Операция «Сострадание» - Фридрих Незнанский

— А, понятно. Значит, в связи с этими родственными отношениями было принято решение о передаче данного дела мне?

— Можешь считать и так, если тебе больше греет душу такая формулировка.

— А кто занимался делом Великанова до меня?

— Уже двое. Первым был дежурный следователь Васин, который выезжал на осмотр места происшествия, после Васина — Глебов…

— А, Подполковник? Он же вроде толковый мужик!

— Безусловно, толковый. Полагаю, он справился бы, если бы располагал временем. Но Кудрявцев требует срочной работы. Сам понимаешь, придется мобилизовать все силы.

— Понимаю, — подтвердил Турецкий, демонстрируя свою боеготовность. Но особой радости ему это известие, что правда, то правда, не принесло. Срочная работа — кто ее любит? Но когда начальство требует, тут уж хоть из шкуры выскочи, хоть умри, а сделать обязан. — Что это за дело, на котором сломали зубы уже два следователя?..

— Тягомотное дело, Александр Борисович, — признался Турецкому Глебов. — Чем глубже в него погружаешься, тем лучше понимаешь, что пластическая хирургия в России перешла в область коррумпированного бизнеса, со своими околокриминальными разборками. Гадюшник, одним словом.

Этим малооптимистичным выводом Глебов завершил перечень версий, как проверенных, так и тех, которые только еще подлежали проверке.

— А как насчет криминала в прямом смысле? — поинтересовался Турецкий. — Ну, наподобие того, что Великанова мог убрать некий криминальный авторитет, который воспользовался его услугами по изменению лица и хотел окончательно замести следы. Сейчас об этом едва ли не в каждом третьем детективе пишут!

— Рассматривалась такая версия, рассматривалась, — неохотно согласился следователь Глебов. — Только ее нельзя воспринимать всерьез.

— Почему же нельзя? Насколько я знаю своего друга генерала Грязнова, которого я обязательно напрягу в связи с этим делом, он как раз очень даже заинтересуется подобной версией.

— Я расспрашивал на этот счет специалистов. Один из коллег доктора Великанова по клинике «Идеал» пояснил, что изменить до неузнаваемости лицо не так-то просто. Процесс это долгий и тягомотный, год занимает как минимум. В последнее время у Анатолия Великанова таких пациентов вроде бы не было.

— А раньше такие клиенты у доктора Великанова были? — рванулся к сути опытный следователь Турецкий.

— Откровенно говоря, подобного вопроса я не задал, — махнул рукой его предшественник, демонстрируя усталость от уже осточертевшего великановского дела. — Меня интересовало последнее время, то есть год-два, в более ранние дебри я влезать не хотел. Вернее, не было времени, ведь начальство постоянно теребило: где результаты расследования дела, имеющего политический резонанс? Ясный перец, Александр Борисович, вы и сами в курсе, что речь идет о гибели любимого зятя премьера — хоть и в прошлом, но все же председателя кабинета министров страны!

Турецкий задумался.

— Версия насчет криминального авторитета не кажется похожей на правду, — заметил Глебов, — но тем не менее… Все версии — в вашем распоряжении, Александр Борисович. Я сделал все, что мог, дальше действовать вам.

На лице Глебова, напоминающем лицо каменного идола с острова Пасхи, читалась такая же каменная усталость. Следователь, сдающий законченное дело, никогда не выглядит таким усталым: утомление в результате многодневного труда компенсируется у него радостью, что этот труд не пропал даром. А вот Георгию Яковлевичу не повезло: вкалывал-вкалывал, всю подготовительную работу проделал, а убийцу найдет кто-то другой. Невезучий, должно быть, он человек! Сидеть ему до пенсии в подполковниках… Представив ход мыслей Глебова, Турецкий ему посочувствовал, но помочь ничем не мог. Поэтому он постарался как можно скорее выбросить из головы внутреннее смятение Георгия Яковлевича и оперативно загрузить свой мыслительный аппарат неотложными мероприятиями по делу Великанова.

Александр не стал ломать сформировавшуюся уже следственную команду, включил полностью всех ее членов в свою бригаду. Правда, присоединил к ней замначальника Департамента угрозыска МВД Вячеслава Грязнова и его оперсотрудницу Галину Романову. «Добро» на это он без труда получил у самого министра внутренних дел.

И следственный поезд отправился дальше по маршруту, стремясь как можно быстрей достигнуть конечной станции — раскрытия убийства пластического хирурга Великанова.

«Опять Жору по службе обошли», — подумала Таисия Глебова.

