Конан Дойл и Джек-Потрошитель - Игорь Можейко

Прервав разговор с доктором, фотограф ушел к себе.

Догадка, проникшая в его сознание, была столь невероятна и находилась так далеко за пределами здравого смысла, что он сам себе не мог поверить. Не может же быть, чтобы он в течение нескольких месяцев жил под одной крышей и даже столовался со страшным маньяком, которого многие почитали Джеком-потрошителем?

И всё же он не мог отбросить подозрения — уж очень всё совпадало!

На следующее утро фотограф Хейнс пришел в Скотленд-Ярд, дождался инспектора, который вел это дело, и выложил ему свою версию — убийцей является доктор Нейлл.

Инспектор, естественно, не поверил фотографу — в Лондоне, переполненном слухами о появлении нового Джека-потрошителя (или возвращении старого), число свидетелей превышало все возможные пределы. Но фотограф Хейнс был человеком разумным, внушающим доверие, и, главное, в разговоре инспектора с ним всплыло имя студента Харпера, — а письма с доносами на него инспектору попались на глаза всего два дня назад. Доктора Нейлла вызвали на допрос. Он явился в тех же очках, в том же шелковом цилиндре, владеющий собой, холодный и гордый. И уже через час допроса инспектор был убежден в том, что в руки полиции попал страшный преступник, масштабы преступлений которого далеко превосходят достижения Джека-потрошителя.

Но полиция вела допросы осторожно, несколько дней Крима, настоящее имя которого всплыло уже вскоре, допрашивали с утра до вечера, а тот явно получал наслаждение от этой ситуации — наконец-то он опять в центре внимания.

Только после нескольких дней допросов он был арестован по обвинению в написании шантажных писем. Третьего июня ему было предъявлено обвинение в убийстве Матильды Кловер, затем еще трех девушек.

Суд начался 17 октября 1892 года. Так что на свободе-то Криму удалось побыть меньше полугода — но с какими результатами!

На суде доктор твердо стоял на своем — он оклеветан, он никогда никого не убивал.

Но свидетелей, и свидетелей смертельно опасных для Крима, оказалось несколько десятков. Например, аптекари, его спутники по путешествию в Канаду, констебль Комли, наконец, девушка Лю, выкинувшая пилюли в реку. А чего стоила найденная в комнате Крима коробка с пилюлями, которых было заготовлено три десятка? Если бы не самомнение Крима, то его жертвами стали бы еще десятки девушек.

Суд, правда, дважды затормозил. Но ненадолго. Первый раз, когда давала показания Лаура Саббатини, утверждавшая со слезами на глазах, что более скромного, доброго, трогательно чуткого человека на свете не существует. И когда было зачитано странное письмо, полученное судом.

«Уважаемый сэр судья!

Человек, которого вы судите, не более виноват, нежели вы сами. Зная его, я маскировался под доктора Нейлла и совершал преступления, в которых вы его теперь обвиняете. К сожалению, мисс Лю Харрис смогла избежать моего покушения, но это — не последняя моя жертва — я до нее еще доберусь. Отпустите Нейлла, иначе, когда правда выплывет наружу, вы и за жизнь не выплатите денег, которые он потребует от вас в возмещение вреда.

С уважением,

Хуан Поллен, он же Джек-потрошитель».

Говорят, что по прочтении этого письма в зале воцарилось гробовое молчание. Затем раздался громкий смех доктора Томаса.

— Чепуха! — воскликнул тот. — Джека-потрошителя не существует!

Присяжные заседали менее десяти минут, прежде чем единогласно вынести приговор:

— Виновен!

Судья немедленно приговорил Крима к смерти через повешение.

Доктору предложили произнести последнее слово.

— Черта с два они меня повесят! — сказал приговоренный.

Приговор приводили в исполнение на рассвете 15 ноября.

Всю ночь доктор Крим разговаривал сам с собой — полагая, что его подслушивают.

И был прав.

Он кричал, что был санитаром Вселенной, освобождая ее от грязных шлюх, которые уничтожают добрые нравы и разносят дурные болезни. Он кричал, что убил куда больше проституток и развратниц, чем смог установить суд. Он — великий человек… Когда за ним пришли, он покорно прошел к виселице, там его связали по рукам и ногам. Потом на голову надели колпак. Доктор упорно молчал.

Лишь в тот момент, когда Крим понял, что сейчас из-под него вышибут табурет, он закричал:

— Я — Джек-потрошитель!

Это были последние слова, которые он произнес перед смертью.

Но эти слова породили множество легенд и теорий. До сих пор есть писатели и историки, которые убеждены, что он и на самом деле Джек-потрошитель.

