Вышибая двери - Максим Цхай

Гансов кельнер, который должен был убрать у дверей, не слишком‑то торопился. Я нашел его в зале и наорал. Как оказалось позже, в темноте перепутал (хрен их разберет, все играют в унисекс и одинаково одеты). Рядом оказался зам ляйтера Ричи.

— Почему ты так с ним разговариваешь? Разве ты его начальник?

— Ганс сказал, что он должен сделать это немедленно. Мне нужно, чтобы у входа было чисто. И побыстрей.

В результате Ричи отправился стучать Гансу. Дружба дружбой, а настучать для немца — святое дело.

Озверел.

Устал.

Сегодня конкретно наквасился, в результате сплю один. Весной!

Сел с горя посмотреть «Последнюю дуэль», и настроение испортилось окончательно. Пушкин Безрукова — это тот же Есенин и тот же Саша Белый. Мимика, интонации, фишки и даже смех один в один. Безруков получает вечный хаусфербот за опошление образа Пушкина.

Злой и неудовлетворенный во всех отношениях ушел спать.

Или всех грызи, или ляг в грязи. Если поддерживаешь слабого индивида в группе, и не покровительствуя с позиции силы, а стимулируя его волю и веру в себя, то первым, на кого он бросится, почувствовав себя сильнее, будешь именно ты.

Исключений не бывает.

На этом основано жесткое пацанское правило — угнетаемых в группе либо топтать, как все, либо организовывать, образуя оппозицию верховодящей группировке. Но второй путь, как правило, ведет к поражению: в девяноста процентах случаев человек попадает в группу угнетаемых в силу не обстоятельств, а личностных качеств — по слабости воли, отсутствию характера и наличию явных душевных изъянов. Только крепкая, сложившаяся оппозиционная группировка может позволить себе взять обузу в виде покровительства такому индивиду, в которого она будет кидать не ботинки, как все остальные, но фантики, развлечения ради.

И тот, кто этого делать не станет, рискует поменяться с угнетаемым ролями.

Если человек восхищается тобой — пусть восхищается. Не буди в нем веру в себя, не стимулируй в нем самооценку.

Иначе будь готов к тому, что он пойдет по классическому алгоритму: «Ты мой кумир, я твой поклонник, ты общаешься на равных со мной — значит, я стою того, я такой же, как ты, я лучше тебя». И здесь только два пути — либо показать зубы, лишив его иллюзий, либо прекратить общение. Лидер обязан время от времени показывать зубы. Даже вчерашнему задушевному собутыльнику при первых же его попытках поднять голову.

Умение быть лидером — это умение быть одиноким. Только дистанция рождает иллюзию недосягаемости, а недосягаемость — желание подчиниться. Умение быть лидером — это прежде всего умение создавать нужные иллюзии.

Я не подчиненный и не лидер. Первое — из‑за личных свойств, второе — сознательно. Быть лидером — значит намеренно упрощать и уплощать подход к человеку, в том числе и к другу. Тот, кому интересен душевный мир ближнего, лидером быть не может по определению. А для меня нет ничего интереснее, чем другой взгляд на мир, другой отпечаток духа, еще одно чудо — одна из пяти миллиардов человеческих душ.

Я осознанно держусь этих правил.

Дружить со мной не у всякого получится. Но возможно, именно поэтому в друзьях у меня люди неординарные, сильные. Дружба с ними больше похожа на родственную связь. Они могут быть абсолютно непохожими — от вождя немецких байкеров старины Торстена до заместителя главврача крупнейшей баварской клиники Эрика Каца. Объединяет их одно: эти люди уверены в себе настолько, что не нуждаются в самовозвышении и уничижении других. Но при попытке помахать у них перед носом распущенным хвостом один деликатно обрежет этот хвост под самый корень, а второй попросту даст обладателю хвоста пепельницей в рыло.

Они — мои друзья, моя семья, мой клан.

Моя нация, если хотите.

Только так.

У меня есть ослик. Черно–желтый тайваньский ослик по кличке «Кимко».

Этот скутер стоит столько же, сколько вполне приличный и лишь слегка подержанный тяжелый мотоцикл, на который я сейчас коплю, после того как разбил свой «Кавасаки», и это огорчает меня еще больше. Я купил его, когда был богат. Пусть, думал, будет для езды по городу — маневренный, легкий, и бензина надо только чуть… Кто мог знать, что я усядусь на него на долгих два года, поскольку злобные полицаи конфискуют у меня права на коника! Да и сам коник погибнет, содрав мне кожу со спины на прощанье…

Теперь у меня только ослик. Дорогущий осел! Который жрет бензина не меньше, чем взрослый мотоцикл, неустойчив, как пластмассовая утка в ванной, и хрупок, как тайваньская девочка.

