Бесследно пропавшие… Психотерапевтическая работа с родственниками пропавших без вести - Барбара Прайтлер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Э. Штауб пишет:
«Это может помочь жертвам почувствовать связь с остальным миром, а не изолированность от него»
(Staub, 1998, с. 233).Но комиссии справедливости выполняют и другие функции. Преступники склонны считать себя невиновными. Свои действия они оправдывают как абсолютно необходимые в то время, а личную ответственность отрицают под предлогом того, что всего лишь исполняли свой долг.
«Непосредственные преступники, люди, бывшие на вторых ролях, и остальные – те, кто просто молча наблюдал за происходящим, – все склонны к оправданию своих действий. Они видят в них либо самозащиту, либо способ борьбы с теми, кто стал на пути достижения важных целей, порой оправданных „высокими“ идеологическими понятиями, такими как коммунизм, нацизм, или национализм»
(там же).Такое представление преступников о себе ставится комиссиями под вопрос и даже разрушается. По крайней мере, в общественном мнении возникает другое представление о реальности: преступники привлекаются к ответственности за содеянное. Однако удивительным образом жертвы часто готовы быть снисходительными к преступникам, если те признают свою вину.
«…родственники жертв продемонстрировали огромное великодушие… большинство из них подчеркнули, что, в конце концов, для них важно раскрытие правды и что память об их близких не опорочена и они не забыты»
(Zalaquett, 1992, с. 1437).Кристи Сангстер (Sangster, 1999) видит две существенные функции комиссий правды.
Во-первых: комиссии должны опираться на правду, какой ее видят жертвы, и она должна быть признана. На нее может и должно ссылаться правосудие. Во-вторых, те, кто нарушили права человека, должны быть привлечены за это к ответственности – в соответствии с правовой системой страны. В обязанности комиссий входит предоставление фактов, на которых может строиться правосудие.
Следовать этому кажущемуся самим собой разумеющимся порядку не всегда просто. Первой комиссией по установлению истины был Нюрнбергский процесс. Но даже при тех – политически абсолютно однозначных – условиях, когда все обвиняемые, адепты зловещего режима, очевидным образом были ответственны за свои зверства, было сложно в точности идентифицировать эти деяния и по заслугам наказать преступников.
Комиссии правды, которые возникали с 70-х годов ХХ в. в государствах, где пала диктатура, часто оказываются в еще более сложной ситуации: люди, ответственные за нарушения прав человека, порой занимают влиятельные посты в новых правительствах или армиях. В странах, где недавно бушевали гражданские войны, комиссии должны способствовать установлению пусть хрупкого, но мира, а не подвергать его опасности, настаивая на горькой правде.
Ситуация для комиссий по расследованию случаев нарушения прав человека еще более усложняется в странах, которые продолжают воевать. На Шри-Ланке, например, одна из созданных в 1996 г. комиссий по насильственным исчезновениям передала президенту имена 200 ответственных за эти преступления военных. Однако вокруг вопроса об их возможной отставке стала намеренно создаваться неразбериха. Результатом многочисленных дискуссий стало негодование по поводу «клеветы на настоящих героев войны», которая «способна ослабить армию» в критический момент войны. Ни один солдат из списка не был отстранен от службы в зоне военных действий. (Amnesty International 1997).
Вопрос, насколько вообще возможно расследование государственных преступлений в стране, находящейся в состоянии войны, остается открытым. Несмотря на это, на основе фактов, предоставленных комиссиями по установлению истины, снова и снова удается привлечь виновных к ответственности и добиться справедливости для жертв нарушений прав человека.
Сангстер указывает на то, что правда ценна сама по себе и обладает регуляторным и целительным воздействием как на отдельного человека, так и на общество в целом. Могут быть найдены также альтернативные формы искупления и покаяния. Официальные извинения за нарушения прав человека, которое президент Чили Эйлвин принес пропавшим без вести и их близким, были больше, чем просто жест. Они были восприняты как признание и реабилитация погибших и пропавших без вести.
Помимо расследований, комиссия в Чили разработала перечень рекомендаций относительно будущего жертв. Наряду с психосоциальным обеспечением, рекомендовалось предоставить жертвам наилучшие возможности в образовании.