Чаще всего встречается версия, по которой доктор Крим имел как бы дублера — абсолютного двойника, который находился, допустим, в тюрьме, в то время как второй Крим совершал все преступления.

Есть и другая версия, по ней Томас Крим подкупил тюремные власти в Иллинойсе в 1888 году, пробрался в Лондон и совершил там преступления, приписываемые Джеку-потрошителю.

Однако в тюрьме штата Иллинойс сохранились документы о содержании арестанта № 4374, который ни под каким видом тюрьмы не покидал.

В переносном смысле, разумеется, Крим был прав, когда закричал перед смертью, что он — Джек-потрошитель. Оба этих преступника были сексуальными маньяками, оба убивали проституток, оба страдали манией величия.

Но один не попался и стал знаменит настолько, что и по сей день его прозвище известно каждому второму жителю нашей планеты. Второй же, пожалуй даже более жестокий, умелый и нанесший обществу больше вреда, канул в небытие, потому что имел неосторожность попасться и тем лишился ореола загадочности и тайны.

Конан Дойл встретил 1893 год знаменитым. Но, к сожалению для писателя, знаменитость ему принес именно Шерлок Холмс, а не исторические романы, в которые он вкладывал все силы.

Писатель, правда, утешался, что он уже близок к тому, чтобы выполнить обязательства перед журналом и издателями. Еще один рассказ — и можно скинуть с себя тяжкое бремя.

В апреле 1893 года Дойл радостно написал матери: «Настроение отличное. Я уже перевалил за середину рассказа о Холмсе, последнего рассказа, после которого этот джентльмен исчезнет, чтобы больше никогда не возвращаться! Мне даже его имя слышать противно!» И очевидно, не без вздоха облегчения Артур Конан Дойл убил великого сыщика и поставил точку.

После опубликования рассказа читатели «Стренда» подняли бурю. Они были искренне возмущены. Для большинства, даже знавших, что Шерлок Холмс не более как литературный персонаж, он представлялся более реальным, чем детективы Скотленд-Ярда, о которых писали газеты. Именно он, а не Скотленд-Ярд, символизировал надежду на разоблачение преступников.

Но Конан Дойлу в те дни было совсем не до Шерлока Холмса. В последнее время Туи что-то много кашляла, быстро утомлялась. Доктор Дойл заподозрил неладное, но не решился сам поставить диагноз, а попросил осмотреть жену знакомого врача. Тот сказал, что у Туи далеко зашедший процесс в легких. Смерть ее — дело ближайших месяцев, и ничто ее уже не спасет.

Но Артур Конан Дойл был человеком, который никогда не сдавался. Выслушав диагноз и собрав затем консилиум, который лишь подтвердил то, что сказал первый доктор, Конан Дойл тут же, не теряя ни одного дня, отменил все свои обязательства, встречи, лекции, выступления, собрал все деньги, что принесли Шерлок Холмс и исторические романы, купил билеты и уехал вместе с Туи в Швейцарию, в Давос, на туберкулезный курорт. Он решил, что будет жить там до тех пор, пока Туи не станет лучше, что он станет теперь не только ее мужем, но и лечащим врачом.

И на много месяцев Конан Дойл стал отшельником в тихой швейцарской долине.

Туда, в Швейцарию, доносились слухи о событиях в Лондоне. Конан Дойлу пересылали сотни писем читателей с просьбами, мольбами и даже угрозами, все они требовали одного — оживить Шерлока Холмса, все выражали возмущение — как посмел Конан Дойл убить такого человека! Писатель узнал, что в Лондоне среди клерков Сити и городской молодежи появилась мода — цилиндры и котелки обтягивали черными лентами в знак траура по детективу.

Сначала эти письма забавляли Конан Дойла, а затем стали раздражать и возмущать. Он боролся с настоящей трагедией, состояние Туи было очень тяжелым, а его соотечественники в Лондоне как бы играли в трагедию. Конечно же Конан Дойл в Швейцарии работал. Но к детективу не возвращался — он начал писать новую историческую повесть.

Будучи, как всегда, человеком активным и изобретательным, Конан Доил, прочитав о путешествии молодого Нансена на лыжах через Гренландию, обнаружил, что в Швейцарии о лыжах никто не имеет представления. Тогда Конан Дойл выписал из Норвегии несколько пар лыж, сам научился ходить на них и кататься с гор, организовал и предпринял первый поход на лыжах по горам — именно с легкой руки писателя лыжи привились в Швейцарии. И сегодня даже трудно представить (особенно если видишь швейцарских лыжников на олимпиадах и соревнованиях на кубок мира), что первым лыжником был англичанин, который жил в Давосе, выхаживая свою тяжело больную жену.