Секрет Жермены - Луи Буссенар

Дворецкий[45] бросился к князю, охватил его руками, поднял, увидал отверстие в его одежде и заплакал, причитая:

— Очнись, батюшка мой! Открой свои глазыньки!.. Ведь ты не умер!.. Не хочу, чтобы ты умирал!..

Жермена, рыдая и заливаясь слезами, повторяла одно и то же:

— Мишель!.. Мой Мишель… Мой друг!..

Вбежал Бобино, он задыхался, был бледен и в совершенном расстройстве. Юноша воскликнул:

— Боже мой!.. Еще один покойник!.. И это он! Жермена, что случилось?! Как это произошло?! Отвечайте скорей!..

Но Жермена задыхалась от рыданий и не могла вымолвить ни слова. Бобино старался привести ее в чувство, а Владислав укладывал поудобнее на ковре князя. Мишель очнулся после того, как ему полили на лицо холодной воды.

— Он жив! — заревел дворецкий.

— Он жив! — как эхо повторил Бобино, мечась между находившейся в обмороке Жерменой и князем, которого считал уже мертвым.

Князь вздохнул и посмотрел наконец вокруг себя, не в состоянии ничего понять: почему он лежит на полу, Жермена в таком ужасном состоянии, а Владислав весь в слезах.

Мишель дышал, но прерывисто, что-то мешало ему. Он сорвал с себя жилет и пластрон[46] рубашки. На груди, как раз против сердца, виднелось лиловатое пятнышко, просто синяк размером с монетку.

Владислав осмотрел накрахмаленный пластрон, он был совершенно цел, а из нагрудного кармашка куртки вывалился простреленный насквозь, туго набитый бумажник, в золотой застежке которого застряла расплющенная пуля. Она выпала на ковер как раз в тот момент, когда князь пришел в себя и смог заговорить.

Его первая мысль, первое слово были обращены к Жермене:

— Детка моя… Сестра моя дорогая… Со мной ничего не случилось… Очнитесь!

— Она вас слышит, князь. Скажите ей еще что-нибудь, ей от этого лучше делается.

— Жермена, узнаете меня?.. Это я, Мишель… а это Бобино, наш друг, а это Владислав.

С помощью дворецкого Мишель наконец встал на ноги. Затем, еще совсем слабый, слегка пошатываясь, сел на край постели Жермены, взял ее руки в свои и заговорил ласково, будто с ребенком. Девушка постепенно пришла в себя и конечно захотела узнать, что произошло.

Он рассказал ей, по крайней мере, то, что сам знал или предполагал.

Его пытались убить, выстрел был очень метким, в самое сердце, но, откуда была пущена пуля, точно определить невозможно: в домах напротив пятьдесят или шестьдесят окон.

Если бы не бумажник, Мишель был бы сражен наповал, но и контузия от удара пули была так сильна, что он упал замертво. Все обошлось, слава Богу, хотя он еще чувствует боль в груди, но это скоро пройдет.

— Вы говорите, скоро пройдет… Я тоже на это надеюсь и от всей души этого желаю, — сказала Жермена. — Но это уже второе покушение… Враги не сложили оружия. Нам надо уезжать… Друг мой, умоляю вас, давайте поскорее уберемся отсюда. Я уже достаточно окрепла.

— Вы же знаете, что прежде мы должны найти ваших сестер.

— Боже мой! Простите, я на минуту о них забыла, я как с ума сошла…

— Успокойтесь, Жермена. Мы будем бдительны, как никогда прежде, а Бобино отправится на поиски.

— Сейчас и поеду, я готов приняться за дело.

— Подождите минутку. — И князь направился в свою комнату, достал из сейфа пачку банкнотов, положил кинжал и пистолет. — Возьмите, — сказал он, подавая типографу деньги, — это главное орудие войны. Я их не считал, тратьте все, если не хватит, попросите еще.

Бобино спокойно принял ассигнации и, тоже не считая, положил во внутренний карман.

Затем князь передал ему револьвер и кинжал и сказал:

— Этот кинжал из крепчайшей стали, им можно перерубить любое английское оружие. Он верный друг, который не изменит своему хозяину. А теперь, мой дорогой, попрощаемся. Вы идете на трудное дело, на пути встретится много преград, но ведь вы из тех, кто не останавливается ни перед чем, когда ему светит впереди счастье выполнения долга.

— Вы хорошо сказали, князь Мишель! Да, я сделаю все, что будет в моих силах, а что касается опасностей, ну… буду держать ухо востро. Я попался один раз… теперь буду умнее. До свидания, Жермена!

— До свидания, дорогой Жан, до свидания, мой Бобино.

— До скорого, мой храбрый друг.

Юноша пересек двор, ведя за руль своего нового железного коня. Он проходил через ворота, когда увидел, что к ним подошел какой-то человек и спорит со швейцаром.

— …Я вам говорю, что у меня дело к князю, он меня сейчас ждет.

— Должен вам заметить, месье, что князь никого не принимает, решительно никого.

— Но вы меня хорошо знаете…

— Мне известно, что месье — барон де Мальтаверн.

— Один из друзей вашего хозяина.

— Я знаю, но у меня приказ…

— Вы говорите как на военной службе.

— Да, месье, я служил верно и честно, — ответил швейцар, поглядев на свидетельство о награждении воинской медалью, висевшее на стене сторожевой будки в рамке черного дерева.

— Так вот, мой приход касается дела чести…

— Князь должен драться на дуэли?..

— Может быть!.. Я его секундант. Повторяю: он меня ждет и точность, с которой вы исполняете приказ, может причинить ему большое несчастье. Поэтому пропустите меня.

Бобино тихо вышел на мостовую и сел на велосипед. Дальше слушать разговор он считал неделикатным; да и швейцар лучше знает, как надо поступить.

Прыгнув в седло, юноша быстро покатил кратчайшим путем к Аньерским воротам. В это время швейцар звонил в дом князя, чтобы спросить, можно ли впустить посетителя.

ГЛАВА 21

Бобино отправился на поиски Берты и Марии по той дороге, где он проезжал больше месяца назад, когда мерзавец похитил Жермену и скрыл ее в мрачном доме на берегу Сены.

Сколько драматических событий прошло с тех пор! Сколько страшных, невероятных и тем не менее вполне реальных приключений пришлось пережить!

Его, Бобино, истерзанного собаками, бросили в реку, и он был чудесным образом спасен добрым рыбаком Могеном, с которым скоро должен увидеться.

После исчезновения Жермены трагически скончалась милая мамаша Роллен, ее он любил как родную мать. Увезли неизвестно куда двух девушек; чудесным образом была спасена Жермена. Участие в ее судьбе князя, покушение на него; выздоровление Жермены…

Можно было потерять голову. И за всем этим скрывалась, видимо, преступная рука какого-то одного могущественного врага.

Бобино, с ранних лет напичканный грошовой литературой, чувствовал себя действующим лицом драмы, подобной тем, какие он читал у любимых авторов и начинал думать, что в жизни все может случиться, даже невероятное… особенно невероятное.