Девичий мирок - Элизабет Мид-Смит

– Хорошо, Майкл, теперь можете идти, – кивнула начальница.

– Недели две тому назад, – продолжала миссис Виллис, когда садовник вышел, – я здесь же обращалась к неизвестной мне ученице, убеждая ее быть честной и снять подозрение с ее подруг. Виновная не захотела сознаться, поэтому пострадали все остальные. Я устала взывать к вашей правдивости, которой не существует, или к вашей чести, от которой не осталось и следа. Сердце мое разрывается от горя, вы приводите меня в отчаяние. В деле с корзинкой многие виноваты, но я уже потеряла надежду узнать истину. В «Лавандовом доме» воцарилась ложь…

Одна из учениц вскрикнула и быстрыми шагами подошла к начальнице.

– Я виновата больше всех! – заявила Энни Форест.

– Энни! – воскликнула начальница с облегчением. – Наконец-то ты образумилась!

– О, я так рада, что могу говорить правду. Прошу вас, накажите меня как можно строже, я больше всех виновата.

– Для чего вам потребовалась корзинка?

– Мы устроили пикник. Это был мой план, и я увлекла остальных.

– Где проходил этот пикник?

– На «волшебном поле».

– Когда?

– В полночь. В ту самую ночь, когда вы уехали в Лондон.

Миссис Виллис провела рукою по лицу. Она была так бледна, что казалось, вот-вот упадет в обморок.

– А я-то доверилась вам, – проговорила она дрожащим голосом. – У тебя были сообщницы в этом безобразии, – помолчав, констатировала она. – Кто они?

– Да, у меня были сообщницы, но зачинщицей была я.

– Назовите остальных, мисс Форест.

Энни подняла глаза на свою воспитательницу, а потом, обернувшись, посмотрела в сторону своего класса.

– О, будет лучше, если они сами скажут…

Филлис и Нора, рыдая, признались, что они тоже участвовали в пикнике и ужасно, ужасно раскаиваются. Ободренные их примером, все преступницы одна за другой покаялись, кроме Сьюзи Драммонд, которая смотрела в пол и упорно молчала.

– Мисс Драммонд, подойдите сюда.

Тон директрисы поразил учениц. Никогда еще она не говорила так резко.

– Я не спрашиваю вас, виновны ли вы в этом проступке, – отчеканила миссис Виллис. – Не спрашиваю потому, что не хочу, чтобы вы обременили свою совесть новой ложью. Я и так знаю, что вы виновны. Путешествие к старой Бетти достаточно свидетельствует против вас.

Сьюзи по-прежнему молчала и смотрела в сторону, а директриса продолжала, обращаясь уже ко всем неудачливым заговорщицам:

– Вы поступили бесчестно, воспользовавшись моим доверием. Я должна подумать и буду просить у Бога указания, как поступить с вами. А пока вы, как недостойные общения с другими ученицами, будете от них отделены. Прошу вас, мисс Гуд, отвести девочек в их комнаты.

Уходя из класса, Энни взглянула начальнице прямо в глаза. Несмотря на приговор, Энни была спокойна, и ее честный, открытый взгляд был отражением прекрасной души.

Глава XXXVIII. Сесиль Темпл

Вечером того же дня Сесиль Темпл постучалась к миссис Виллис.

– Ах, Сесиль. Я всегда рада видеть тебя, дорогая, но сейчас я очень занята. У тебя что-то важное?

– Я хотела поговорить с вами об Энни, миссис Виллис. Ведь вы ей теперь верите, не правда ли?

– Верю ли я ей? – с горечью проговорила начальница. – Нет, дорогая, ты слишком многого от меня требуешь. Я ей не верю.

– Может быть… – нерешительно продолжала Сесиль, – вы ее не видели с сегодняшнего утра?

– Да, я была занята. Кроме того, виновные изолированы в своих комнатах, и я не желаю их видеть.

– Вы не находите, миссис Виллис, что утром Энни вела себя очень мужественно?

– Мисс Форест действительно говорила с прежней искренностью и не старалась спрятаться за спины своих сообщниц. Только этим она и напомнила мне прежнюю Энни, которую я так любила и которой верила безгранично. Что касается ее якобы мужественного признания, не забывай, Сесиль, что она вынуждена была признаться. Она, как и все остальные, знала, что я добьюсь правды от старой Бетти.

Директриса замолчала, но было ясно, что ее мучает предательство Энни.

– Она обманула мое доверие как раз в мое отсутствие. Провожала меня цветами и милой улыбкой, а в душе лелеяла предательский план. Нет, Сесиль, боюсь, мы ошиблись в Энни. Она совершила много проступков, в которых до сих пор не созналась. Я припоминаю, что проделка с сочинением Доры совершена как раз в ту ночь, когда эти девицы устраивали свой пикник. Конечно, это дело рук Энни. Я старалась побороть сомнение, и мистер Эверад повлиял на меня в этом смысле, но больше я не могу верить. Я вижу, милая, что ты очень этим огорчена, но успокойся: мы не отвернемся от Энни. Мы будем любить ее, несмотря на ее пороки. Бедная девочка! Как горячо я за нее молилась, ведь она была мне как дочь… А теперь, дорогая, иди, мне нужно заниматься.