Брэндон Хамбер, изучавший вопрос компенсаций жертвам политических репрессий в Южной Африке по окончании апартеида, указывает на разнообразие желаний и потребностей оставшихся в живых и близких погибших и пропавших без вести:
«Одни выжившие или семьи жертв хотят финансовой компенсации, другие – подобающих похорон их пропавших близких, кто-то просто хочет правды, а для некоторых по прежнему самой лучшей компенсацией было бы привлечение к ответственности виновных»
(Hamber, 1995, с. 6).В любом обществе существует общепринятое понимание хорошего и плохого – правосудия, преступления и наказания. Если бы преступники были осуждены и наказаны в соответствии с этими стандартами, включая случаи, когда их действия были санкционированы государством, это могло бы стать значительным шагом в сторону помощи жертвам и их родственникам в преодолении их травм. Причина того, почему многие отвергли финансовую компенсацию, по мнению Хамбера, в том, что люди не хотели, чтобы им платили за их молчание.
«Они отказывались принять денежное возмещение, так как чувствовали за этим не общественное и историческое признание, а оплату государством их безмолвия»
(там же, с. 5).Во многих латиноамериканских странах жертвы принимали финансовую компенсацию, но сразу передавали деньги правозащитным организациям.
4. Необходимость признания пропавших без вести погибшими
В 1995 г. только что сформированное в то время правительство Шри-Ланки назначило три комиссии для расследования дел исчезнувших людей. Комиссии получили сообщения о 60 000 случаях исчезновения – в основном в период с 1988 по 1990 г. На юге страны было рассмотрено 5000 случаев. Достаточно было чьих-либо показаний, чтобы человек официально был объявлен умершим, а родственники могли получить свидетельство о смерти, что, в свою очередь, позволяло им претендовать на денежную компенсацию. Это представляло собой важный шаг на пути к преодолению прошлого и улучшению ситуации для тысяч вдов и сирот. Помимо финансовой защищенности, для большого числа женщин и детей это означало также и снятие значительной психической нагрузки. В большинстве своем почти вся семья, пребывающая в неизвестности относительно судьбы пропавшего родственника, нацелена на его возвращение. Люди направляют максимум энергии на расследование и поиск, фантазируя о местонахождении пропавшего. По возвращении пропавший должен убедиться, что ничего не изменилось – все осталось таким, каким было до его исчезновения. Это приводит к застыванию жизни семьи и минимальным возможностям дальнейшего развития.
Одна молодая мать двоих детей, у которой исчез муж, прошла, благодаря неправительственной организации, обучение на секретаря и потом работала в этой организации полный рабочий день, обеспечивая всем необходимым себя и детей. Однако, к удивлению и возмущению сотрудников, она от этой работы отказалась, хотя видимой причины для этого не было. С точки зрения психодинамики этой женщины, все достаточно ясно. Для нее было невозможно занять позицию кормильца семьи, которая принадлежала ее пропавшему без вести мужу. Ценой больших усилий и лишений она оставляет это место для него свободным. Все остальное было бы в ее глазах предательством мужа.
Если исчезновение принимается в семье как нечто окончательное, то чаще всего это бывает связано с сильным чувством вины.
Чтобы полностью принять смерть близкого человека, важно увидеть его мертвое тело. Только если смерть принята на физическом уровне, становится возможным признать человека умершим и на социальном уровне, позволить себе скорбеть о нем и планировать свое будущее без него.
Хотя комиссии по расследованию насильственных исчезновений не могут обеспечить родным освидетельствование останков их близкого человека, они берут на себя функцию установления его смерти в социальном смысле. Родственникам не нужно делать это самим, поскольку соответствующие полномочия есть у комиссий как у государственных организаций. Благодаря этому с членов семьи снимается большая психологическая нагрузка. Одновременно становятся ясны и социальные роли членов семьи: супруги пропавших без вести становятся вдовами или вдовцами, а дети – сиротами.
К сожалению, комиссии по установлению истины были на Шри-Ланке лишь временным явлением. Они были закрыты по политическим причинам задолго до окончания расследований по большинству случаев.
