В ловушке гарпий - Светослав Славчев

Я перехожу к делу.

— Вы можете вспомнить, в котором часу выехали из Юргордена?

— Минут через пять после того, как пробило десять, не позже, — без запинки отвечает Йенсен. Очевидно этот вопрос ему задавался уже не раз.

— Вы всегда по вечерам выезжаете в одно и то же время?

— Нет, зависит от товара и… Еще от того, в какой он таре, — объясняет Йенсен. — Иной раз погрузка немного затягивается. Но в одиннадцать я должен быть на месте для повторного рейса.

Он вместе с другими шоферами делает по три—четыре ездки за ночь, развозя товар по магазинам, с которыми у фирмы заключен договор. Как видно, почин доставлять товары в дневное время ему не известен.

— По пути вы не делали остановок?

— Нет! — сразу же отвечает Йенсен. Быть может я ошибаюсь, но мне кажется, что в его глазах мелькнуло беспокойство.

— В кабине вы находились один?

— Нам запрещено брать пассажиров! — качает перебинтованной головой Йенсен.

Я не настаиваю на уточнении, хотя его ответ не совсем ясен.

— А случается вам по дороге… подвезти кого-нибудь? — продолжаю я с раздражающей настойчивостью.

— Я, знаете ли, получаю хорошее жалованье, — криво улыбается Йенсен. — И не хотел бы его лишиться. Людям моего возраста непросто найти работу!

Ясно. Так мне ничего не добиться.

Я прошу подробно и точно описать, как все произошло: когда он заметил автомобиль Манолова, что за этим последовало и т. д. Йенсен, потихоньку отпивая бульон, рассказывает. Время от времени он морщится от боли и устраивается на подушке поудобней. Я почти все понимаю, Кольмару остается изредка переводить интересующие меня подробности.

Вылетевшую на него из-за поворота со скоростью снаряда машину Манолова он увидел перед собой в последнее мгновение. Помнит, что изо всех сил сжал руль и нажал на тормоза. Потом — провал в памяти. Сколько пробыл без сознания, не знает. Когда пришел в себя, он лежал на земле.

Да. Классический случай сотрясения мозга.

Мне все ясно. Я встаю и пытаюсь подыскать нужные слова для последнего вопроса. И тут Йенсен сам приходит мне на помощь:

— Как по-вашему… я быстро встану на ноги?

— Вы — да. Но Пер Матуссон — нет! — говорю я. — Он мертв!

Мои слова прозвучали как выстрел во мраке. Кольмар замирает от удивления, его голубые глаза округляются. А Йенсен… какое-то мгновение мучительно старается изобразить полное непонимание.

Но это непонимание, к которому примешан страх.

Всего лишь секунду или даже меньше того длится эта игра. Он смотрит на меня как на неожиданно появившееся перед ним привидение, но затем усилием воли берет себя в руки.

— Не знаю я никакого Матуссона!

— Его застрелили на борту собственной яхты, — настаиваю я, — и сейчас полиция разыскивает убийцу.

— Вы что-то путаете, господин инспектор! — заявляет Йенсен, резко опуская чашку на металлический поднос.

— Допустим, ошибаюсь, — соглашаюсь я. — И все же если вы передумаете и решите мне позвонить, смотрите, чтобы не оказалось слишком поздно!

Я пишу на визитной карточке свой телефон в пансионе и оставляю ее на тумбочке. Лицо Йенсена, стянутое бинтами, напоминает застывшую маску.

В коридоре, шагая за мной, Кольмар угрюмо молчит. Вероятно, его терзают сомнения, и он не одобряет мой ход. Для него убийство владельца какой-то там яхты и смерть доктора Манолова — абсолютно не связанные между собой события. Я же, вспоминая перепуганный взгляд Тине Йенсена, начинаю думать иначе.

Кольмар получает несколько новых задач, для выполнения которых ему придется сегодня попотеть, и мы прощаемся. Я трогаюсь по аллее к институту.

Туман начинает редеть. Он рвется на тонкие полоски, опутывающие потемневшие стволы деревьев, и тонет в подстриженных ровными квадратами кустах. Издали, с моря, тянет солоноватой влагой.

Я невольно замедляю шаг. К чему так торопиться? Горьковатая, призрачная красота парка неожиданно снимает боль в висках от напряжения. Я смотрю на ковер листьев, устлавший аллею, на оголенные ветви и призрачный свет солнца, пробивающийся сквозь туман, окутавший парк, в котором нет теней.

