Опасная игра - Конни Брокуэй

И движения его теперь стали гораздо медленнее. Они не казались уже такими решительными и изящными. Суставы утратили гибкость, а пальцы исхудали и скрючились.

– Твоего отца обучал фехтованию сам великий Анджело, ты ведь знаешь, – сказал маркиз.

Развернув тяжелое кресло, Рамзи развалился в нем с намеренной небрежностью.

– Да, припоминаю.

Старик пристально разглядывал молодого человека, стараясь понять, с кем имеет дело. Но на лице Рамзи Манро не отражалось ничего похожего на эмоции. Маркиз надеялся, что этот неожиданный визит позволит ему застать хозяина врасплох и вызвать у того хоть какую-нибудь реакцию. Но, похоже, он надеялся зря. Рамзи Манро оказался крепким орешком. Возможно, даже более крепким, чем он сам.

– Твой отец был лучшим фехтовальщиком, которого я знал, – сообщил он.

Рамзи сухо заметил:

– Вероятно, вам не случилось познакомиться с человеком, который его убил.

На мгновение маркиз поджал губы.

– Ты намеренно стараешься быть грубым!

– Вы думаете? – Рамзи неторопливо плеснул себе немного кларета из стоящего на столе графина и поднос бокал к губам. – А мне, наоборот, казалось, что я необычайно сдержан. – Он медленно сделал глоток, – Однако я уверен, что вы пришли сюда столь таинственным образом и в такой поздний час не для того, чтобы обсуждать со мной то, насколько хорошо мой родитель владел шпагой, тем более что за последние три года я неоднократно самым недвусмысленным образом отказывался встречаться с вами. Поэтому хотел бы узнать, чему обязан этой ... честью.

– Клянусь небесами, – маркиз впервые улыбнулся, – ты жесткий парень.

– Мы живем в жестоком мире, сэр.

Старик перестал улыбаться. Пристально вглядываясь в молодого человека, он словно надеялся, что тот прибавит еще что-то. Рэм же, глотнув еще немного кларета, поставил бокал на стол, лениво вытянул длинные ноги и принялся рассматривать гостя с вежливым интересом, но явно скучая.

Если он надеялся таким образом разозлить маркиза, то его уловка сработала.

В этот момент дверь с шумом распахнулась. В комнату вошел одноглазый дворецкий с тяжелым серебряным подносом, уставленным яствами. На хрустальных тарелках красовались тосты с паштетом из гусиной печени, засахаренный виноград и сливы, и среди этого изобилия возвышался чайник из севрского фарфора. Сплетники, сообщившие маркизу о том, что Рамзи влачит самое скудное существование, явно лгали.

– А, Гаспар! – покачал головой хозяин. – Вижу, ты опять совершил набег на соседскую кладовую? Надеялся угодить маркизу? Больше нам ничего не надо, спасибо.

Значит, это дворецкий заботится о впечатлении, которое производит его хозяин? Спасибо и на том. Хорошо, что хоть кто-то в доме сознает необходимость соблюдать внешние приличия.

– Прошу вас, сэр, угощайтесь. – Рамзи кивнул на поднос. – Будет обидно, если Гаспар совершил это преступление напрасно.

– Нет, благодарю. Ты очень похож на него. – Маркиз внимательно изучал хозяина. – На своего отца. Такой же гордый. Неуступчивый. Обидчивый.

– Очень любезно с вашей стороны сообщить мне об этом, сэр, – спокойно ответил Рамзи. – Все же легче, когда вдруг выясняется, что в твоих недостатках виновата дурная наследственность. Не так ли, сэр?

– И желчный, – добавил маркиз. – У него тоже был злой язык.

Рамзи нахмурился; изображая преувеличенное огорчение.

– Почему бы не сказать – «остроумный»? Звучит гораздо приятнее, вам не кажется?

Старик изо всех сил пытался сохранить невозмутимость и не дать своему гневу вырваться наружу. Он глубоко вздохнул, решив, что напрасно отказался от угощения, и налил себе бокал кларета. Он ждал этой встречи почти четыре года. Сначала не приходил сюда, потому что был уверен, что, в конце концов, Рамзи откликнется на его приглашение и явится к нему сам. Ему явно мешала гордость, ведь он не кто-нибудь, а маркиз Котрелл.

Последний из Котреллов.

Быстро проглотив вино, он опять посмотрел на Рэма.

Блестящие завитки черных волос, бледное лицо и прекрасные синие глаза притягивали взгляд.

– Ты и внешне похож на него, Клянусь Богом, похож! – пробормотал маркиз.

– Он тоже походил на сутенера? – спросил Рамзи безо всякого интереса.

– Как ты смеешь?! – не сдержал своего гнева маркиз.

– Но, сэр, я всего лишь повторяю последние слова, которые мне довелось услышать от вас, – удивился Рамзи. – Дайте-ка мне вспомнить ... – Он откинул голову на спинку кресла и прикрыл глаза, будто действительно пытаясь припомнить что-то. – Ах, да, так и было, теперь я уверен. Прошу вас, сэр, напрягите свою память. – Он говорил оживленно и даже как будто весело. – Мы с матерью пришли в ваш дом в Мейфэре, но ваш слуга сказал, чтобы мы подождали на черной лестнице, будто мы какие-то бродячие торговцы. Я даже помню, как какой-то мальчик натирал там бронзовую дверную ручку. Потом вы, наконец, появились, и моя мать спросила вас: «Что же будет с моим сыном?» Она плакала. Я помню это очень хорошо, потому что раньше никогда не видел, чтобы она плакала. – Он помолчал немного, глядя маркизу в глаза. – А вы ответили: «Скорее всего, он найдет себе работу в борделе. У него внешность сутенера». – Рамзи элегантно пожал плечами, словно извиняясь, но при этом совершенно не чувствуя себя виноватым. – Когда же вы заговорили о моем сходстве с отцом, я, естественно, и предположил, что у него тоже была внешность...

– Хватит! – Маркиз все-таки не смог справиться с эмоциями.

Любезная улыбка исчезла с лица Рамзи, сменившись выражением насмешливого презрения.

– Да, – мягко согласился он. – Мне тоже так кажется.

– Он был моим сыном! Мне было больно! Я сказал это тогда только потому, что хотел, чтобы и другие почувствовали ту же боль:

Рэм зло прищурился:

– Но вот это уж совсем неожиданно! Насколько я помню, вы отказались от моего отца. Если мне не изменяет память, когда вам сообщили о его смерти, вы ведь тогда сказали: «Мой сын умер десять лет назад».

– Не смей попрекать меня моими словами! – Скрюченные пальцы старика дрожали, а на морщинистом лице проступили красные пятна. – Я считал твою мать виноватой в его смерти. Я и сейчас так считаю! – гневно закричал он, и в его голосе не было ни капли раскаяния. – Если бы он выполнил свой долг и женился на ровне, он и сейчас был бы жив.

– Моя мать была дочерью графа. Если не ошибаюсь, в иерархии титулов графы стоят выше маркизов.

– Ее отца лишили и титула, и всех земель. Он был шотландцем и папистом! – сердито парировал маркиз. – Она отказалась сменить религию, несмотря на мое требование. Твоя мать и не думала о том, как это скажется на твоем отце и на тебе. Она ничем не лучше, чем эта подстилка регента, миссис Фицгерберт. А раз в день их «свадьбы» ей даже не исполнилось и двадцати лет, то их брак никогда и не был законным!