Слепая вера - Бен Элтон

Траффорд слышал о Цезаре и знал, что он был императором из далекого прошлого.

– Я плохо разбираюсь в реках, – ответил он, – но если речь о том, чтобы бросить вызов закону, условностям и предрассудкам, я готов пересечь любую реку, какую скажете.

– Будем надеяться, – отозвался Кассий. – Мы вынуждены быть очень осторожными, когда привлекаем новых людей.

– За меня не беспокойтесь. Я верю в то же, во что и вы.

Кассий нахмурился.

– Люди получают право приходить сюда не потому, что верят, а потому, что понимают.

– Что понимают?

– Что со временем можно понять все. Вы, без сомнения, слышали разглагольствования вашего исповедника о Любви, которая превосходит всякое понимание?

– Конечно.

– Ну так вот, я против этого тезиса. На мой взгляд, в мире не существует ничего такого, что превосходило бы всякое понимание. Зато в нем достаточно такого, чего мы пока не понимаем. Некоторые – даже многие – заполняют эти белые пятна Господом Богом. Но я и мои друзья стараемся заполнить их знаниями.

– Друзья… они тоже вакцинаторы?

– Не каждый, кто приходит сюда, вакцинатop, хотя вакцинаторы в большинстве своем гуманисты. Вы сказали, что хотите присоединиться к нам.

– Да-да, очень.

– Вы сознаете, что если вас поймают, то убьют, а если вы нас предадите, то вас убьем мы? Рубикон есть Рубикон.

Траффорда трудно было отпугнуть: он ждал такого момента, как этот, всю свою жизнь.

– Я понимаю, что рискую, но я никогда вас, не предам.

– Вы знаете, кто такие гуманисты?

– Не совсем. Скорее, догадываюсь.

– Так почему же вы уверены, что хотите стать одним из них?

– Потому что вы говорили о знании и понимании, а к этим двум вещам я стремлюсь сильнее всего на свете.

– Знаете ли вы, что такое знание? Понимаете ли, что такое понимание?

– Я знаю и понимаю только одно: все, чему учил меня Храм, – ложь, хоть я и притворяюсь, что верю в это. Во всем остальном я абсолютный невежда. Кем бы вы ни были, я хочу к вам присоединиться. Я растерян. Я одинок. Каждую свою мысль я вынужден хранить в секрете. Мне внушают глубокое отвращение все догмы, веру в которые я симулирую. Лучше бы мне быть собакой, чем человеком: животные тоже ничего не знают но они хоть не знают, что ничего не знают. А я знаю. Я отдаю себе отчет в своем невежестве. Я понимаю, что моя жизнь банальна и бессмысленна. Иметь разум – проклятие, если его запрещено пускать в ход. Иметь интеллект – проклятие, если вам приходится прятать его под маской торжествующей глупости. Если вы и ваши друзья может пролить свет в жалкий мрак моего существования, то я стану гуманистом и умру гуманистом.

– Что ж, последнее очень вероятно, – ответил Кассий. – Пойдемте.

Он повернулся к стене; оказалось, что в ней есть потайная дверь. Как только она открылась Траффорд почувствовал странный запах – вернее, не столько запах, сколько необычность воздуха, который проник оттуда в подвал. Он был сухим. Траффорду еще никогда не приходилось дышать абсолютно сухим воздухом. В городе постоянно держалась высокая влажность, и с каждым вдохом в легкие попадала приличная порция воды. Но этот воздух был другим… нет, не свежим, совсем нет, – он отдавал пылью и вообще производил впечатление какого-то старого, но при этом был совершенно сух.

Само помещение за порогом потайной двери тоже оказалось уникальным, под стать воздуху в нем. Очевидно, оно было хорошо изолировано, потому что, когда стена за ними опять сомкнулась, Траффорд заметил, что уличный шум исчез. Он очутился в большом помещении, объединяющем собой подвалы трех соседних домов. Поскольку даже первые этажи почти у всех городских зданий были залиты водой по щиколотку и давно превратились в приют для крыс и комаров, обжитой подвал выглядел и вовсе уж непривычно. Каким-то образом люди сумели не пустить сюда воду, а качество атмосферы, как сообразил теперь Траффорд, было результатом работы большого воздухоосушителя, подвешенного к потолку.

Кроме Траффорда и Кассия, в комнате находилось с полдюжины мужчин и женщин. Все они сидели за маленьким круглым столом, на котором стояли чайник, бутылка вина и тарелка с простым печеньем неизвестного Траффорду сорта. Все остальное пространство вокруг было заполнено книгами – старыми книгами в потертых обложках. Когда вошел Кассий, никто из сидящих за столом даже не поднял взгляда – так они были поглощены своим занятием. Перед каждым из них лежало по книге, и каждый сгорбился над нею, время от времени прихлебывая чай или вино.

