Великий герцог Мекленбурга - Иван Оченков

       -- У нас мало времени! -- повторил еще раз литвин, очевидно, мало что понявший из моей речи, кроме "богатства и славы".

       -- Это точно, -- оборвал я собственное велеречие, -- чем вы опоили стражей?

       -- Маковый отвар.

       -- Мило, однако надолго его не хватит, если вы, конечно, не желаете решить вопрос так же кардинально, как с казаком.

       -- Я не хотел этого, -- буркнул Казимир, -- и предложил ему уйти с нами.

       -- И он отказался?

       -- Вы сами все видели.

       -- Чего ты хочешь, парень?

       -- Как чего? -- растерялся Казимир. -- Вы же сами сказали, что можете простого человека сделать шляхтичем.

       -- Да ты бредишь! Я рассказывал, как наградил человека, верно служившего мне и оказавшего немало услуг, это верно. Но ты тут при чем?

       -- Пан герцог, я буду служить вам верой и правдой, как пес. Нигде и никогда вы не найдете человека вернее меня, -- горячо заговорил литвин.

       -- Так же верно, как Мухе-Михальскому?

       -- Вы ничего не знаете, ваше высочество.

       -- Так расскажи.

       -- Сейчас не время, пан герцог, скажу вам лишь, что я не холоп пану Мухе. Я вольный, мы росли с ним вместе, и он был для меня ближе, чем брат, но он однажды шутки ради лишил меня всего, что мне было дорого в этой жизни, и даже не понял этого. Тогда я поклялся отомстить и, верно, убил бы его, но тут мы повстречались с вами. Это судьба, подумал я, если вы сделаете меня шляхтичем, а с пана Мухи не снимут интердикт, то возможно она пожалеет о...

       Тут Казимир понял, что сболтнул лишнего, и замолчал, но я по его оговорке сразу сообразил, что в деле замешана женщина. "Какая ирония судьбы, я попал в плен из-за одного несчастного влюбленного, а освобожусь благодаря другому", -- подумалось мне.

       -- Хорошо, парень, я принимаю твою службу, и если ты будешь хорошо служить мне, то даю тебе свое слово: ты станешь шляхтичем, едва мы вернемся ко мне. А если и дальше не оплошаешь, то будет у тебя свой фольварк. Я сказал, а слово у меня одно.

       Едва литвин услышал все это, он опустился на колено, и тут же, не сходя с места, присягнул мне.

       -- А что же делать с беднягой Евтухом?

       -- Это мой грех, -- проговорил литвин, очевидно правильно истолковав выражение моего лица. -- Он был нашим с паном Мухой наставником в ратном деле, а теперь...

       -- Мне тоже жаль старика, но это не суть важно теперь, ты приготовил лошадей?

       -- Конечно, ваше высочество, все готово.

       Лошади и впрямь были оседланы и ждали нас. Еще по паре заводных были навьючены припасом. Приглядевшись, я понял, что лошадь, предназначенная мне, принадлежала прежде Болику. Заводные также были из тех, что лисовчики захватили вместе со мной. К моему удивлению, я увидел, что к одной из них приторочен сверток с "винтовальной пищалью" подаренной мне Кондратием и гитара.

       -- Где мое оружие?

       -- Вашу шпагу и пистолеты забрал пан Муха, ваше высочество, однако к седлу приторочена шпага и кинжал, принадлежавшие вашему офицеру.

       -- Ну, не беда, дело наживное, хотя я несколько неуютно чувствую себя в лесу без своих допельфастеров. Впрочем, как мне кажется, волки сейчас не самая большая опасность. Ладно, трогаемся, ой, а это что?

       -- Где, пан герцог?

       -- Да на боку -- похоже, старый Евтух все же задел тебя.

       -- Где? Не может быть, я же в кольчуге!

       -- Так ведь не весь! -- хмыкнул я в ответ. -- Ай да казак!

       -- Это царапина не стоит вашего внимания, пан герцог.

       -- Давай я сам буду решать, что важно, что нет, -- ну-ка снимай броню.

       Когда Казимир снял броню, я понял, в чем дело. Обычно кольчуга представляет собой сплошную железную рубаху, набранную из стальных колец, однако в данном случае это был скорее жилет с завязками под мышками, надеваемый поверх кунтуша. Грудь была укреплена стальными пластинами и в целом защита вполне на уровне, но имелось у нее слабое место, куда казак и нанес свой последний удар. Будь у него больше сил, этот удар стал бы роковым, но и без того положение литвина было довольно серьезным.

       -- Пустяки, говоришь? Да ты истечешь кровью, если тебя не перевязать.

       Кляня себя и литвина на чем свет стоит, я разорвал рубашку лисовчика на полосы и залив рану чем-то алкогольным из фляги и крепко перевязал.

       -- А вот теперь можно ехать, вот только что делать с остальными?