За два года аккуратной езды отлетело на фиг сиденье, оборвался блинкер и почти отвалился щиток на руле, порастерялась часть гаек и снеслось левое зеркало. Да, забыл о проржавевшей выхлопной трубе — мы теперь ревем, как небольшой самолет, и от этого мне еще тоскливее…

Но я его люблю. У тайца «Кимко», по сравнению с итальянцами «Пьячо» или «Априлией», очень хорошая тяга, он быстро разгоняется и прет в гору легко. А ведь я не юноша семидесяти пяти килограммов, на которые он рассчитан, а дядька ста десяти. К тому же могу сесть на скутер, пообедав. И ничего.

Пробки, заторы — для него пустяки. Перекрыла дорогу мусоросборочная машина — ха! Газу! На бордюр, резко тормозим, на тротуар и объехали. Пробка — фигня, сворачиваем на велосипедную дорожку и гордо мчимся мимо десятков разморенных ожиданием водителей автомобилей. Благодаря щели в немецком законодательстве для скутера нет специфической правовой базы. Это больше чем мопед, но меньше чем мотоцикл. Пойди разберись, что ему можно, а что нет, поэтому полиция чаще всего оставляет скутеристов в покое.

Скутер — позор байкера. А между тем скутер–мотороллер, этот ослик, — несравнимо более опасная игрушка, чем мотоцикл. Удивительно, но факт. В движении по городу он наравне с другими транспортными средствами прет на скорости 50 км. Зато опрокинуться может в любой момент — вес невелик, отцентрирован плохо, колесо маленькое, чуть гравий на трассе или сырое шоссе, без проскальзываний и хождения юзом — кувырк! — и он уже на боку. И ты вместе с ним.

Тоня, моя сестра, с удовольствием каталась на мотоцикле, обняв меня за толстые бока. Когда же я прокатил ее на своем ослике, она наотрез отказалась садиться на него вновь — страшно. «Такое ощущение, что не на технике едешь, а на ведре с моторчиком, не то провалишься в него, не то оно само из‑под тебя выкатится!» Это да.

Я падал на ослике три раза. Один раз на гравии, второй на мокром шоссе и третий просто так, взбрыкнул «Кимко» — и готово.

Ну что ты смотришь на меня своими фарами, спрятанными под решетку? Типа внедорожник! Отдал ведь за тебя бешеные деньги. А ни виду, ни мощи. Позорище мое…

Но все равно мы с тобой сегодня сделали «Априлию». Сделали! Невзирая на ее спортивный выхлоп и на то, что седок был легче меня килограммов на сорок. Они выскочили на подъеме, с шиком обогнав нас с правой стороны и вылетев на мост. Седок гордо обернулся и продолжил движение в тридцати метрах впереди меня.

Я принял вызов. Ты не знаешь моего «Кимко», пацан! Зато я знаю твою «Априлию». И себя. А ты меня не знаешь!

Дождавшись начала спуска с моста, я осторожно передвинулся на самый край сиденья, так что колени вылезли за щит скутера. Максимально освободил от нагрузки ведущее колесо, пригнулся к рулю, уменьшив сопротивление ветра, и дал полный газ.

Мой трудяга «Кимко» чуть подпрыгнул, влекомый силой инерции и резким форсажем, и стал неуклонно догонять уже торжествующе расслабленную «Априлию». Я поравнялся с ней, отсигналил обгон и с шиком (а как же иначе?) завершил обгоняющий маневр, выскочив прямо перед носом офигевшего соперника. Еще рукой ему помахал.

И не важно, что пришлось пропустить свой поворот и делать крюк в восемь километров. Пусть у меня не «Харлей» сейчас. И даже не «Кавасаки». Но ослик «Кимко»… он же мой. И «Априлия» у этого дерзкого пацана тоже, наверно, любимая… А мы их сделали!

Бог у бога портянки украл.

Любовь нельзя взвесить. Нельзя измерить. Я люблю солнце, дождь и ветер с моря. И много чего еще. А что же больше?

Всё я люблю больше всего. Люблю родителей, сестру, друзей. Это всё — одна любовь.

Если представить ее как большой медовый пирог — он ваш, друзья, любимые и родные, весь и целиком. И каждый возьмет кусок. Или два, если ты сладкоежка. Все будут его есть, и мне будет приятно. Потому что пирог‑то принес я. Для вас.

Но главная любовь — это, конечно, любовь к женщине. Потому что она настолько поглощает тебя всего… что в стороне не остается и эгоизм. Как это возможно? Ведь это антипод любви. А на самом деле именно эгоизм и делает эту любовь особенной среди всех. Я хочу быть с этой женщиной. Только я. И только с ней. Ни с кем не хочу делить. И ни с кем не хочу делиться. Потому что она — моя. А я — ее. Только ее. У мужчины любовь без желания обладать — не любовь. Нет, мне тоже всегда льстит, когда на вечеринке рядом со мной самая красивая женщина, это на самом деле приятно. Особенно если женщина — любимая. Но это так, игра, киндершпиль… И это даже не эгоизм, нет, это… мир для двоих. Потому что я думаю, глядя на нее, как приведу сейчас ее к себе домой, смою косметику, вытру носик, заверну в простынку и утащу к себе, в свою постель.