Чисто убийственный бриллиант - Деби Глиори
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что ты имеешь в виду под «нетрадиционными методами»? Давай, пап, выкладывай. В конце концов, я тоже имею отношение к этим… к дедушкиным деньгам и всему этому наследству.
Думая, как лучше ответить, Лучано достал пузатую банку и попытался вспомнить, что в ней хранится.
— Пап? Как именно мой дедушка заработал все эти деньги? Чем он занимался?
Вглядываясь в сумрачные недра банки, Лучано глубоко вздохнул.
— Только я, мама и еще один человек знаем об этом. Правда, вполне возможно, его уже нет в живых. Титус, ты даже вздохом не должен намекнуть на это ни одной живой душе. Некоторые вещи лучше держать в тайне. Твой дедушка, дон Химера ди Карне Борджиа, был мафиозо. Очень крупным и могущественным. В криминальном мире своего времени он был большой шишкой, il grande parmigiano, владельцем грандиозного дела, в коррумпированную цепь которого входили политики, члены королевских семей и даже главы государств.
— Борджиа должны разорвать цепь, — прошептал Титус, вспомнив последнюю строчку страшного e-mail.
— Борджиа и есть цепь. Мы, Титус. Ты и я. Деньги могут передаваться только по мужской линии. Слава небесам, на твою мать и сестер это не распространяется.
— Но все эти деньги… где он их взял? — У Титуса возникло смутное подозрение, что его дедушка не копил свое богатство, откладывая по лире в старую банку из-под джема.
— Он убивал ради них — о, конечно, не своими руками. Нет. Не лично, но он отдавал приказы, и его прихвостни делали всю грязную работу. Он также держал казино, собачьи бега, был вовлечен в незаконную торговлю акциями, владел алмазными копями, занимался контрабандой опиума и, думаю, был замешан во всех грязных делишках, какие только можно вообразить…
— Так, значит, они грязные?
— Деньги? Да, конечно, но то же самое можно сказать почти обо всех деньгах. Даже если зарабатываешь деньги самым честным путем, то как только кладешь их в банк, ты тут же начинаешь участвовать в нечестной игре, во всяком случае, твои деньги…
— Но, папа! Почему я? Почему ты позволил ему отдать эти деньги мне? Ты же знал обо всем… всей этой грязи, и все же позволил ему так поступить.
— Титус, я любил его. Он был моим отцом. Это не означает, что я простил его. Я ненавидел то, что он делал. Из-за этого я сбежал из дома и покинул родину. Но когда я услышал, что он умирает… ты тогда только что родился — я сел на первый самолет в Италию, чтобы показать тебя ему… показать ему, что из зла может получиться великое добро…
— Но ты не должен был допустить, чтобы он завещал мне ДЕНЬГИ! — Голос Титуса повысился до страдальческого крика. — Ты знал, что это кровавые деньги! И все же ты позволил ему…
— Он умер через две минуты после подписания завещания. — На лице Лучано не осталось эмоций. — Я увидел его первый раз за двадцать лет, и он скончался у меня на руках. Титус, я бы позволил ему сделать все, что угодно. Это была его последняя воля. Человек в кровати уже не был могущественным криминальным боссом, он был просто моим отцом, стариком, которого я любил… несмотря ни на что…
— Папа… — прошептал Титус. — Прости, я не хотел…
— Нет, Титус. Ты прав, — перебил его Лучано, помахав рукой. — В тот день, когда умер мой отец, я сделал то, за что твоя мать не перестает меня корить. Я не подумал. И вот теперь я поставил тебя перед ужасным выбором, рассказав тебе то, чего ты не хотел знать, и предоставив тебе решать, что, черт возьми, делать с этими деньгами… Правда, ты в любой момент можешь отдать это богатство на благотворительные цели, если просто захочешь избавиться от него.
— Избавься от него, — пробормотал Титус. — Уничтожь его, или оно уничтожит всякого, кто захочет им владеть… Уничтожь его.
В этот момент стеклянная банка выскользнула из рук Лучано и грохнулась на каменный пол, взорвавшись с оглушительным звоном. Пол заляпала кроваво-красная жидкость с осколками стекла. Что бы ни хранилось в этой банке, оно уже давным-давно разложилось, и его комковатые останки напоминали некие трудно определимые человеческие органы.
Лучано и Титус в ужасе уставились на вещество, слишком напоминающее кровавое месиво — принимая во внимание содержание их недавней беседы.
— О боже, — простонал Лучано, разглядывая свои перепачканные ботинки.
— Не двигайся, — сказал Титус. — Сейчас принесу щетку. — Одним прыжком выскочив из кладовки, он пронесся мимо Пандоры и направился к кладовке с метлами в коридоре.
