Маги Второго Круга - Эва Бялоленьская

— Спокойно, — сказал Ночной Певец. — Ни Ветер, ни Бестиары не разглашают пантерьих контрольных слов.

— Но ведь ты же его знал!

— Я вытянул его у тебя из головы. Не думаешь же ты, что среди наемных убийц затесались какие-нибудь Наблюдатели? Ты в безопасности, по крайней мере, пока.

Осунувшееся лицо несостоявшейся жертвы покушения приняло презрительное выражение под названием «а что ты там можешь понимать». Но на Певца это не произвело никакого впечатления. Что поделаешь, уж такой он есть, этот Победный Луч Рассвета из рода Брин-та-эна. То, что он не стал вытаскивать на свет обстоятельства жалкого начала биографии Певца и не начал с ходу его попросту оскорблять, называя дворнягой и нищим попрошайкой, уже следовало признать за исключительную вежливость. А может, это просто результат усталости? Молодой князь выглядел больным: лицо серое и иссохшее, вокруг покрасневших глаз — глубокие тени. Мятая одежда плохо сидела на нем, морщилась, точно была отвратительно сшита, и Певец далеко не сразу сообразил, что свой бархатный кафтан бледный юный князь умудрился натянуть задом наперед, а серебряные пуговички должны находиться на спине, где их застегнул бы слуга. Один взгляд на обувь князя позволил определить, что у аристократа появились определенные сложности и со шнурками. Модные тканые ленты вместо того, чтобы укладываться в приятные для глаз орнаменты, извивались, словно взбесившиеся змеи, и скручивались в узлы. Но хуже всего выглядели все-таки волосы Победного Луча — раньше тщательно намасленные и уложенные благородными локонами, они спадали до лопаток. Теперь волосы развились, щетка не касалась их со вчерашнего дня, растрепанные, сбившиеся колтунами пряди немного напоминали фестоны мха, которые Певец видел на ветках болотных деревьев. С той только разницей, что были не зеленого цвета.

Зато лицо Искры вдруг стало зеленоватым. Парень явно пошатнулся, чтобы сохранить равновесие, ухватился за столбик балдахина над своим ложем, а потом тяжело опустился на кровать, потирая лоб и мучительно кривясь.

— Ты болен? — поинтересовался Певец.

— Нет. Да… Не знаю, — пробормотал побледневший и слегка даже позеленевший местный представитель аристократии. — У меня голова болит. И я так себя чувствую, будто у меня камень в желудке, — добавил он, что невольно прозвучало довольно жалостно.

Певец задумчиво прищурился:

— Ты ел сегодня что-нибудь?

— Нет, — буркнул Искра, прижимая ладонь к животу. — И вчера тоже не ел, что-то мне не хочется.

— Да ты ж попросту голодный, а никакой не больной! — фыркнул Певец. — Со вчерашнего дня без жратвы, ничего удивительного, что тебе стало плохо.

— Голодный? — На лице Победного Луча отразилось искреннее удивление. — Не думаю, чтобы я был голоден. Мне совсем не хочется есть. Просто меня тошнит.

— Вот и видно, что ты никогда не голодал. Через какое-то время в животе перестает бурчать и есть уже не хочется. — Ночной Певец махнул рукой, горько улыбнувшись. — Человек просто слабеет и охотнее всего только спал бы да спал. Таков он и есть, этот голод, предательский, выедает тебя изнутри, словно червь. Так что радуйся, господин хороший, что тебе не пришлось на самом деле столкнуться с настоящим голодом.

Князь молчал, поэтому Творитель продолжал, потирая руки:

— Ну, поскольку пока у тебя нет никого на побегушках, чтоб лакомства тебе под нос принести, придется самому прошвырнуться до нашей трапезной. Только не в этих тряпках и не с таким стогом сена на голове. Ты похож на дохлую мышь, которую кот приволок с поля. Никогда не понимал, зачем «благородным» такая вот длиннющая пакля на голове.

Наследник Брин-та-эна мгновенно надулся и стиснул кулаки. Но тут же с шумом выдохнул воздух и ответил с угрюмым достоинством:

— Длинные волосы являются символом благородного происхождения. Первый встречный не имеет права такие носить.

Развеселившись, кудлатый Творитель расхохотался в ответ, а тем временем, не задавая вопросов, он поднял крышку одного из сундуков и принялся изучать его содержимое. Там он обнаружил только блестящие шелковые рубахи с искусно вышитыми отворотами.

— А знаешь что? Если б волосы давали благородное происхождение, то я бы уже давно был самым знатным в этом клятом городе!

Победный Луч Рассвета в который уже раз спрашивал себя, почему он до сих пор еще не выкинул за двери этого бесстыжего мужлана, бывшего невольника… полуживотное, собственно говоря… эту ошибку природы, этого болтливого шельму, только и видели его косматую морду. А на прощание еще следовало бы натравить на него Карамельку.

— Почему я еще не выкинул тебя отсюда? — Наконец он все-таки произнес этот вопрос вслух все еще хриплым после гарроты голосом.

Несносный гость притворился, будто глубоко задумался, принял позу мыслителя и многозначительно почесывал свой подбородок.

— Потому что я такой милый и забавный?

— Потому что я хочу… договориться с тобой, — добавил Искра с намеком.

— О чем?

— А вот о чем. Я бы предпочел, чтобы события прошлой ночи не стали всеобщим достоянием.

— Никаких сообщений? Никакого следствия? — удивился Певец, забыв про свою роль беззаботного наблюдателя.

— Вчера ночью… вообще ничего не произошло. — Точно наперекор собственным словам Победный Луч невольно провел пальцем по следу на шее. — Хотя это очень плохо, что я не могу устроить Чертополоху настоящие похороны. Он был хорошим слугой и заслуживает этого.

— Избавиться от тел? — уточнил Певец. — Нет ничего проще. Мне это тоже подходит.

— Значит, мы договорились?

— Договорились.

— И что ты за это хочешь?

Творитель склонил голову, точно слегка задумавшись.

— Ты больше никогда не будешь называть меня невольником.

Искра пожал плечами:

— Слишком низкая цена.

— В таком случае будем считать, что это первый взнос. А про остальное я тебе припомню, когда представится подходящий случай.

В тот день никто ничего особенного не заметил. В одной из замковых кухонь самовольно оставил работу поваренок, он сбежал в неизвестном направлении и даже не позаботился забрать свое скромное имущество. Никто на такую мелочь и внимания-то особо не обратил. Среди слуг ходили слухи, будто молодой аристократ отослал прочь своего слугу, потому что, наверное, был им недоволен. Волосатый Творитель выглядел необычно подавленным, а во время занятий заснул, уткнувшись головой в книжку, из-за чего снова навлек на себя гнев учителя. Две «половинки» заболели. В общем, ничего необычного.

Камушек с горечью подумал, что сам, собственными руками обеспечил себе отдых от Гладиатора, по крайней мере, на пару недель. Это единственное, что хоть немного утешало в сложившейся ситуации. Потому что у него сильно болело горло и кололо в груди, и вообще жизнь представлялась довольно подлой и поганой штукой. Еще до полудня к пареньку заглянул лекарь — Наблюдатель с холодными ладонями, который не имел ни малейшего понятия о том, как можно, не причиняя неудобств, осмотреть горло больного. Он заставил Камушка выпить какую-то мерзость, более горькую на вкус, чем приснопамятные наливки Соленого на Ящере. А тут еще, чтоб жизнь маслом не казалась, этому медику почему-то не понравилось дыхание Камушка.