Разрубленное небо - Александр Логачев

— И что это? — Хидейоши наблюдал за происходящим чуть ли не с открытым от удивления ртом. — Я не понимаю.

— Второй мальчик внизу ничего не делает, просто смотрит, — заметила Ацухимэ. — Я тоже ничего не понимаю.

— Сейчас поймете, а пока отойдем, — Артем сделал несколько шагов в сторону и жестом подозвал к себе обоих Кумазава. Он заговорил, чуть понизив голос: — Не будем мешать. Это работа пока еще требует от ребят полной сосредоточенности. Между прочим, очень толковый парнишка этот ёсимунэ. Все ловит на лету. Китайский за три месяца уже почти выучил, представляете? Монах-китаец не верит своим глазам. И ушам тоже не верит. Я надеюсь, когда парень повзрослеет, страна Ямато будет им гордиться. А его отец, между прочим, простой лесоруб…

По поводу ёсимунэ Артем мог бы еще добавить вот что. Он не знал, каким был, допустим, Леонардо да Винчи в двенадцать лет. Может быть, не вылезал из библиотек эпохи Возрождения и уже вовсю поражал всех умом и сообразительностью. А может быть, и наоборот, все детство носился по какой-нибудь Генуе, учился кое-как, чему-нибудь и как-нибудь, и лишь вдруг в зрелые годы пробило на гениальность. Всяко бывает. Однако по тому, какие поразительные успехи уже сейчас выдавал ёсимунэ, можно было надеяться, что из него получится что-то вроде гения. А папаша его, лесоруб, только рад был спихнуть одного из своих одиннадцати детей. Одним едоком меньше, и то прибыток. А поскольку даймё еще и заплатил за сынка, то прибыток выходил двойной.

— Все, господин даймё! — доложил ёсимунэ.

Артем замахал рукой, и второй пацан бегом бросился вверх по холму, вскоре ворвался в ворота школы и через секунду перетаптывался перед господином даймё и его гостями.

— Говори! — приказал Артем не лишенным торжественности голосом.

— Отряду военачальника Кумазава перейти реку и ударить во фланг, — отбарабанил ученик Ямомото-рю.

— Не может быть, — пробормотал Хидейоши. — Дословно! Конечно, сигналы войскам можно подавать с помощью дыма от костра или размахивая флагом. Но слово в слово приказ не передашь. Он все понял с помощью этой блестящей штучки?

— Ага. А еще с помощью солнца и тайной азбуки.

— Я поняла! — хлопнула в ладоши Ацухимэ. — Миганья заменяют слова. Но в темное время это бесполезно.

— Не совсем так, Ацухимэ-сан. В темное время зеркало со шторками заменяется фонарем со шторками. А дальше все то же самое. Чередование коротких и длинных миганий. Только учти, друг мой Хидейоши, что тут главное не солнечные лучи, а тайная азбука. Ей необходимо выучиться, запомнить все наборы сигналов, а это нелегко. У меня пока только два ученика освоили эту азбуку, другим дается тяжело. Но вы, похоже, не поняли главного. Представьте, что армия выступила в поход. Император остался в Киото. По холмам на всем пути следования, в поле видимости друг друга, расставляются воины-сигнальщики. И с места сражения можно быстро передавать от сигнальщика к сигнальщику донесения для микадо. Император узнает об исходе сражения не через два-три дня, а через час.

С Хидейоши происходило что-то странное. Он выпрямил спину, вздернул подбородок, закаменел лицом и медленно, голосом заговорившей статуи произнес:

— Я должен взять эту вещь с собой и показать сиккэну.

— Ага! — торжествующе проговорил Артем. — А кто-то по дороге сюда выказывал сомнения в пользе моей школы! Ну ладно, будем милостивы к побежденному. Так и быть, возьми с собой сей предмет, к слову, именуемый гелиографом, что означает… Впрочем, ладно. Но еще раз говорю тебе, друг мой Хидейоши, что главное — тайная азбука. Поэтому скажи сиккэну, что в столице следует открыть школу, где мастера из моей школы, когда я их подготовлю, будут обучать тайной азбуке сигнальщиков императорской армии. Но гелиограф — это не единственное, чем ты можешь порадовать сиккэна. Сейчас нам пора, а потом загляни сюда, в Ямомото-рю, в другое время, поговори с учениками, с учителями, с плотниками и кузнецами. Пусть тебе здесь все покажут, расскажут. Уверяю тебя, друг мой Хидейоши, ты найдешь еще много чего, что можно приспособить в военном деле или просто употребить на пользу императору, сиккэну и прочим жителям Ямато. А теперь, дорогие мои Кумазава, нам и правда надо торопиться. Ехать пора. На площади собрался народ, ждут, когда я открою ярмарку. Без меня они не начнут, а мы уже здорово опаздываем.