К его удивлению, он застал там одну из маминых сокурсниц, которая перебирала метлы и швабры в поисках чего-то. Судя по злобному шипению из-под надвинутого капюшона, предмета ее поисков в кладовке не было. Поглощенная этим занятием, ведьма не замечала ничего вокруг. Титус откашлялся, чтобы оповестить о своем присутствии. Ведьма с рычанием обернулась, явив Титусу на мгновение настолько ужасающую личину, что он едва не закричал в голос.
— О, небеса! Как ты меня испугал! Разве ваша драгоценная няня не учила тебя, что неприлично вот так подкрадываться к людям? — Фьямма д’Инфер собрала свое лицо в подобие улыбки и пробежала пальцами по волосам. — Ну… — промурлыкала она, принимая потрясенное молчание Титуса за нормальную подростковую застенчивость. — Что молчишь… Кошка язык откусила?
— У нас нет кошки, — выдавил Титус и добавил: — Извините, мне нужно взять метлу из шкафа.
— Добро пожаловать. — Фьямма прижалась к стене, предоставляя Титусу возможность протиснуться в дверь. Под ее пристальным взглядом он почувствовал, как по спине побежали мурашки. Когда он потянулся за щеткой на длинной ручке, Фьямма промурлыкала: — Погоди… По-моему, это щетка Гекаты, и должна тебе сказать, что у нее серьезные проблемы с управлением, не говоря уже о тормозах… а мы ведь не хотим, чтобы юный без пяти минут наследник погиб в воздушной аварии, которая могла не случиться? По крайней мере, пока не хотим… — Она схватила большую метлу и протянула ее Титусу. — Возьми ее, лучше не бывает. Абсолютно надежная, ABS, улучшенная управляемость, два комплекта подушек безопасности…
— Подушки безопасности? На метле? — Титус просто не мог удержаться от смеха. — Полагаю, сейчас вы скажете мне, что она работает на неэтилированном бензине и развивает скорость шестьдесят миль в час за две секунды? Вообще-то я пришел за щеткой, чтобы подмести пол, а не летать на ней.
Миновав Фьямму с ее метлой, Титус схватил то, что, как он горячо надеялся, было самой обычной половой щеткой, и, не попрощавшись, кинулся обратно на кухню.
ТАРАНТЕЛЛА СЕЕТ ПАНИКУ…
Дедушкины часы в холле пробили шесть раз, когда миссис Маклахлан с Дэмп на руках вошла в дом через парадную дверь.
— Мы вовремя, зайчик, — пробормотала няня, ставя девочку на скамейку, чтобы снять с нее резиновые сапожки. Когда она расстегнула «молнию» на курточке Дэмп, часы издали глубокий резонирующий звук твонгг и начали бить снова.
— О боже, — миссис Маклахлан вновь подхватила ребенка на руки и заспешила в кухню, остановившись лишь для того, чтобы бросить взгляд на циферблат часов, которые продолжали отбивать время, словно в истерике. Их филигранные стрелки вращались в обратную сторону, что отнюдь не свидетельствовало об исправности механизма. Миссис Маклахлан машинально взглянула на свои наручные часы и с досады щелкнула языком.
— Господи, батарейка, должно быть, села, — пробормотала она, подошла к телефону и набрала номер говорящих часов. Дэмп у нее на руках потянулась к фарфоровому кувшинчику с карандашами, который стоял на столе в холле. Карандаши были предназначены для записи телефонных сообщений, однако в действительности использовались лишь для рисования всяких завитушек в телефонном справочнике во время скучных разговоров. Миссис Маклахлан немедленно пересадила Дэмп на другое бедро так, чтоб та не дотянулась до карандашей, и укоризненно похлопала ее пальцем по носу. В трубке прозвучало:
— …точное время, передаваемое при содействии спонсора, ккшшсстт ровно шшттсскшш.
Миссис Маклахлан вздохнула и попробовала еще раз.
— …точное время, передаваемое при содействии сспонссшштт аккупшшт… сссс… двадцать пять и пссссс секунд.
— О боже, — застонала миссис Маклахлан. — И телефон туда же… как же быть?
— …время, передаваемое при содействии спонсора, ппппсссчччч… Пожалуйста, положите трубку и наберите номер снова.
Миссис Маклахлан бросила трубку на рычаг и понесла Дэмп в кухню. Когда она открыла дверь, ее окатила волна аппетитных ароматов. Мари Бэн сидела за столом над кроссвордом, ковыряя в ухе огрызком карандаша. В раковине не было грязной посуды, на плите подогревалась стопка мисок для пасты. Бело-голубые салатницы с салатом выстроились на подоконнике, и кто-то потрудился обернуть каждый набор столовых приборов голубой льняной салфеткой, перевязав ее желтой ленточкой.