Слепая вера - Бен Элтон

Очевидно, Чантория тоже читала кое-какие посты из блога Сандры Ди.

– Я просто хочу нагнать побольше трафика, Чантория. – Траффорд старался говорить не слишком виноватым тоном. – Чтобы меня не считали психом. Ты же сама велела мне вести себя нормально, то есть почаще лазить на порносайты и вообще…

– Да, но не пялиться же все время на одну девку! Ты должен пялиться на разных.

– По-твоему, это было бы лучше?

– Естественно!

– Ладно, запомним! В следующий раз буду пялиться на другую! – воскликнул Траффорд, пытаясь изобразить праведный гнев, и захлопнул крышку ноутбука.

Наступило недолгое молчание; он по-прежнему сидел перед закрытым компьютером, она стояла позади.

– Ну? Давай, посмотри на меня! – вдруг потребовала Чантория. – Чего ж ты не смотришь?

Обернувшись, Траффорд увидел, что Чантория облачилась в так называемую «полную бель-форму». «Бель» в этом выражении осталось от слова «белье», а означало оно женскую нижнюю одежду, предназначенную специально для полового возбуждения партнера. Мужского эквивалента для полной бель-формы не существовало, поскольку мужчинам не вменялось в обязанность стремление возбудить партнершу, хотя они были и значительной степени обязаны приходить в возбуждение, увидев бель-форму на женщине. Любая женщина, надевшая ради своего партнера полную бель-форму, особенно если их брак уже трещал по всем швам, получала очень весомое моральное преимущество. Целители и консультанты признавали это отважной попыткой оживить угасающие чувства и вернуть в семейные отношения утраченную изюминку, и мужчине полагалось реагировать на такие действия с неподдельным энтузиазмом.

Чантория надела классический, одобренный Храмом полный бель-костюм для истинно верующих женщин: черные туфли на пятидюймовых шпильках, съедобные стринги с ароматом шоколада и кожаный лифчик без чашечек.

– Я ходила в «Потаскушку Долли», – сказала она.

«Потаскушка Долли», одна из вездесущих магазинных сетей, специализировалась на нижнем белье и секс-игрушках – единственных товарах, составляющих серьезную конкуренцию фастфуду в крупных торговых пассажах.

– У нас не было мегакрутого суперсекса с тех пор, как родилась Мармеладка Кейтлин, – сказала она.

– Я знаю, – ответил Траффорд.

– Что скажут люди?

– Они всегда что-нибудь говорят. Как ни старайся, обязательно что-нибудь да скажут.

– Так ты меня оприходуешь или нет? – тихо спросила Чантория.

Траффорд посмотрел на жену. Она ему все еще нравилась. В том, что она напугана и унижена, не было ее вины. Он сам почти постоянно ходил напуганный и униженный. С другой стороны, вещи, которые она на себя надела, казались Траффорду нелепыми. Если ему не хочется заниматься с ней оральным сексом, почему он должен захотеть этого, увидев, что ее вагина покрыта шоколадом? У них в холодильнике лежит целый килограмм шоколада, причем без аромата вагины. А еще более огорчительно было то, что он знал: Чантория и сама кажется себе нелепой. Даже в раннюю, счастливую пору их совместной жизни она никогда не проявляла интереса к эротическим игрушкам и костюмам. Конечно, тогда это не имело значения: их сексуальная жизнь была достаточно богатой и насыщенной, и никто из соседей попросту не заметил, что Чантория, в общем-то, довольно застенчива в постели. Они любили друг друга обнаженные, но под простыней, а медицинский халатик и пушистые розовые наручники, ее свадебные подарки, так и остались лежать невостребованными в ящике стола. Теперь Чантория явно почувствовала необходимость принять меры, и Траффорд отлично понимал, что ей это глубоко противно. На лице у нее было не столько зовущее, сколько вызывающее выражение. Траффорд видел, что она дрожит, но знал, что эта дрожь объясняется скорее смущением, нежели страстью. Его сердце потянулось к ней, но в то же время он рассердился, что она так неприкрыто демонстрирует свои намерения.

– Я должен тебя оприходовать, потому что ты хочешь мегакрутого суперсекса или потому что беспокоишься, что скажут люди? – спросил он.

– И то и другое, – ответила она.

Но Траффорд был убежден, что знает, какая причина важнее. Считалось, что добропорядочной, истинно верующей женщине подобает проявлять сильное и здоровое половое влечение и быть «готовой на все». Каждой женщине полагалось хотеть «этого» и хотеть, чтобы это было «мегакруто». Кроме того, ей полагалось пробуждать ненасытную похоть в своем партнере, – все понимали, что иначе он, будучи мужчиной, найдет «это» где-нибудь еще. У женщины, получившей клеймо «фригидной», могли возникнуть трудности с поисками очередного мужа после неизбежного (по мнению общества) разрыва с нынешним. Молодые женщины испытывали огромное давление, заставляющее их быть сексуально привлекательными в любое время дня и ночи, и Траффорд знал: если люди заметят, что Чантории больше не удается его соблазнить, то позором, скорее всего, заклеймят именно ее. Поэтому она и решила надеть полную бель-форму – прием, с помощью которого можно было переложить бремя вины за кризис в их отношениях на него, Траффорда.