Когда муж, как обычно, вечером вошел в дом, она не задала ни единого вопроса. О служебных неприятностях жене следователя Глебова безошибочно сигнализировала его шляпа. Шляпа эта выдающаяся, с низкой тульей и загнутыми кверху полями, бархатисто-черного цвета, была единственным головным убором, который шел к длинному глебовскому лицу, пусть даже и придавал советнику юстиции некоторое сходство с протестантским проповедником. Глебов носил шляпу до холодов, пока замерзающие красные уши не принуждали сменить ее на ушанку, и относился к ней аккуратно: придя с улицы, непременно вешал ее на специально вбитый в стену рядом с зеркалом в прихожей крюк. Так поступал Георгий Яковлевич, когда настроение у него было хорошее или среднее. Но когда настроение у него было плохое, оно отражалось на шляпе, которую он с порога небрежно бросал на полку над галошницей, где фетровое изделие приземлялось в непрезентабельную компанию шарфов и перчаток. Пренебрежением к головному убору Георгий Яковлевич как бы подтверждал проявленное к нему самому неуважение. «Я — хронический неудачник, чего уж тут со мной церемониться?» — сигнализировал он этим жестом, острой иголкой впивавшимся Таисии прямо в сердце. Какой женщине хочется, чтобы муж считал себя неудачником?

Сегодня дело зашло далеко, судя по тому, что шляпа, пролетев мимо полки, спланировала на пол. Глебов не стал ее поднимать, свирепо, рывками, вытягивая из-под пальто шарф при застегнутых пуговицах. Подняла шляпу Тая, отряхнула ее и повесила на крюк. Георгий Яковлевич фыркнул. Нарисовавшаяся в дверях кухни Машка, держа в правой руке заложенную указательным пальцем книгу (не учебник, как пить дать), смерила взглядом родителей и удалилась обратно, тщательно прикрыв дверь. То, что папа периодически приходит с работы в плохом настроении, казалось ей совершенно естественным, хотя не слишком радующим обстоятельством. Но ничего, мама разберется. Мама заставит папу вести себя как следует. Несмотря на свой невеликий возраст, Машка Глебова не заблуждалась относительно того, кто в доме главный.

Вне зависимости от того, кто в доме главный, главным в доме должен чувствовать себя мужчина. Эту простую истину Тая вынесла из родительского дома, где мать всячески обихаживала, ласкала и почитала отца семейства. И когда еще этот необычный, старше нее почти на двадцать лет, но такой дорогой уже ей москвич, робко ухаживая за ней, признался, что он неудачник, что по службе продвигается плохо, а сам замирал, понимая, что нарывается на отказ, — это не остановило Таю от того, чтобы выйти за него замуж.

В Москве не все оказалось так просто, как она сама себе представляла, но Тая была достаточно гибка, чтобы знать, где надо согласовываться с обстоятельствами, а где не стоит идти у них на поводу. Она научилась жить в ожидании звонка, что Жора сегодня не придет ночевать, потому что у него важное задание; она научилась быть терпеливой, не выдумывать глупости и не ревновать попусту там, где речь идет о сугубо служебных отношениях. Она имеет право сказать о себе, что прошла высшие квалификационные курсы следовательской жены. А ведь параллельно приходилось еще получать уроки и сдавать ответственные экзамены на курсах материнства!

Повлиять на обстоятельства, которые заставляют ее Жору чувствовать себя несчастным неудачником, не в ее возможностях — зато в ее возможностях успокоить, утешить, сделать так, чтобы он забыл о своих неудачах. Помимо всего прочего, разве неудовлетворенное честолюбие — это причина чувствовать себя несчастным человеком? Вот чего Тая никогда не понимала! Лично она привыкла работать на совесть, но никогда не увлекалась построением карьеры. Ведь сколько еще всего в жизни, кроме работы, есть хорошего, нового и интересного… Но для мужчины сделать карьеру — это нормальное желание, бесполезно и незачем его за это судить и, тем более, осуждать. Да и вообще, долг жены — не судить, а помочь.

Следуя отработанной годами технологии, Тая извлекла из хорошо известного супругам тайника бутылку, которую держат на случай внезапного визита гостей, и, пренебрегая на сей раз традиционным супом, поставила перед Георгием Яковлевичем тарелку со вторым блюдом (сегодня на ужин рыба в сухарях, отлично) и налила ему рюмочку. Тая из опыта знала, что в ситуации очередной служебной неурядицы Жоре хочется выпить. Это случается с ним нечасто, но случается. А как примет рюмочку-другую под хрустящую жареную рыбку, успокоится, придет в себя и расскажет наконец, что у него в очередной раз стряслось. Если захочет.