Интересно, что представляет собой мой противник? Не тот, что готов в любой момент нажать на спуск — тот просто безмозглый придаток к стволу пистолета, а его Шеф. Наверное, умен, опытен, не без чувства юмора. Лишь в дешевых комиксах их изображают с тупыми мордами и квадратной челюстью. Конечно, есть и такие, но им достается черная работа. Тот, о котором я думаю, не подал бы руки простому исполнителю. Он — недоступный Шеф, отделенный от мира кордоном секретарей и охраны. Он совершает деловые поездки — Буэнос-Айрес, Ванкувер, Манила. Всегда гладко выбрит, ни одной складочки на костюме, который он меняет дважды в день. Семья живет в Швейцарии, дети учатся в католическом колледже, но свободомыслящие, как того требует хороший тон.

Для него дело Манолова почти завершено. “Почти” — потому что кто-то из его подчиненных даже после смерти Манолова все еще не нашел того, что нужно, все еще просит отсрочки и медлит с докладом. Быть может, оправдывается, ссылаясь на мое появление. Шефу докладывают о моих шагах: эксперимент на шоссе, встречи с нахальным и смелым Брюге, посещения базы и Тине Йенсена. Ничего такого, что могло бы угрожать ему или его людям. Шансов на удачу у меня нет. Именно поэтому я пока и жив. А не попробовать ли…

И пока я медленно бреду по аллее, освещенной светом, не отбрасывающим теней, у меня появляется одна идея.

ДОКТОР СТОИМЕНОВ

Я вхожу в “ротонду” вместе со Стоименовым. Как мне кажется, он ждал меня или попросил дежурного сообщить о моем появлении, потому что встретил он меня в коридоре. Я собирался заглянуть сначала к Велчевой, но это можно было сделать и потом.

В комнате все на своих местах, все как я оставил: на столе дневники, подшивки журналов. За стеклами строгих шкафов выстроились ряды томов с тисненными золотыми буквами на корешках.

Приглашаю Стоименова присаживаться и угощаю сигаретой. Он достает из кармана халата несколько сложенных пополам небольших листков бумаги.

— Прошу вас! — подает он их мне.

Это отрывные части бланков заказов на подопытных животных. Есть такие бланки, состоящие из двух половинок: одна половинка отрывается и остается у заказчика. Довольно старомодный способ работы, но как и все старомодное, он свято соблюдается в институте, где чтут традиции. Эти половинки исписаны почерком Манолова, а на их обратной стороне — разрозненные записи, какие-то сверки протоколов.

— Благодарю вас. Как вам известно, мы собираем все, что связано с работой доктора Манолова. Принято решение продолжить некоторые его опыты.

— Да, я слышал, — говорит Стоименов, — вам виднее.

Это его “вам виднее” режет слух. Но Стоименов как будто не собирался вкладывать в свои слова скрытого смысла. Он просто курит сигарету и ждет.

— У меня к вам несколько вопросов, связанных с продолжением опытов.

— Я к вашим услугам.

Здесь я разыгрываю элементарный трюк, хотя и сознаю его ненужность, ибо Стоименов достаточно интеллигентен. Я разглядываю половинки бланков и спрашиваю:

— Кстати, где вы их нашли?

Он чуть заметно улыбается.

— В кармане своего халата.

Разумеется, я жду продолжения.

— Три—четыре дня тому назад… — добавляет Стоименов. — Я был в виварии. Скорее всего, Евгений перепутал свой халат с моим…

Он пускает кольцо дыма и поясняет:

— Я нашел их в кармане, но не придал этому значения. Собирался вернуть ему, да забыл… Как правило, мы их просто выбрасываем! И лишь вчера, узнаю, что вы интересуетесь…

Он красноречиво кивает на дневники.

Должен сознаться, все это довольно правдоподобно. Бывало, и я находил в кармане халата чужие сигареты и записки. К тому же Стоименову попросту незачем лгать.

— Надеюсь, они помогут вам, — говорю я. — Я просмотрю их и передам Велчевой. Но уж коль мы разговорились… Вы не вспомните, когда в последний раз видели доктора Манолова?

— Конечно, помню. Накануне его смерти, вечером.

Он говорит это так спокойно, будто речь идет о самой простой вещи. Если он притворяется, то, нужно отдать ему должное, делает это весьма искусно. Мне же притворяться не нужно: он прекрасно понимает, что расследование продолжается.

— В котором часу это было?

— Точно сказать трудно, но, наверное, в десять или около того. Я ужинал… Мы как раз поужинали с моей знакомой, я возвращался в комнату.

Мне ясно, что в комнату после ужина он возвращался не один.

— Где вы встретили Манолова?

— В коридоре. Он как раз запирал свою дверь на ключ. Мы поздоровались и… Впрочем, это все.

— В руках у него было что-то?

Стоименов помедлил, прежде чем ответить.

— Да как сказать… Не знаю, неуверен. Хотя, кажется, он действительно держал в руках небольшую кожаную папку. А почему вас это интересует?