Русские подвижники 19-ого века - Евгений Поселянин

Щулепников прожил недолго. По его смерти девочка четырнадцати лет поступила в Екатерининский институт в Петербурге. Сперва она страшно тосковала и была рассеянна, но потом нежная забота начальницы Брейткопф смягчила ее детскую грудь, и она стала лучшею ученицею; не любила только немецкий язык: в рисовании же и рукодельях выказывала особые успехи. В 1805 г. Александра Сергеевна была выпущена из института, с золотым шифром Государыни Императрицы Марии Феодоровны[4]. С первого представления, еще девочкой, Императрица полюбила ее, и требовала ее к себе при всяком посещении, лаская ее, как мать. Прощаясь с нею, Государыня обещала ей навсегда свое благоволение, приказала при всяком удобном случае являться к ней, и при надобности прямо прибегать к ее покровительству.

Недолго пожила Александра Сергеевна у матери, которая вскоре по возращении ее домой скончалась; чрез полтора года умерла и родная замужняя сестра ее Екатерина Сергеевна Шилова[5], к которой вместе с сестрой Анной Сергеевной переехала Александра Сергеевна по кончине матери.

Тогда сестры поселились в своей деревне Костромского уезда.

В начале 1809 г. Александра Сергеевна в Петербурге обвенчана с генералом Готовцевым, который, будучи в отпуску в деревне, познакомился там с нею и сделал там же предложение. На другой день свадьбы Готовцев получил приказ идти с полком в Швецию, на помощь фельдмаршалу Каменскому. Шесть недель только провел он с молодою женой, много выезжая в свет, что занимало ее, и окружая ее блеском, почестями и любовью. С отъезда мужа она погрузилась в книги и военные карты и, собирая самые быстрые и верные сведения, следила за всяким переходом генерала. Вскоре генерал прислал к жене фельдфебеля, с приглашением приехать к нему в виду скорого окончания войны.

Великие препятствия приходилось преодолевать русским войскам, идя без проводников по дремучим лесам, скалам, льдам, болотам — во вьюгу и мороз, без пищи — так что шведы не хотели верить некоторым переходам, считая их невозможными. Всю жизнь потом мать Феофания с восторгом любила рассказывать о подвигах русских в эту войну, о которых ей рассказывали сподвижники ее мужа, и говорила, что недостойное равнодушие современников и потомства окружает деятелей этой войны.

В деле при Севаре небольшая русская армия атаковала многочисленнейших шведов. Генерал Готовцев лично повел свой Азовский Мушкетерский полк в штыки и опрокинул неприятеля, но сражен был шведскою пулею. До последних сил не покидал он поля сражения, и, наконец, был вынесен солдатами на плаще, и в тот же день 8 августа 1809 г. умер.

Накануне отъезда Александры Сергеевны в Швецию к мужу, было получено донесение графа Каменского:

"Мы лишились храброго генерала Готовцева".

Государь изъявил Августейшей Матери своей желание облегчить участь вдовы, а Императрица Мать послала к ней г-жу Брейткопф, чтоб с осторожностью сообщить роковую весть. Забота о той жизни, которую носила она в себе, принудила Александру Сергеевну подавить возможно скорее порывы неутешного горя. Мужа она просила похоронить там, где он убит — и, по желанию ее, генерал Готовцев, со смертью которого окончилась война, похоронен под Торнео — где теперь русская граница. По повелению Государя, военный министр препроводил к вдове Высочайший рескрипт, которому не успел порадоваться ее муж — за сражение при Кирко-Шкелефта.

8 ноября 1809 г. у г-жи Готовцевой родилась дочь. Крестила ее в Зимнем Дворце вдовствующая Императрица.

В своем и без того грустном положении Александре Сергеевне пришлось вынести разные клеветы. Тогда она явилась однажды на бал с младенцем на руках. Ее спокойствие, величие и честные синие глаза обезоружили всех, и на другой день весь город поехал к ней для выражения почтительных чувств. Где ни появлялась молодая вдова, — ее красота и прелесть, исключительное положение и ореол несчастия — возбуждали к ней общее внимание, и много было сделано ей брачных предложений — всем она отказывала.

Однажды Александра Сергеевна с дочерью посетила в Кирило-Новоезерском монастыре известного старца архимандрита Феофана. Благословляя ребенка, он молвил: "Таковых есть царство небесное". Девочка после того жила недолго, и скончалась после кратковременной болезни.

Мать оцепенела от горя; опомнившись же, она, протянув руки над трупом дочери, несмотря на уговоры священника, произнесла обет идти в монастырь.

Несколько лет прошло в колебаниях, трудно было отказаться от привычных условий жизни. Приходилось выезжать в свет; между прочим, Александра Сергеевна ездила в Ярославль, для свидания с расположенной к ней издавна великой княгиней Екатериной Павловной, которая передала ей желание вдовствующей Императрицы поручить ей один из петербургских институтов. Это предложение Александра Сергеевна отклонила. В трудные минуты уныния Александра Сергеевна находила утешение в письмах о. Феофана.

