Имеющие Право - Вера Семенова

Перейра посмотрел на дверь, чуть сузив глаза — видимо, это был совершенно ясный мысленный приказ. Среди вошедших троих Эстер с легким удивлением заметила своего знакомого по самолету, Фалькенберга.

— С ней потом, — Сальваторе мотнул головой в сторону Эстер. — Уберите ее до поры.

— Великий Бессмертный, — Фалькенберг почтительно наклонился вперед, — через пятнадцать минут завершающее заседание Энергетической коалиции, на которой раздел торговых потоков будет окончательно скреплен подписями. Если вдруг вас задерживают другие дела, передайте кому-нибудь, — он улыбнулся заискивающе, но вполне безнадежно, — свою печать.

— У меня есть мысли поважнее твоей Коалиции, — оборвал Перейра. Как ни странно с кресла он не поднялся, только повертелся в нем, устраиваясь поудобнее. — и я не собираюсь ничего подписывать, особенно при участии Нежданова. Мне для начала нужно кое с кем побеседовать наедине.

Лица остальных участников сцены ничего не выразили, поскольку они, как видно, привыкли и не к такому. Но белобрысый Фалькенберг панически заморгал, что не помешало ему крепко взять Эстер повыше локтя и двинуться с ней из кабинета.

— Священное Право, — выдохнул он, вытирая лоб рукавом дорогого пиджака и даже не замечая этого. — Что же теперь будет?

— Ясно что, — шедший сзади темнокожий малый с подвижным лицом и ослепительной улыбкой радостно и жестоко показал все зубы. — Триста лет уже такого не было, наконец-то мы размажем по стенке увальней этого Нежданова. Надеюсь, у него в охране достаточно людей, чтобы нам хватило повеселиться?

— У него людей всегда много, — отозвался третий. — Он любит ходить в толпе. Зови всех, будем готовиться. А вдруг дадут уничтожить хотя бы одного из Четвертого круга? Рассказывают, при этом ощущаешь такое…

Фалькенберг в ужасе водил глазами туда-сюда. Лицо его сделалось бледно-серым.

— Вы что, хотите сказать? Готовиться к чему?

— От тебя, похоже, толку будет немного, — темнокожий презрительно осмотрел его, начиная с ботинок. — Стереги лучше эту рыжую, чтобы не сбежала.

Эстер, впрочем, никуда бежать и не собиралась, с интересом оглядываясь вокруг. Правда, в происходящем она ровным счетом ничего не понимала, кроме разве что того факта, что интрига со столкновением противников удалась Лафти на славу. С одной стороны ее это радовало, поскольку ни к Перейре, ни к Нежданову она не питала никаких ласковых чувств. С другой стороны, ей очень не нравилось играть роль биты, которую метнули, чтобы сбить кегли, не сообщив ей даже, в каком направлении она летит.

Эстер села на диван в некоем подобии гостиной рядом с апартаментами Перейры и демонстративно закинула ногу на ногу. В блестящей поверхности стоящего рядом монитора она увидела, покосившись, свое отражение. Глаза казались почти черными, хотя обычно, наоборот, просвечивали насквозь, веки припухли от вечного недосыпания, хотя, тщательно одеваясь в своем номере, она положила на них особенно густой слой серебристой краски. Эстер не очень нравилась себе, но, по крайней мере, ее порадовало, что на повернувшемся к ней застывшем лице с плотно сжатыми губами не было страха — такого, что метался сейчас по всем чертам Фалькенберга. Швед даже не смог опуститься в кресло, а бродил по гостиной взад-вперед, не обращая на Эстер особого внимания. Было совершенно ясно, что заговаривать с ним бесполезно, да и в любом случае беседа с ним вряд ли была бы достойным развлечением.

Машинально, чтобы чем-то занять время, Эстер ткнула пальцем в пульт управления, лежащий рядом с монитором и пощелкала по клавишам, стараясь выбрать что-то наименее раздражающее. И вдруг невольно вздрогнула и резко моргнула, наклонившись вперед — на экране на мгновение мелькнул и сразу же погас странный знак, похожий на обычную букву "Н", но с косой перекладиной. Она появилась и исчезла так быстро, что вполне могла сойти за обман зрения.

Но сменившая ее на экране картинка была еще более невероятной — монитор отражал кабинет Перейры, который они покинули некоторое время назад. Сальваторе все так же сидел в кресле, поджав ноги, только теперь перед ним были развернуты две большие плоские светящиеся панели. Изображение на них было настолько четким и объемным, что казалось, будто собеседники находятся с Ферейрой в одном кабинете. Хотя за спиной одного было темнеющее окно, а в нем — горы, покрытые цепочкой огоньков. А второй сидел в уже знакомом нам парке над скалистым обрывом, и шум волн, разбивающихся о камни внизу, сопровождал его слова. Гирд Фейзель был мрачен, как океан под его ногами, тогда как второй излучал добродушие и какую-то эпикурейскую радость от жизни, тем более что перекатывал в руке бокал с коньяком, а во рту — сигару.

Второго Эстер тоже неплохо знала по изображениям — это был Гвидо Аргацци, объект недавнего несостоявшегося покушения.

— Ты просто слишком много думаешь и считаешь в уме, дорогой мой Сальваторе, хотя я и преклоняюсь перед твоим математическим гением, — Аргацци выпустил дым углом рта, продолжая разговор. — У тебя начинают возникать навязчивые идеи. В свое время мы хорошо позаботились о том, чтобы доступ к Праву был надежно скрыт.

Фалькенберг, отвлекшись от метаний по комнате, в страхе уставился на монитор.

— Да это же… как вы это сделали? Выключите немедленно! Сейчас же…

— А мне интересно, — Эстер пожала плечами. Она почему-то была уверена, что сколько бы несчастный швед не колотил в исступлении по кнопкам, монитор все равно не погаснет. — Не хотите сами смотреть, так не мешайте другим.

— Немедленно… — Фалькенберг уже хрипел, задыхаясь от ужаса. Он осел на ковер и пытался одновременно закрыть себе глаза и уши.

— Ну так позовите охрану и рассказывайте, каким образом он сам включился. Вы — Бессмертный четвертого круга, ваши пароли намного выше. Я-то вообще пока никто.

— А ты утверждаешь, Гвидо, что время от времени никто из нас не думал о том, что неплохо было бы забрать матрицу от Права Бессмертия себе одному? Ты думаешь, я не знаю о твоих попытках?

— Это было четыреста лет назад, — на пухлых загорелых щеках Аргацци проступил легкий румянец. — Я был еще молодой и горячий.

— Нежданов тоже еще молодой. И видимо, достаточно горячий, несмотря на то, что живет среди снега и льда.

— Господа Великие, — Фейзель говорил таким же глухим и мрачным голосом, каким общался с Эстер во время достопамятной сцены в золотохранилище Мультибанка. Внезапно ей показалось, что с того момента прошло не меньше года. — Все мы прекрасно знаем, какие пылкие чувства каждый из нас питает к другому. И если бы каждый из нас мог забрать матрицу Права и возвыситься над другими, он сделал бы это не задумываясь. Именно поэтому мы в свое время сделали доступ к ней невозможным ни для одного из нас. Иначе мы сразу уничтожили бы друг друга, а в чем тогда смысл Бессмертия? Я считаю нашу беседу бесполезной. Права Бессмертия не достать, и действующих законов не изменить.