Великий герцог Мекленбурга - Иван Оченков

       Перед отъездом я решил посетить Дерпт. Надо было попрощаться с войсками, которые я водил в бой, и отдать последние распоряжения. Своим заместителем я оставил оберст-лейтенанта Гротте.

       -- Хайнц, -- сказал я ему, -- этот полк для меня как ребенок, берегите его.

       -- Ваше королевское высочество! -- отвечал мне старый вояка. -- Для меня большая честь командовать вашим полком. И я уверен, что еще не раз пойду в бой под вашим знаменем. Я... нет, мы все будем ждать вашего возвращения!

       В Новгороде я загрузил местных медников и ювелиров заказами, и на прощание каждый солдат получил от меня медный, а офицер серебряный памятный знак. Лебединое крыло, перекрещенное с мечом, обрамленные дубовыми листьями. Такой тонкий намек на разгром польских гусар. Денег ушло немало, но оно того стоило. Офицеры дали в мою честь прощальный обед, где было выпито немало кубков вина и произнесено множество пылких речей.

       Что же, дела были закончены, и мне пора было уезжать. По-хорошему, следовало отправляться на север, в Нарву, благо весна вступила в свои права и навигация вот-вот должна была начаться, но я поехал через Новгород. Надо было напоследок заглянуть во Псков. Как ни трудно бы это сделать без моего верного Клима, все же удалось связаться с Кондратом. Уж больно интересно мне было узнать, из чего ушлый ватажник подстрелил Горна.

       Встретились мы неподалеку от Пскова, в лесу. С медведем дружись, а за топор держись, поэтому со мной был Болик и еще пара драгун, а Кароль с основным отрядом находился неподалеку.

       Ватажник тоже пришел на встречу не один: пара бородатых мужиков мялась в стороне, делая вид, что любуется природой.

       -- Здрав буди, княже! -- степенно поприветствовал меня Кондратий.

       -- И тебе не хворать, -- кивнул я ему в ответ. -- Спасибо, что пришел, что скажешь о моей просьбе?

       -- Да как не прийти, коли такой большой человек честь оказывает, -- усмехнулся ватажник. -- И просьбу после всего, что ты, князь, для Пскова сделал, грех не уважить. Только той пищали у меня нет, уж не обессудь, но мастера я знаю, и, услышав про твой интерес, заказал ему такую же. Вот, прими, княже.

       С этими словами Кондрат сделал знак, и один из его подручных подошел, держа в руках увесистый сверток. Развернув, он протянул мне его с поклоном. Я, соскочив с коня, принял сверток и стал внимательно осматривать лежащее в нем оружие. На первый взгляд это была обычная пищаль с фитильным замком, разве что чуть более украшенная, чем обычно. Но заглянув в ствол, я понял, что не ошибся: он был нарезным. Бог весть какого шага, но нарезным, причем местной работы.

       -- Спасибо, Кондрат, уважил! Что ты хочешь за сию пищаль?

       -- Помилуй, княже, это подарок, прими, не обижай!

       -- Обидишь тебя, паразита, -- усмехнулся я в ответ. -- Но коли так, то ладно. Благодарствую, вот только чем мне отдариться? На-ка вот, держи.

       С этими словами я вытащил из-за пояса небольшой, но очень изящный пистолет, когда-то принадлежавший молодому Юленшерне. Кондрат явно обрадовался подарку, довольно ценному при его профессии. И не переставая кланяться, подал еще пулелейку, пороховницу и железный шомпол с молотком.

       -- Хорошая пищаль, добро бьет, перезаряжать только мешкотно, -- приговаривал он при этом. -- Ну, прощай, князь, авось когда-либо свидимся.

       -- Кто знает, кто знает, прощай и ты.

       Завернув подарок и принадлежности обратно в сверток, я подал его Болику, чтобы он приторочил его к седлу запасного коня. Болеслав аккуратно пристроил новый сверток между сумками с припасами и гитарой, которую я в последнее время часто таскал с собой. Частенько накатывавшее в последнее время минорное настроение требовало выхода. В таких случаях я брал в руки инструмент и перебирал струны, отгоняя меланхолию.

       Закончив работу, Болик обернулся и, наткнувшись на меня, встал как вкопанный.

       -- Болеслав, нам никак не получается поговорить с тобой в последнее время, -- проговорил я, глядя ему в глаза. -- Что тебя гнетет, парень? Неужели панна Агнешка нанесла тебе такую серьезную рану? Увы, в любви, как и на войне, не всегда получается побеждать, давно пора все забыть и идти дальше.

       -- Но ваше высочество всегда побеждает, -- криво усмехнулся младший фон Гершов.

       -- Не всегда, парень, далеко не всегда! -- ответил я ему. -- Увы, я знал любовь многих женщин, но сам любил всего раз, и нам не суждено было быть вместе, так уж случилось.

       -- Вы говорите о Марте? -- поднял глаза Болик.

       Я в ответ лишь вздохнул -- не рассказывать же, в самом деле, ему об Алене, которая еще даже не родилась.