– Это одна из наших читален, – шепотом объяснил Кассий.

Сначала Траффорд не понял, зачем он шепчет. Было очень странно слышать, как кто-то говорит не надсаживаясь, а эта комната к тому же была изолирована от внешнего мира. Потом он сообразил, что Кассий не хочет мешать людям за столом – не хочет нарушать их сосредоточенность.

Траффорд ощутил прилив восторга. На его памяти никто никогда ни на чем не сосредотачивался.

Ни один видеоэкран не показывал одну и ту же картинку дольше нескольких секунд, а в любом разговоре собеседники перескакивали с темы на тему еще быстрее. В конце концов, важным отличительным признаком истинно верующего человека была манера всегда говорить первое, что пришло в голову, причем как можно громче. Нужды сосредотачиваться не возникало никогда: Бог знал все, а вы действовали по указке Храма. Так чего же тут сосредотачиваться?

Но в этом необычном помещении сосредоточенности было в избытке. Спокойной, целенаправленной сосредоточенности. Больше всего на свете Траффорду хотелось сейчас присоединиться к этим незнакомцам вокруг стола. Между прочим, там даже был один свободный стул!

– Это книги, которые мы собрали и продолжаем собирать, – пояснил Кассий. – После потопа, когда землю начала затягивать тьма невежества, за это дело взялись первые из новых гуманистов. Конечно, многие книги утеряны. Часть их сгнила от сырости, а потом, когда вера заменила разум, книги стали перерабатываться на сырье для религиозных брошюр и использоваться в качестве топлива или туалетной бумаги. Но кое-что мы спасли и продолжаем спасать. Даже сегодня еще можно найти старые книги где-нибудь в стенных щелях или в канализационной системе. Я сам однажды нашел Платона, Эсхила и Аристотеля в курятнике – он был выложен ими изнутри.

Траффорд никогда не слыхал ни о Платоне, ни об Эсхиле с Аристотелем.

– Мы хватаем их, где только найдем, – продолжал Кассий, – чистим, сушим, восстанавливаем – а главное, читаем. Мы взяли на себя обязательство переварить и усвоить все знания и всю литературу прошлого.

– Вы их сканируете? Переводите в цифру?

– Нет. Безопасна только бумага. Власти пристально следят за тем, чтобы в сети не появлялось ничего крамольного. Мы выяснили – и дорого за это заплатили, – что они постоянно ищут там ключевые слова и фразы. Да, рассказ или стихотворение могут некоторое время оставаться незамеченными; не думаю, что обычный полицейский или старейшина Храма способны распознать сонет Шекспира, хоть бей их резиновой дубинкой. Но есть ключевые имена и области знаний, которые преследуются беспощадно. Как вы можете догадаться, это те самые имена и области знаний, которые представляют основной интерес для каждого гуманиста. В первую очередь это Дарвин и эволюция, потому что теория эволюции – кредо, лежащее в самой основе движения сопротивления, но есть еще и тысячи других: Галилей, Коперник, парниковый газ, Том Пейн и его «Права человека», Большой взрыв, Джордж Бернард Шоу, Исаак Ньютон…

На этом месте Кассия прервали: кто-то громко откашлялся. Траффорд обернулся и увидел, что один из читателей за столом поднял глаза и сердито смотрит на них. Увлекшись перечислением своих любимых тем и имен, служащих ему источником вдохновения (Траффорд не знал ни одного из них, кроме Дарвина), Кассий невольно слегка повысил голос и помешал присутствующим.

– Виноват, – прошептал он. – Почти все, что нам хотелось бы прочесть, может быть мгновенно выловлено в сети, а поймать тех, кто его разместил, – это уже дело техники. Создатели интернета думали, что он освободит знания, но по сути он их похоронил – сначала под гигантской клоакой невежества, лени, фанатизма, предрассудков и грязи, а потом под саваном полицейского надзора. Теперь, как вам известно, это виртуальное пространство существует исключительно ради распространения рекламы, сплетен и порнографии. Ну, и ради того, конечно, чтобы выслеживать крамольников. Безопасна только бумага. Книги – ключ ко всему. В книгу нельзя влезть на расстоянии, ее надо держать в руках, ее надо читать.

– Значит, именно этим вы и занимаетесь? Читаете книги?

– Мы учимся. Кроме того, мы организуем тайные семинары и лекции. Каждый из нас – интеллектуальный революционер. Самим своим существованием мы бросаем вызов силам невежества и слепой веры. Мы упорно собираем воедино науку прошлого, историю прошлого, воображение прошлого.