       -- Они проспят до утра, а мы уведем их лошадей и заберем оружие. Когда они проснуться, сами разбегутся, опасаясь пана Мухи.

       Собрав всех лошадей, мы погнали небольшой табун к ближайшей речке. Конечно, для опытного следопыта не составит труда отличить, где прошел конь с седоком, а где пустой. Но мы не собирались облегчать преследователям жизнь и решили как следует запутать следы. Речка была невелика, скорее большой ручей, и мы некоторое время шли по руслу, потом, отпустив всех коней, кроме навьюченных припасом, повернули на юг. Почему на юг? Ну, а что подумают лисовчики, когда обнаружат, что я сбежал? Разумеется, что я направлюсь на север, к шведам. Вот пусть так и думают.

       Проскакав остаток ночи и половину следующего дня, делая остановки, лишь чтобы пересесть на заводную лошадь, мы остановились на привал. Не знаю, когда пан Муха-Михальский обнаружит, что случилось в его тайном убежище, и что при этом подумает, а только сдается мне, что лучше во время этого быть где-нибудь в другом месте.

       Я надеялся уйти от лисовчиков как можно дальше и вернуться домой через Польшу. В конце концов, на мне не написано что я герцог Мекленбургский, а в лицо меня знает не так много поляков. Можно, конечно, было попробовать податься ближе к Москве, а оттуда уже вернуться в Новгород, но по здравом рассуждении я отмел этот план. Шансов, что меня в моей рейтарской форме поднимут на вилы селяне, было куда больше, чем что я встречу Аникиту с Анисимом и они помогут мне в благодарность за прежнее.

       Отдохнув немного и наскоро перекусив, я прежде всего обшарил седельные сумки. Как я уже говорил, в одном из свертков была винтовальная пищаль. К сожалению, это было единственное огнестрельное оружие, оказавшееся при мне. Ну, нет, так нет, а что с холодным оружием? Увы, если не считать захваченного оружия лисовчиков, все, что у меня было, -- это шпага Болеслава, которую я ему когда-то подарил. Приглядевшись, я понял, что это та самая шпага, которой я, точнее принц до моего попадания в его тело, убил несчастного Рашке-младшего. "Вот черт, -- подумалось мне, -- я опять в лесу с этой чертовой шпагой, только нет ни Фридриха, ни Марты, ни пистолетов с аркебузой". Но времени предаваться скорби не было, и, немного передохнув, я решил, что пора ехать дальше, но, посмотрев на литвина, понял, что с ним что-то не так. Лицо Казимира посерело, и его, кажется, лихорадило. И что теперь делать с раненым лисовчиком -- везти его привязанным к седлу? Милосерднее было бы просто убить. Бросить здесь? Но теперь он мой человек. "Ни одно доброе дело не должно остаться безнаказанным", -- подумалось мне, и я пошел рубить жерди, чтобы соорудить нечто вроде носилок. Работая, напряженно думал, куда же направить свой путь дальше. По моим прикидкам, мне следовало пройти севернее Смоленска, где сейчас стояла королевская армия. Особо встречаться с ними мне не хотелось. Пусть меня не опознают, но одинокий немец с лошадьми может вызвать недоуменные вопросы, а то и желание ограбить. Увы, карты у меня не было, впрочем, карт в моем понимании в это время вообще почти нет. Нарубив жердей, я стал сооружать носилки, которые привязал меж двух заводных лошадей. Получилось довольно неказисто, но вполне надежно. Взгромоздив в сооружение раненого, я собрался было следовать дальше, но тут меня окружили гайдуки во главе с каким-то богато одетым паном. Надо было что-то делать, и я не нашел ничего лучше, как выхватить шпагу и закричать во все горло на ломаном польском:

       -- Опять вы, проклятый московит! Не подходите я вам живым сдаться!

       Очевидно, мои крики озадачили гайдуков, а может быть, позабавили, и они не стали меня сразу убивать. Тем временем командовавший ими шляхтич подъехал ко мне и довольно учтиво и на хорошем немецком спросил:

       -- Кто вы, господин, и что здесь делаете?

       -- Боже мой, вы не московит? -- отвечал я ему взволнованным голосом. -- Неужели вы не из этих ужасных дикарей! Ну конечно нет, они же не знают человеческого языка. Господи, хвала тебе, я спасен!

       -- Кто вы такой и что здесь делаете? -- повторил он.

       -- Да, конечно, меня зовут Иоганн фон Кирхер. Я служил в регименте пана Остророга, а потом так случилось, что мне пришлось покинуть этого славного и доброго господина, и я отправился с несколькими товарищами сюда в надежде поступить в королевское войско. Но, к несчастью, мы заблудись, а потом на нас напали эти ужасные московиты. Они были большие, просто огромные, с большими бородами, и они всех убили, я и мой спутник чудом спаслись.