видяево. И кто знает, может быть, эта затея нам и удалась бы, но в самом ее начале приключилась одна непредвиденная история, заставившая командира подлодки изменить планы на прямо противоположные.

Это случилось в два часа ночи — я хорошо помню, потому что еще не спал, дочитывая какой-то из обнаруженных в лодочной библиотеке журналов. Находясь на положении не пленника, не гостя и не члена команды, я мог позволить себе читать хоть всю ночь напролет, так как утром мог не вылезать из постели не до обеда, так до ужина — мне ни разу еще никто не сказал, что, мол, хватит, тебе мять бока, попробуй заняться хотя бы чем-нибудь полезным. Все-таки я находился на лодке не по своей воле, да и, самое главное, какой из меня мог быть помощник в том, о чем я только читал в газетах?..

Итак, я лежал в постели, глядел на часы, которые показывали два часа ночи, и понимал, что где-то там, над поверхностью океана, в это время, наверное, так удивительно сияют сейчас не заслоненные никакими домами звезды.

Наглухо отрезанные от возврата на просторы Атлантического океана кораблями ВМС США, мы к тому времени уже миновали Бермудские острова и как раз повернули на юг, двигаясь по Саргассову морю в режиме полнейшей тишины и удерживая скорость в пределах 6 — 8 узлов, что обеспечивало нам максимальную скрытность от натовских акустиков. Поэтому меня аж подбросило на кровати, когда в абсолютно молчащей субмарине вдруг на всю мощность рявкнули динамики общекорабельной связи, и по отсекам загремели четкие отрывистые команды:

— Всплываем на глубину сорок метров, осмотреться в отсеках!.. ГКО готовность номер один!.. Глубина сорок метров, осмотреться в отсеках!.. Всплываем на перископную глубину!..

Поняв, что происходит нечто неординарное, я выскочил из-под одеяла и принялся быстро одеваться. Не знаю, что там вдруг стряслось, но, на всякий случай, надо быть хотя бы в штанах. А то вдруг объявят какой-нибудь экстренный сбор, и придется бежать на него в трусах.

И, словно подтверждая мои опасения, по всем ходам и отсекам лодки зарычал ревун, а по трансляции объявили:

— Боевая тревога! По местам стоять к всплытию!

Раздалось шипение воздуха высокого давления, хлопки клапанов, и подводная лодка закачалась на океанской волне. Какое-то время она так и шла в надводном положении, хотя приказа отдраивать люки не поступало.

А через несколько минут прозвучало снова:

— Аппарат ВИПС для выстреливания сигнального патрона приготовить! Подать воздух на тифон и сирену!

И в то же мгновение даже в прочном корпусе лодки стали слышны завывания сирены. А после того как из специального аппарата, предназначенного для выстреливания имитационных и сигнальных патронов, был произведен выстрел, опять раздались команды:

— Приготовиться к погружению! Срочное погружение! Раздались частые рыканья ревуна, и подводная лодка, приняв балласт, стала быстро погружаться.

— Опустить перископ! Глубина двести! Совершить разворот на сто восемьдесят градусов! Скорость максимальная! — последний раз прозвучал голос Лячина, и я почувствовал, как лодка совершила маневр разворота и устремилась по новому курсу.

Встретив на следующий день командира, я поинтересовался у него, чем была вызвана эта ночная тревога и куда теперь следует наша лодка.

— Видишь ли... Обстоятельства сложились так, что вчера ночью я нарушил режим скрытности и демаскировал наш атомоход перед противником. Это навлекло на нас очень большую опасность, но, я думаю, ты сейчас поймешь, что меня вынудило так поступить, — сказал он, и мы пошли в каюту, где я узнал подробности того, что происходило ночью в океане.

А случилось следующее. В два часа ночи акустики доложили Лячину, что слышат шумы винтов двух гражданских судов, причем одно из них быстро удаляется в западном направлении, а второе, меньшего тоннажа, похоже, его преследует. Убедившись, что никаких плавсредств непосредственно над лодкой нет и военных кораблей поблизости не наблюдается, Лячин дал команду всплывать на перископную глубину, а когда появилась возможность смотреть, увидел в окуляры грузовое судно, которое пыталось уйти от идущего ему наперерез небольшого корабля. Когда преследователи открыли по уходящим пулеметный огонь трассирующими пулями, а беглецы подняли норвежский флаг, ему все стало понятно, и он принял решение вмешаться.

Когда мы всплыли, морские пираты (а это были именно они) уже почти вплотную подошли к норвежскому судну, но, увидев внезапно появившуюся рядом с ними из-под воды черную махину, которая издает жуткие звуки, резко повернули в сторону и стали набирать ход. Выстреленный нами сигнальный патрон еще больше напугал грабителей, и они врезались с разгону в плавающую льдину. Норвежцы, скорее всего, тоже испугались, но зато они были избавлены от опасности ограбления, а возможно, и гибели. Они прибавили скорости и очень быстро исчезли в ночном океане.