Расстроенная, Сесиль пошла в рекреационную залу, где по случаю дождя находились все воспитанницы, кроме наказанных. Девочки сидели группами и тихо разговаривали. Никто не узнал бы в них веселых обитательниц «Лавандового дома», такой у них был угнетенный и грустный вид. Смех слышался только на половине малышей.

Сесиль отыскала Эстер Торнтон и села возле нее.

– Не удалось мне убедить миссис Виллис, – поделилась она.

– Убедить в чем?

– В том, что мы вернули нашу прежнюю Энни. Ведь она горько раскаивалась в том, что затеяла этот нелепый пикник, и до того мучилась, что похудела и побледнела, бедняжка. Филлис и Нора признались мне, что она давно бы все рассказала, но не хотела выдавать остальных. Теперь, слава Богу, тяжесть свалилась с ее души, и она, хоть и наказана, но спокойна. Я была у нее с час назад и обрела мою прежнюю милую Энни. Но миссис Виллис, представь себе, до того предубеждена против нее, что уверена, будто подлог сочинения Доры совершила Энни, да и карикатуру нарисовала тоже она. Но вряд ли она была бы так умиротворена и довольна, если бы призналась только в одной части своих проступков, а остальные бы оставались на ее совести. Ты согласна со мною, Эстер? Ну, поставь себя на ее место и скажи: могла бы ты жить спокойно, если бы призналась только в половине грехов и из-за тебя страдали бы подруги? Ведь не могла бы, правда, Эстер?.. Что это ты такая бледная?

– Ты слишком философствуешь и сбиваешь меня с толку, – поднялась со своего места Эстер. – Как могу я представить себя на месте твоей подруги Энни? Я никогда не понимала ее, да и не желаю понимать. Поставить себя на ее место? Я не смогу этого сделать, просто потому, что на ее месте я никогда не окажусь!

Эстер ушла, и Сесиль осталась в одиночестве. Она была глубоко верующей, религия руководила всеми ее поступками. Сесиль не была ни хорошенькой, ни слишком умной, но окружающие искренне любили и уважали ее. Девочка понимала, что такое чистая совесть, и ей достаточно было взглянуть на Энни, чтобы проникнуть в ее душу, чистую, как кристалл.

Когда все собрались в часовне на вечернюю молитву, мистер Эверад произнес приличествующее случаю слово. Он говорил, что Господь прощает искренне кающихся и что настоящее раскаяние ведет за собой исправление.

– Есть поговорка, – прибавил он, – что краденый напиток сладок, но это только кажется. Кто пробовал его, тот знает, какой горечью он отзывается впоследствии.

Короткая речь почтенного священника поддержала Эстер в испытании, которое ожидало ее. После молитвы миссис Виллис собрала воспитанниц в рекреационной зале и объявила, что возвращает им все прежние привилегии. Обстоятельства, по ее мнению, таковы, что в личности виновной сомневаться не приходится. По ее мнению, проделки последнего времени дело рук Энни Форест, которая одна и должна нести всю тяжесть наказания. С завтрашнего же дня в «Лавандовом доме» все пойдет по-старому.

Глава XXXIX. Тяжелое испытание для Эстер

Ночью Эстер не сомкнула глаз. Бледное лицо Энни, в отношении которой она так дурно поступила, неотступно преследовало ее. Зачем она возненавидела ее с самой первой минуты? Зачем приписывала ей все дурное и не хотела верить в хорошее? Эстер не могла не признаться себе, что утром Энни поступила благородно. Если бы Этти могла вернуться назад, она не обременила бы свою совесть ложью: тогда она скрыла от миссис Виллис, что знает обстоятельства подмены сочинения Доры.

Первый раз в жизни честная и прямая Эстер солгала. Причиной этого была свойственная ей заносчивость и ревность. Теперь она глубоко сожалела об этом и искренне раскаивалась, но сознаться уже не могла. Чтобы вся школа узнала о ее низости – избави Бог! Нет, если освободить Энни от подозрения можно только таким образом, то пусть лучше все остается так, как есть.

Эстер чувствовала себя несчастной и искренне желала, чтобы Энни удалось оправдаться. Она была уверена, что автором всех бесчестных проделок была Сьюзи Драммонд, хотя решительно не понимала, каким образом эти неповоротливые мозги могли изобрести столь изощренные мошенничества: нарисовать карикатуру, подделать почерк. Тем не менее у нее не оставалось и тени сомнения в виновности Сьюзи. Эстер пыталась придумать, как заставить ее сознаться и тем оправдать Энни, но самой остаться при этом в стороне.