Смятый лепесток - De ojos verdes
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Почему бы и нет?..
Пронзило свежевозникшей задумкой. Одним ударом двух зайцев. Если этому уроду раскинувшаяся на качелях с сомкнутыми веками русалка дорога так же, как мне Соня, то следует подумать о новой возможности сделать больнее. Ах, свадьба через два дня? А если забить на младшую и заняться старшей? Переиграть несколько пунктов и ко всему прочему добавить скандал?..
По венам заструилось дикое возбуждение. Оскалился и отвернулся, возвращаясь внутрь. Когда мы покинули ненавистный мне дом, Стас долго орал, выслушивая корректировки.
– Как ты себе представляешь это?! Два дня осталось! – разрывался и метался из угла в угол.
– Придумаю, что-нибудь, но уже не отступлю. Даже если сам в процессе сдохну, я это сделаю, – обещал зловеще.
Видимо, мой фанатизм его очень впечатлил. Я благодарен за всё и, поменяйся мы местами, так же помог бы, даже если бы признавал, что мой друг неправ и сошел с ума.
Это просто непостижимо. Боль утраты, приправленной темной историей, мысли о несправедливости, постигшей сестру, которую я так оберегал и не сберег, – всё обратилось в гниль, травившую меня изо дня в день. И эту гниль следовало выдавить, выпотрошить, выжечь. А я знал только один метод – месть.
Сейчас, думая об этом на трезвую голову, я понимаю, что если бы Спандарян-младший связался со мной и поговорил по-мужски, если бы я видел его среди пришедших попрощаться с Соней…всё могло быть иначе. Трус и мразь. Пришёл бы он, ага… Женился через пару-тройку месяцев, и всё. Будто моей сестры и вовсе не было в его жизни… Это добивало! Жгло синим пламенем. Как так?! Как, бл*дь, так?! Разве моя малышка заслужила, чтобы с ней обошлись подобным образом и забыли?
Боже, как я хотел, чтобы он страдал! Как хотел вгрызться ему в глотку и убить на месте! Как хотел стереть с лица земли! Но это было бы слишком легко. Мало. Мне было мало просто его смерти. Сначала – видеть, как подыхает от того, что и я – потери сестры.
И эта самая сестра…как-то неожиданно смиренно восприняла дальнейшую вакханалию. Ни одной попытки сопротивления, четкое выполнение приказов. Стоило лишь раз припугнуть вовлечением в историю еще и Дианы, так и вовсе – штиль с её стороны.
Я же, готовый к крикам и мольбам, малость опешил. Почему нет ожидаемых реакций? У неё, что, выключен инстинкт самосохранения? Хорошо, допустим, первичный шок. Он парализует. А дальше? Любая на месте этой девушки попыталась бы сбежать из торгового центра, имея такого влиятельного папашу. Я этого даже ждал. Так было бы зрелищнее. Но, когда она всё же села в заготовленную машину спустя отведенное время, окончательно убедился в том, что с ней явно что-то не так. Садистка? Наркоманка под дозой? Неужели Стас так облажал, профукав важную информацию о девице? И на кой черт мне оно надо, если действительно торчит? Слишком много возни!
Когда мы очутились в домике после длительной витиеватой и (на всякий случай) запутывающей дороги, проведенной в полном молчании и спокойствии, точка кипения во мне была достигнута. Если до этого мне казалось, что я не вижу берегов, то сейчас данное ощущение многократно усилилось. Красная пелена стала плотнее, предвкушение сдавило горло мощнейшим спазмом. Всё здравое стерлось.
Я. Не. Отступлю.
На х*й чужие жизни! Они не стоят и гроша. Мою уже пох*рили. Чем кто-то лучше Сони? Чем? Я всё спрашивал и спрашивал, будто ударяясь головой о стальные полотна.
Им всем было безразлично. Они прекрасно жили. И мне теперь тоже безразлично…
В моих ушах стояли крики.
Она молчала.
Я брал её безжалостно и жёстко, словно нацелившись убить тут же.
Она молчала.
Ни единого слова за сутки! Инопланетянка! И ведь не наркоша, это тоже понял позже. Может, какая-то сектантка? У них там особый гипноз? Пусть и выглядит внешне вполне нормальной, тогда как иначе всё объяснить?
Я не понимал! Черт возьми, не понимал! Почему она терпит?!
Блаженная!
Кровь на её бедрах утром… А ведь ночью, когда сам принимал душ, пытаясь прийти в себя, даже не заметил ничего…
Господи, ещё и девственница.
В двадцать шесть лет? Серьёзно? Это какой-то прикол?
Чем больше проходило времени, тем меньше я соображал, что творится. Изо дня в день она покорно находилась в своей вынужденной клетке. Готовила, убирала, читала – заставал её не раз за этим делом. Из ночи в ночь я насиловал её, причиняя боль – знаю. Словно одержимый, я пытался, я выуживал хоть какую-то ответную реакцию. И ноль. Ничего. Её стойкость добавляла масла в огонь. То, как девушка приняла свою участь и даже не пыталась сопротивляться, бередило какие-то жуткие волдыри на сердце – припечатывало от безбожных мук. Я действительно начал сходить с ума.
В какой-то момент перестал контролировать себя и отдавать отчет действиям. Устал терзать и её, и себя. Хотел уже поскорее покончить с этим всем. Мне не доставляло ни малейшего удовольствия тр*хать кого-то против воли, принуждать и заставлять страдать.
Но. Я. Всё. Равно. Не. Отступал.
Это что-то из серии «Вижу цель – не вижу препятствий». Многие ли обращают внимание на ступени, которые преодолевают, чтобы достигнуть конечного пункта? Не думаю. Вот и она – одна из ступеней. Мне плевать.
Три недели этой запредельной дичи. Отсутствие осознания. Адская муторная смесь, проникшая в кровь и вызывающая эти мутации – чистейший пох*изм, одержимую жажду крови, потерю всевозможных ориентиров.
Это сейчас я знаю, что весь процесс моего полнейшего отморожения – не что иное, как состояние аффекта. Но что это меняет?
Я был животным, вышедшим на охоту. Терзал свою жертву, не задумываясь о её судьбе.
А когда она сбежала… Сложно описать эмоции, творящиеся в душе. Ведь за день до этого всё же догадалась, кто я и чего хочу добиться. Да, сначала удивился смекалке – она точно не предполагала, что я брат Сони, пока не увидела редкую россыпь родинок. Но, немного остыв, прикинул, что в её случае это, скорее, закономерность, чем исключение. Уже осознал, что поймал непростую добычу. У неё какой-то свой склад ума и железобетонная способность сохранять устойчивую психику.
Не бить же, в конце концов? Я и так надругался, совершал худшее, что можно творить с молодой нетронутой девушкой, коей та и оказалась.
А она терпела. Пи*дец.
А потом оставила записку, намекая, что я не пострадаю, если одумаюсь. О, милая! Если бы ты знала,