Это была сущая правда. Торикихидзе не начинался, пока не прибудет господин Ямомото. Такой сложился ритуал. Сложился без малейшего в том участия самого господина Ямомото. Даже наоборот: выходило, болен или здоров, есть настроение, нет, а каждую субботу тащись открывать мероприятие. Не явишься — люди просто разойдутся. Потому что — японцы. И такие у них странные прибамбасы…

Глава девятая

ОМРАЧЕННЫЙ ПРАЗДНИК

Сегодня они несколько опоздали к обычному времени начала Торикихидзе. Разумеется, никто в народе не роптал, не высказывал крамольные мысли вольнодумного направления, мол, даймё наш уже не тот, возгордился, зажрался, народ простой презирает. Просто все без исключения люди, собравшиеся на площади Торикихидзе, терпеливо дожидались приезда даймё Ямомото и искренне обрадовались, увидев его — своего Белого Дракона, в чье могущество верили и чье главенство над собой безоговорочно признавали…

Ну, еще бы им не признавать, на что спрашивается тогда Артем столько сил положил, особенно в начале своих славных самурайских дел, в первые два месяца пребывания в качестве сюго и даймё. А потом особых усилий прикладывать уже не требовалось, все катилось само собой, знай поддерживай. Тем паче недовольных новым даймё было гораздо, в огромные разы меньше, чем тех, кто даймё боготворил. Особенно довольны новым даймё были, разумеется, жители города Ицудо.

За четыре месяца, — всего за четыре месяца! — Ицудо неузнаваемо преобразился, стал походить на настоящий город, а не на разросшуюся деревню, ибо из центра исчезли все огороды и рисовые поля, там все активно застраивалось домами, там по распоряжению даймё улицы мостились камнем, и всю ночь центральные улицы освещались установленными за счет даймё масляными светильниками, чтобы ночные прохожие не спотыкнулись обо что-нибудь в темноте и чтобы самураи учрежденной даймё ночной стражи не перепутали бы невзначай честного человека с проходимцем, и пополнялись маслом те светильники тоже за счет их щедрого, мудрого и заботливого даймё.

«Дешевая популярность», — узнав про светильники, может сказать кто-то, знакомый с такими умными словами, как «пиар» и «предвыборные технологии». Так и что ж с того? Какой власти мешает популярность? А касаемо дешевизны… Всяк и во всем стремится заплатить поменьше, да взять поболее. А на мысль о светильниках (установка и, с позволения сказать, обслуживание которых стоили даймё и вправду сущие гроши) Артема натолкнули воспоминания о скамейках. Да-да, о скамейках. Воспоминания из его прежней жизни о расставленных по их микрорайону грубо сколоченных скамейках с выжженных на них надписью «Подарок депутата такого-то». Дешево, но действует, народу нравится, народ хвалит депутата. А здесь народ идет ночью по освещенной улице и славит своего даймё.

И духом Ицудо преобразился: из города ушел затхлый болотный дух безнадежной провинции, жизнь забурлила. Люди словно проснулись от вековечной спячки, что-то стали делать сами, уже без понуканий и уговоров со стороны даймё и его присных, что-то затевать, даже по улицам стали оживленней передвигаться.

Четыре нововведения Белого Дракона способствовали этому оживлению в Ицудо и в провинции: еженедельная ярмарка Торикихидзе, замена телесных наказаний штрафами, разрешение вносить подати деньгами[30] и практически насильственное прививание ремесленничества как формы профессиональной деятельности. Казалось бы, какие пустяки, а заработало.

Откуда ни возьмись, город наводнили монеты. Понятно, наводнили не за день-два, но все равно очень быстро, что немало удивило Артема. Спустя месяц после начала реформ в городе уже довольно часто расплачивались не рисом, а деньгами. Ну да, для какой-нибудь современной, то бишь тринадцатого века, Европы — сие дело обычное, иначе и быть не может. Да что там говорить про современную Европу, когда в какой-нибудь Древней Греции вместе с Древним Римом монеты были главным средством расплаты. А для Японии тринадцатого века всеобщим эквивалентом был рис, на втором по эквивалентности месте стояли ткани, но они имели хождение главным образом в Киото, в Камакура и в портовых городах, а не в глубокой внутренней провинции. Что касается монет, то они, главным образом, были китайские и корейские.[31]

Ну и понятное дело, расцвету Ицудо способствовало большое число игорных заведений, которое будущий сюго взял под свое покровительство еще до своего вселения в замок даймё (а теперь распространил сие покровительство — ну еще бы упускать такой случай! — по всей провинции). Любители покидать кости могли, разумеется, это проделывать и в других городах, но теперь у них появилась возможность совместить любимое занятие с посещением враз ставшей знаменитой ярмарки Торикихидзе, о которой говорят в каждом доме, о которой рассказывают сущие небылицы, которую никогда не пропускает Белый Дракон и творит там свои великие чудеса. А значит, побывав на Торикихидзе, обязательно увидишь и легендарного Бьяку-Рю. Как тут не поехать. А Артему того и надо. Чем больше людей приедет в Ицудо, тем лучше будет всем ицудовцам, а заодно и ему самому…