Охотник за нечистью и Похититель Душ (СИ) - Видана Анастасия

Девочки Сноутон переглянулись, и Марна судорожно сжала руку Томура. Что бы это значило? Что теперь будет с отцом? Можно ли Пенни вернуться домой?

— Поди-ка сюда, выпей пива и расскажи нам все по порядку, — раздался спокойный голос Андеи. Крайс с благодарностью принял из ее рук запотевшую кружку.

— Пошел я, значит, к дому наместника нашего, — начал он, смущаясь от всеобщего внимания. — Мы с другими работниками туда, почитай, каждый день ходим — все о хозяйке расспрашиваем, новости узнаем. К самому Милдрену Хоупу, понятно, нас не пускают, да только слуги-то завсегда знают больше хозяев. Ну так, сегодня пришел, глядь — суета какая-то во дворе, кони стоят заседланы, работники бегают. Остановил я одного парнишку, он мне и рассказал — уезжает, мол, гость дорогой, чтоб ему так и разэтак! Наместник, поговаривают, рад-радехонек, хоть и виду не подает, конечно.

— Так что, — повела бровями Андея, и средний сын кузнеца так на нее посмотрел, что каждому, кто заметил, тут же сделалось ясно — этот малый к ней точно неровно дышит! — отпустят, стало быть, отца моего теперь, а с ним и хозяйку твою?

Крайс только руками развел:

— А вот об этом ничего не слыхал… Никаких распоряжений об узниках наместник не сделал — да и то, ждет, верно, когда уберется посланник-то.

— Может и так, — задумчиво обронила Андея и выразительно посмотрела на Томура. Тот кивнул — выясню, мол.

Теперь оставалось только одно — ждать. Томур должен был заступить на стражу сегодня в ночь, там, глядишь, и прояснится чего. У Марны даже аппетит разыгрался — что-то подсказывало ей, что новость хорошая, и отца, должно быть, скоро отпустят. А вот Андея, вытерев руки вышитым полотенцем, тихонечко скрылась в подсобке и там, вдали от чужих любопытных глазах, прижала ладони к груди, стараясь унять тревожное сердцебиение. Если посланник отбывает из Талсбурга, да еще и так срочно, стало быть, Венельд — пойман?.. Никто, даже Марна, и не догадывался, что сердце Андеи принадлежит отважному Охотнику, которого она и видела-то лишь несколько раз, когда он изредка забредал в их городок. Ей было семь, когда он впервые появился в ее жизни. Почти все жители их деревни, в том числе и мать девочек Сноутон, погибли от лап ужасного монстра. Никто не сумел совладать с ним, а Венельд сдюжил, и отец по сей день был ему благодарен.

Несколько лет назад у Венельда наметились какие-то шашни с Вельдой, служаночкой из таверны. Андея, хоть и была еще маленькой, очень от этого страдала — и несказанно обрадовалась, когда та покинула город. Парень, скорее всего, догадывался о ее чувствах, но отплатить Гурту за дружбу столь черной неблагодарностью, конечно, не мог. У него не было своего угла, да и задерживаться на одном месте ему, в общем, не приходилось, а, стало быть, и семью он не планировал — так что у Андеи не было шансов. Не развлекаться же с дочерью старого друга? Да и к гуртовым девчонкам Охотник относился, скорее, как к сестрам. Может, были у него и другие какие причины держать Андею на расстоянии, но она о них, конечно, не знала…

Вечером у ворот темницы собралась половина Талсбурга. Люди шумели, переговаривались, строили догадки. Появлению наместника никто не удивился — знали, что будут новости.

Милдрена Хоупа сопровождали двое стражников. Оглядев толпу, он взобрался на массивный пень некогда росшего у стен темницы дуба и откашлялся. Люди притихли.

