Маги Второго Круга - Эва Бялоленьская

Поскольку иного выхода не было, он начал ходить есть в общую трапезную. Первое появление там князя привело всех присутствующих в несколько обалделое состояние, тем более что его, естественно, сопровождала хайгонская пантера. В тот день ужин прошел в гробовой тишине. Искра старался не отрывать глаз от своей тарелки, ощущая направленную на него массовую атаку не только зрительную, но и мысленную. Ребята по-прежнему кидали в его сторону недоверчивые взгляды, но, поскольку никто так и не обжегся вдруг вскипевшим супом, отношение к нему понемногу стало более спокойным. Он даже не пытался присоединиться к болтающим компаниям, собирающимся до и после уроков с Гладиатором, зато во время разговоров за столом начал вставлять точные и язвительные замечания, что вызывало порой целую войну, где оружием служили шпильки и колкости, а в конце концов все разрешалось смехом. Одним словом, он чувствовал, что дело идет к лучшему. Союз с «мужланами и ублюдками» начинал приносить ощутимые выгоды.

— Идем к Камушку, — потребовал Ночной Певец, когда наконец Гладиатор вместе со своей палкой растворился вдали после утренних уроков.

— Вместе? — переспросил Искра. Мягко говоря, они с Ткачом иллюзий друг друга не слишком любили. Каждый раз, когда Камушек соизволил взглянуть на Победного Луча, тот чувствовал, что божество здешней молодежи совершенно пренебрегает им. И это нашему аристократу весьма не нравилось. Более того, он подозревал, что Ткач только ждет подходящего случая, чтобы снова напустить на него какую-нибудь исключительно гадкую иллюзию. К примеру, такую, как то мерзкое членистоногое.

— Вместе. Карамелька тоже, — решительно ответил Творитель.

— Не хочу, — столь же твердым тоном сообщил Искра.

— Хочешь.

— Не хочу и не пойду.

— Пойдешь, потому что это будет очередной взнос в счет долга, а ты у нас благородный и долги платишь, — радостно ощерился Ночной Певец.

От такого бесстыдства Победный Луч даже онемел на мгновение.

— А можно узнать, какой это будет взнос по счету? — процедил он со злостью.

— Второй.

— Третий. Второй был, когда ты мне волосы обрезал, варвар ты лохматый!

— А ты не имеешь права меня оскорблять.

— Я только не должен был называть тебя невольником.

— Ты мне тоже нравишься.

Вот так мило щебеча, два мага добрались до дверей, на которых красовалась отполированная медная голова смеющегося кота.

Победный Луч Рассвета не знал, как выглядят комнаты его товарищей по школе, но его воображение рисовало что-то похожее на казарменный стиль (однажды он побывал в казармах рядовых императорской гвардии в Ленении), поэтому он ожидал увидеть нечто вроде голых белых стен, твердых нар с ровно застеленными одеялами и противомоскитными сетками… ну, может, еще столик со стопкой книг в одном углу и свитками пергамента в другом. Во всяком случае, отнюдь не то, что он увидел, когда Ночной Певец распахнул дверь и впихнул его внутрь.

— Тут же… — начал было Луч и запнулся. Слово «грязно» не подходило к описанию комнаты, наименование «помойка» тоже замерло у него на губах, когда он увидел стоявшую посреди стола громадную золотую вазу, в которой легко мог бы утопиться приличный котище. Но из этого чудовищного сосуда свисал только одинокий носок. А вокруг валялись горстями драгоценные камни.

— Это золото? — вырвалось у Победного Луча, прежде чем он успел прикусить себе язык.

— Где? Это? А, нет-нет. Серебро, позолоченное, но и так офигенно тяжелое. И безобразное, как дождливая ночь. Чем больше мы стараемся это исправить, тем хуже оно становится. А если я пытаюсь сделать ажурный низ, то он сплющивается под тяжестью верха. Я уже дозреваю, чтобы это недоразумение переделать в ночной горшок.

Луч несколько оправился от того сокрушительного впечатления, которое произвел на него чудовищный сосуд, и огляделся в поисках Ткача иллюзий. Камушек, вопреки ожиданиям, не валялся в постели в качестве тяжелобольного. Полностью одетый, он сидел поперек своей кровати, опираясь на груду шелковых подушек, длинные ноги его покоились на табуретке, а вокруг было разбросано множество листков бумаги. Рядом на столике дымилась кадильница, по всему помещению разносился сильный запах сосновой смолы и гвоздики. Камушек поднял голову от книжки, которую как раз читал, и посмотрел на пришедших слегка отсутствующим взглядом. С некоторым интересом он смерил взглядом Искру с ног до головы, а потом вдруг разразился смехом, который тут же перешел в тяжелый приступ кашля. Ткач согнулся пополам, выронил книжку и все никак не мог отдышаться.

— Ох, как паршиво, — встревожился Творитель. — Знаешь, после того, как его подстрелили на Драконьих островах, он от любого пустяка тут же расклеивается.

— Это заразно? — буркнул Победный Луч, невольно отступая на полшага.

— Да ты что. Сейчас пройдет. — Певец вылил на платок какое-то средство из бутылочки, которую откопал из-под вороха бумаг. Подал тряпицу Камушку, а тот, продолжая раздирающе кашлять, прикрыл ею рот и нос. Наконец Ткач иллюзий перестал хрипеть. Отложил платок и вытер слезившиеся глаза.

«Ради Круга Вечного, я его вообще не узнал. Что ж ты с ним сделал, Певец?»

На Камушка преображение аристократа явно произвело большое впечатление. Вместо чудного создания в бархатных одежках — не то парня, не то девушки — перед ним стоял стройный и вполне симпатичный шестнадцатилетний парень. Локоны Искры исчезли. Явно без ножниц не обошлось. Волосы у него теперь были значительно короче, гладкие, зачесанные со лба назад, что подчеркнуло резкие черты липа, и теперь он выглядел гораздо более решительным и мужественным. На затылке торчал черный хвостик, переплетенный ремешком — прическа охотников. Победный Луч Рассвета был одет в замшевую куртку с бахромой, облегавшую талию, чтобы удобно можно было опоясаться лазурным шарфом мага. Костюм дополняли узкие черные штаны, украшенные по бокам шнуром, и высокие сапоги из телячьей кожи. Единственной деталью, не подходившей к этому охотничьему наряду, был шелковый шарфик, которым Искра тщательно обернул шею.

«Я думал, это новенький. Какой-нибудь охотник из числа Игольчатых. — Камушек махнул рукой в сторону Искры. — Что с твоей шеей?»

Луч отвернул платок, показав синюю, но уже бледнеющую полоску на коже. Ночной Певец передал его ответ:

«Он говорит, что уже не болит и скоро пройдет».

«А у меня еще болит. — Камушек многозначительно похлопал себя по груди. — Мне уже так надоело валяться. Я предпочел бы даже урок с Гладиатором. Одна польза — больше времени остается на это». — И он показал на разложенные вокруг бумаги.