       -- Но Марта -- она и так ваша телом и душой, а Агнешка -- она такая... такая... почему она выбрала вас?

       -- Она выбрала не меня, а мой титул, мое положение в обществе. Пойми это, парень, это не любовь! Это блажь избалованной и ветреной девчонки, которая, скорее всего, уже прошла. В Варшаве, или куда там отправился ее отец, много блестящих шляхтичей, при одном взгляде на которых эта девочка забыла и про меня, и про тебя, и про всех. Забудь и ты. Вот вернемся в Мекленбург -- и я лично займусь вашей с Каролем судьбой. Подарю вам по фольварку, найду по богатой невесте. Вы будете командовать моей гвардией, а ваши жены станут придворными дамами Катарины. Смотри веселей, парень, жизнь наладится. Она и сейчас совсем недурна, а будет просто прекрасной!

       Пора было трогаться, я подошел к своей лошади и хотел было уже садиться в седло, но мое внимание отвлекло какое-то движение в кустах. В лесу мы явно были не одни, и мне это не понравилось.

       -- Болеслав! -- окликнул я своего адъютанта. -- Держи пистолеты наготове, у нас гости!

       -- Ваше высочество! -- крикнул один из драгун. -- Вон еще!

       Послышался стук копыт. Обернувшись, я увидел несколько всадников, явно преграждавших нам возможные пути отхода. Выглядели эти ребята как казаки или небогатые шляхтичи, доспехов видно не было, многие вооружены луками. Некоторые торопливо разворачивали арканы. Уйти верхом было нереально: догонят и спеленают, как младенцев, перестрелять зарядов не хватит. Оставался только один вариант -- углубиться в лес и отбиваться, пока Кароль не придет на помощь с драгунами. Не глухой же он, в самом деле. С ружьем по лесу бегать не слишком удобно, поэтому хватаю аркебузу и, разрядив ее в сторону одного из лучников, бросаю наземь, жив буду -- подберу, и, подхватив допельфастеры, бегу в лес, слыша за собой топот сапог солдат. Прячущиеся там лиходеи не ожидали такого финта, но пытаются перехватить нас, нарываясь при этом на выстрелы в упор. Впрочем, мы тоже несем потери -- один драгун, вроде бы Михель, падает со стрелой в спине, другой отстал еще раньше. Кажется, удача все же на нашей стороне, и мы, прорезав жидкую цепь охотников за нашими головами, вырываемся из окружения. Сумасшедший бег по лесу, треск сучьев, наконец впереди небольшая поляна, я, тяжело дыша, оборачиваюсь к порядком отставшему Болику, и у меня обрывается сердце. В боку младшего фон Гершова торчит стрела, угодившая под кирасу. Лицо его бледно, а по проклятой стреле сочится кровь. Покачнувшись, Болеслав падает, и я еле-еле успеваю подхватить его.

       -- Болик, братец, что же ты так? -- торопливо шепчу я ему. -- Послушай, если бы меня хотели убить, верно, убили бы, но я, как видно, нужен им живой. Притворись мертвым -- даже если меня схватят, через несколько минут здесь будет твой брат с драгунами, и мы этих негодяев перевешаем на деревьях. Только не рыпайся, а то кровью истечешь!

       -- Я недостоин заботы вашего высочества, -- заплетающимся языком прошептал мне Болик. -- Проклятые чувства выжгли мою душу, и я встал на путь Каина...

       -- Замолчи, дурачок, тебе нельзя говорить... Что ты сказал?

       -- Бросьте меня и спасайтесь, ибо это я предал вас и погубил свою душу... Кароль не придет, но не вините моего брата, это я ему передал ложный приказ отойти ко Пскову. Он ничего не заподозрил, а если бы узнал, что я сделал, верно, убил бы меня своими руками...

       -- Болик, Болк... что же ты натворил... Кто они?

       -- Лисовчики. -- прошептал он и откинул голову, лишившись чувств.

       Лисовчики! Не было сейчас в охваченной смутой стране, переполненной сверх меры всякого сорта мерзавцами, никого страшнее этих отщепенцев. Их ненавидели и боялись даже свои, что уж тут было говорить о других. Они шли по чужой земле, не зная ни пощады, ни сострадания, оставляя за собой выжженную землю. Король Сигизмунд иной раз рад был бы избавиться от этих вечных смутьянов, не пропускавших ни одного рокоша, но нуждался в их военной силе и специфических умениях.

       Перекрестившись над телом Болика, я поднялся и повернулся к своим преследователям лицом. Мягко и почти неслышно ступая, ко мне приближались трое противников, держащих в руках обнаженные сабли. Пистолеты мои разряжены, и зарядить я их не успею в любом случае, ну и пусть. На сердце и в голове ужасная пустота как на остывшем пепелище. Вспомнилась старинная сентенция: "Делай что должен -- и будь что будет", -- и мне подумалось, что самое время проверить ее истинность в деле. Я медленно освободил из ножен клинок своей кавалерийской шпаги и, глядя противникам в глаза, сделал рукой в латной перчатке движение, как будто подзываю их.