— Жители Талсбурга! — начал наместник важно. — Достопочтимый посланник лорда Драугона совершил ошибку. Я пытался указать ему на это, но меня не желали слушать. Каждый день я, рискуя собственным положением, снова и снова заговаривал с господином Кейраном о его узниках. Я умолял его не быть слишком строгим. Я уговаривал его освободить невиновных — но он оставался глух к моим словам. Однако сегодня утром милорд Драугон прислал нам письмо, где говорилось, что Охотник, которого поджидал в Талсбурге господин Кейран, пойман далеко от наших мест, около Тайманских Топей, почти на границе с Норавией. Посланник спешно отбыл к своему лорду, я же распорядился немедленно освободить узников. С них, разумеется, сняты все обвинения, — он оглянулся на замерших стражников. — Открыть ворота!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Толпа взволнованно зашумела — и просто взревела, когда показался Гурт, поддерживающий под руку Герту Лавению. Милдрен опасливо покосился на бывших узников. Едва посланник уехал, он тут же распорядился накормить эту парочку и отправил к ним служанок, чтобы помочь привести себя в порядок. Им разрешили помыться в бане, выдали свежую одежду. Гуртова размера у наместника, к сожалению, не нашлось, так что его окровавленная и изодранная рубаха была в срочном порядке выстирана, зашита и прикрыта добротным плащом, небрежно наброшенным на широкие плечи. Однако же синяки в бане не смоешь, и Милдрен Хоуп боялся, что речь его недостаточно убедительно переложила вину за подобное обращение с узниками на покинувшего город Кейрана.

Впрочем, все обошлось. Девочки Сноутон — все трое! — радостно бросились к отцу. Пенни, которую прятала у себя одна из работниц Герты, снова была с ними. Тишу же наместник распорядился отправить домой потихоньку — один из стражников, должно быть, уже подводит девчонку к дому. Там ему велено дожидаться хозяйки. Девочка вела себя, как обычно, страшными взглядами не пугала, свысока не глядела — просто испуганный ребенок, которому хочется к маме. О том, что с нею было прежде, наместник не хотел даже думать.

Работники госпожи Лавении подсуетились, подогнали запряженную смирной лошадкой телегу. Гурт с дочерьми тоже уселись с Гертой — таверна находилась на отшибе, не вдруг доберешься. Вот и славненько, вот и уладилось все. Громких речей узники не говорили, к бунту не призывали, на наместника, вроде, не жаловались — и на том спасибо. Может, потом и опомнятся, помянут Милдрена Хоупа недобрым словом — ну так народ к тому времени уже успокоится, разбредется. Нет, что ни говори, а получилось все очень даже неплохо!

Подумав так, наместник Талсбурга повелел закрывать ворота, да и отправился себе к дому — в сопровождении стражников, конечно. Мало ли что!

Глава 20. Тур

Тур умирал и знал это.

Он чувствовал, что умирает, чувствовал, как покидают его некогда могучее тело последние крохи жизненных сил, как холодеют руки и ноги, немеет затылок и все медленней бьется сердце. Треклятое дерево тянуло из него жизнь, и ему нечего было противопоставить этой ненасытной безжалостной жадности.

Поначалу он пытался бороться: пробовал разогнуть звенья цепи, сломать свои оковы, вытащить руку или ногу, выдернуть металлический штырь из каменной стенки… Ничего не вышло, но и тогда он сдался не сразу.

Сперва он попытался мысленно дотянуться до Венельда. Тот каким-то невероятным образом проникал пару раз к нему в голову — кто знает, может быть, он услышит? Не услышал… Впрочем, жив ли сам Венельд? В последний раз Тур видел его скачущим на коне прочь от Тайманских Топей, но удалось ли ему спастись?

Затем он обратился мыслями к матушке Герте. Ей подвластны некие силы, и имя его тайное она тоже волею случая знает, так может… И тут не вышло.

Круглая каменная зала с красноватыми жуткими стенами напитывалась страданиями пленника. Чем хуже становилось Туру, тем ярче делались кровавые прожилки на них, но это было не самое страшное. Стены отдавали все собранное Древу, будто Оно не желало лишиться ни единой частички жизненной силы пленника. Черный гранитный ствол влажно поблескивал, по корявым корням и узловатым веткам пробегали неясные всполохи, наливались кровью каменные листья — а узник становился все слабее и слабее.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

В последнее время Тур просто лежал у подножия Древа Смерти, не шевелясь и ни о чем не думая. У него не было ни сил, ни желаний, ни страха. Он смертельно устал, ослаб и попросту ждал конца.

Поработившему его колдуну он был больше не нужен. Тот, кто то и дело вырывается из-под контроля и путает все планы хозяина, годится лишь в подношение кровавой богине Смерти. После неудавшейся попытки побега колдун попросту перенес окутанного магической паутиной Тура в свой замок и какое-то время держал в темнице, а после велел приковать его здесь, в круглой зале. С тех пор прошло четыре дня.