В 1817 г., в начале ноября, она ночью спешила на быстрой тройке превосходных своих рысаков, на именины к невестке. Зная любовь барыни к быстрой езде, кучер гнал, и на реке, обгоняя обоз, взял в сторону; лед не выдержал, лошади с повозкой провалились. Александра Сергеевна, в тяжелой шубе и с муфтою — еле могла вытащить уж под водою одну руку и просунуть над водою два пальца, что и спасло ее. Обозные извлекли ее из воды. Проведя всю ночь в мерзлом белье, она, и приехав домой, не приняла никаких мер. Погибая в реке, она говорила: "Если теперь Ты спасешь меня — я пойду непременно в монастырь". А, вступив на сушу, сказала себе: "Если Тебе угодно, чтоб я была в монастыре, пусть это потопление обойдется без болезни". "Страшно вспомнить, — говорила потом мать Феофания, — мое тогдашнее малодушие". Никакой болезни не последовало. Тогда Александра Сергеевна стала делать тайные приготовления к поступлению в монастырь. Имение свое она передала родным с тем, чтоб ей выплачивалось известное содержание; ближе присмотревшись к монашеству и вдумавшись в основы его, она рассталась со своими прежними против него предубеждениями. Сестру свою Анну Сергеевну, жившую с нею неразлучно, младшая сестра уговаривала ехать с собою, но та не могла сразу согласиться на такую перемену.

В Великом посту 1818 г., простившись со своею усадьбою и отправив в Горицкий монастырь в ящиках множество церковных облачений и утвари, Александра Сергеевна выехала туда под предлогом говения, а на Пасхе было получено домашними письмо, объявлявшее о вступлении ее в монахини. С барыней была одна только молоденькая горничная, которая по утру, в день Благовещения, убрала ее, как всегда, проводила до игумении, а чрез некоторое время генеральша вернулась к ней в монашеском платье. Горничная, увидев одеяние это и грубость холста, новины, выростковых башмаков и уродливой шапки, зарыдала, оплакивая умершую барыню. Впоследствии она сама постриглась и находилась при матери Феофании до смерти.

Через семь месяцев, свыкшись уже с монастырем, Александра Сергеевна неожиданно приехала в деревню, со всеми простилась, выбрала вещи, пригодные для жертвы на обитель и назначила мастеровых для постройки келлии. Скоро ее келлия была готова, и она поселилась в ней. Из преданности своей госпоже, 12 женщин посвятили себя Богу. В день рождения отца своего, 16 сентября 1818 г., Александра Сергеевна Готовцева пострижена в рясофор, с именем Феофании, старцем Феофаном, руководству которого она себя поручила.

Начался путь прискорбный, тяжелый — путь смирения, отречения от воли, понуждения, — путь монашеского воспитания. Этот путь мать Феофания прошла вполне и без всяких послаблений.

Игуменией в то время была замечательная старица Маврикия. Она, при великой твердости и опытности, имела особый дар управления; подвижническая жизнь и мудрость ее привлекали в монастырь ее много монахинь, и, приняв его с 60 инокинями, она, после 40-летнего управления, постригаясь в схиму, передала его преемнице своей с 600 сестер. На этот строго общежительный монастырь и указал духовной своей дочери о. Феофан, который был постоянным его руководителем.

Приучая ее к смирению, игумения брала с собою мать Феофанию при разъездах, и она должна была, подъехав к домам, исполнять служительские обязанности — спрашивать, принимают ли хозяева. Для научения правильному церковнославянскому чтению и выговору, ее поручили старице грубого обращения, строго выговаривавшей ей за каждую ошибку. Трудно было привыкать ей к постоянной пище отшельниц — щам с сырой капустою на зеленом постном масле и гороху. Однажды, изнемогая от этой пищи, мать Феофания собралась после ранней обедни пить чай, как вошла игумения и сказала: "Вы не так еще молоды и слабы, чтоб давать себе такое послабление". Любимым послушанием матери Феофании было чтение в церкви, которое исполняла она замечательно. "Словно каждому слова раздает", говорили монахини. "Пойдем в церковь; сегодня Готовцева будет читать" — говорили миряне. Она имела надзор за пением и чтением и была сама, как живое правило и устав. Подвиги ее были неустанны. Она не пропускала ни одной церковной службы; на правиле читала со слезами; чреду заупокойной псалтири отправляла ночью, заменяя других. Работала на пекарне, копала огороды, носила в ушатах воду из реки на трапезу. Кроме того, она завела в монастыре и поддерживала рукоделья — ковровое, золотошвейное и живописное. И, провидя духовную высоту, которой может достичь Феофания, игумения продолжала смирять вольную чернорабочую послушницу. Прежние названия — дворянки, превосходительной, француженки — были забыты, и в монастыре звали Феофанию "Монастырский Златоуст" — или — "наша Белокаменная".