Словно затем, чтобы подтвердить эту догадку, течение его мыслей внезапно прервал голос Куколки.

– Ух ты! Посмотрите, как потрясно она выглядит! Ну ты даешь, девочка, – сегодня ты круче всех!

Траффорд повернулся к стене. Зажав в каждой руке по куриной ножке и растянув сальные губы в улыбке от уха до уха, Куколка энергично кивала в знак одобрения.

– Эй, девочки! – закричала Куколка. – Взгляните-ка на Чанторию. Какая конфетка!

Молодые женщины на участке экрана, отображающем квартиру Незабудки, прервали свое хмельное веселье и стали оборачиваться, чтобы посмотреть туда, куда им велели.

– Круто! – завопили они. – Ты классно выглядишь, подружка! Чего ты ждешь, Траффорд? Она тебя хочет! Да это мечта любого парня! Оприходуй ее сейчас же!

Чантория робко улыбнулась в ответ на общее внимание, хотя ей было прекрасно известно, что это всего лишь простая вежливость: элементарные правила хорошего тона требовали от женщин громких похвал в адрес любой другой женщины, надевшей полную бель-форму.

Вдруг Траффорда охватила ярость. Ему захотелось с криком броситься на экран, сорвать с него эти лица и растоптать их. Да как они смеют к ним лезть! Какое у них право подбадривать его жену, когда она старается пробудить в нем чувственность!

Конечно, он сдержался. Разве может нормальный человек возражать против того, чтобы весь мир увидел его жену в самом сексуальном из нарядов? Разве это не повод гордиться ею? Разве это не повод для него гордиться тем, что она гордится собой? Разве она не прекрасна? Да что с ним такое? Разве кому-нибудь из них есть что скрывать?

Траффорд сжал кулаки и постарался подавить гнев.

– Bay! – наконец воскликнул он. – Да, моя девочка сегодня хочет горяченького!

– Если ты не оприходуешь ее сейчас, Тигр, – невнятно сказала Куколка, набив рот жареной курицей, – то после уже не получится.

– Еще как оприходую! – сказал Траффорд. – И только попробуйте меня остановить!

Подруги Незабудки разразились поощрительными криками.

– Ну ладно, тогда оставляю вас вдвоем, – сказала Куколка.

Но, отключая звук на пульте, управляющем каналами локальной сети, Траффорд понимал, что Куколка не оставит их вдвоем. Куколка будет наблюдать. Ей, безусловно, не терпится рассказать всему дому, что Траффорд не сумел оприходовать Чанторию даже после того, как она оделась в бель-форму. Что «у них проблемы». Что она фригидна. Что он импотент. Что их союз – жалкий обман, в котором нет места сексу, не только мегакрутому, но и вообще какому бы то ни было.

– Придется притвориться, – шепнул он Чантории, когда они шли в спальню. – Слишком уж пристально за нами следят.

– Мне все равно. Главное – постарайся, чтобы они поверили, – прошептала в ответ его жена. Она очень боялась, что ее публично высмеют как женщину, которая не сумела возбудить мужа, даже надев туфли на высоком каблуке, стринги и бюстгальтер без чашечек.

Итак, к вящему удовольствию соседей, Траффорд с Чанторией разыграли пантомиму любовного акта: кое-как сжевав шоколадные трусы жены, Траффорд лег на нее и стал возить между ее ног своим вялым пенисом, покуда она стонала в поддельном экстазе.

Закончив этот спектакль, они пожелали Куколке спокойной ночи.

– Шикарно, ребятки, – ответила Куколка, открывая банку с шипучкой. – До чего же я вам завидую! Видели бы вы меня раньше – ух, и задавала я жару своим жеребцам!

Как женщина, вынужденная бороться с проблемой лишнего веса, Куколка была свободна от необходимости иметь фантастическую половую жизнь. Втайне Траффорд не мог не спрашивать себя, существовал ли когда-нибудь хоть один жеребец, которому она хоть однажды задала жару. А все остальные обитатели этого душного кроличьего садка – вправду ли они задают жару друг другу? Может быть, их соседи тоже прикидываются перед камерой? Сколько липового секса транслируется по локальной сети – не все ли сто процентов? Каждый человек помешан на сексе – таков был непреложный закон общества. Каждая реклама, каждая песня, каждое реалити-шоу были посвящены почти исключительно сексу. Вся маркетинговая политика, все публичные комментарии, все дискуссии словно исходили из убеждения, что человек может пребывать лишь в одном из двух состояний: либо он «хочет», либо «уже получает», – а если он не находится ни в одном из них, значит, с ним что-то неладно. Траффорд знал, что это чушь. Секс нравился ему, как и большинству людей, но есть ведь еще дети, которых надо воспитывать, деньги, которые надо зарабатывать, вредители, которых надо уничтожать, проблемы, которые надо решать; не может же секс быть приоритетом номер один все двадцать четыре часа в сутки! В конце концов, когда-то надо и постирать!