Куколка - Ирина Воробей

Всю дорогу до дома отец читал Татьяне лекцию об отношениях, все ту же, что она слышала не один десяток раз. Нового в ней не было абсолютно ничего. Отец снова внедрял в нее уже давно внедренные образы идеального партнера, учил, как правильно принимать ухаживания и как понять, что за ней правильно ухаживают. Естественно, Вадим ничего из папиного списка не делал и не имел, но все равно не давал ей покоя. Она только под отцовскую лекцию, после пережитого позора, смогла признаться самой себе, что не может оставаться к нему равнодушной. От этого ей совсем поплохело. Татьяна решила погрузиться в мысли, чтобы абстрагироваться от отцовского монолога. А он продолжал с чувством, выражением и расстановкой вещать простые истины, не замечая, что дочь давно потеряла интерес к этой теме и ко всему остальному тоже.

Глава 7. Дирижабль

Татьяна плохо спала, но как только проснулась начала танцевать. Аппетит не проснулся даже к обеду. Она поела только перед самым выходом просто для того, чтобы были силы оттанцевать спектакль. Теперь девушка не волновалась так, как вчера перед генеральной репетицией. Ей даже нарочно хотелось все испортить: где-нибудь упасть, что-нибудь перепутать, как-нибудь помешать другим.

Она схватила с окна фарфоровую статуэтку и сжала ее с силой, надеясь почувствовать боль. Гладкая и холодная керамика выскользнула из расслабленных рук. Татьяне хотелось, чтобы куколка упала на пол и разбилась, как тарелки в мастерской Вадима, но фигурка беззвучно плюхнулась на пачку, что девушка сбросила с себя до этого. Маленький бунтарский дух противился всему внутри Татьяны, обжигая мелкими вспышками сердце и душу, но вырваться наружу ему так и не удалось.

В машине отец снова держал речь, которая теперь должна была мотивировать Татьяну на балетные подвиги. Это заметно приглушило костер восстания.

— Как быстро летит время, — начал он. — Столько лет и трудов. Твоих, моих. Ох, Куколка! Пусть ты не исполняешь сольную партию, но все равно... ты у меня умница! Многие ведь даже до выпуска не доходят. И дело вовсе не в таланте, а в упорстве. Я верю, ты, если захочешь, всего добьешься. А неудачи делают нас только сильнее. И мудрее. Нам сейчас нельзя унывать. Скоро перед тобой откроется настоящий мир балета, настоящие репетиции, настоящие спектакли, настоящая публика. Знала бы ты, какое это удовольствие, получать цветы от благодарных зрителей, а нет от каких-то тупоголовых барменов.

Стоило только отцу вспомнить о Вадиме, как Татьяна нахмурилась. До этого момента речь действовала позитивно. Она набиралась понемногу мотивации, хотя бы для того, чтобы завершить начатое. Но слово «бармен» теперь резало душу.

На счастье Татьяны, доехали они быстро. Из машины сразу разошлись каждый по своему пути: она — через служебный вход в гримерку, а отец — через парадный в центральный холл.

Сегодня все казалось Татьяне еще более торжественным и величественным. В театре было тепло и уютно. Теплоту, в основном, создавал желтый цвет ламп накаливания, что использовались почти во всех люстрах и светильниках. В гримерках все так же было тесно и душно. Общий свет здесь тоже тускнел под потолком, но у каждого зеркала горели яркие лампочки, обрамляющие его по периметру, чтобы краситься с удобством.

Муравьева держалась особняком, как и всегда, пританцовывая на цыпочках. Ее партнер старался быть поблизости. Но она пока не обращала на него внимания. Остальные разбились по кучкам и общались между собой. Все обсуждали только предстоящий спектакль и волнение по этому поводу. Зал потихоньку набивался зрителями, основную часть которых составляли родственники и друзья выступающих, преподаватели и не выпускающиеся студенты академии.

— Ну, что Тань, сегодня твой тоже придет? Надеюсь, додумается в этот раз нормальные цветы принести. Не репетиция все-таки, — ехидничала Даша. Остальные выдавили по легкому смешку.

Татьяна тяжело вздохнула, закатив глаза, и отвернулась к зеркалу. Перед тем, как попасть к визажисту, надо было подготовить на лице основу под макияж. Она молча достала косметичку и выдавила специальный крем на подушечки пальцев.

Подружки продолжали посмеиваться, уже не обращаясь к самой Татьяне, будто ее и не было. Чудесным образом за соседним столиком оказалась Муравьева, которая заговорила первой:

— На самом деле, ты зря с ним так жестоко. Бедный парень сглупил, конечно, но от любви умнеют только глупые, а умные, наоборот, тупеют. И тупят, — надавила она на последнее слово.

Татьяна удивленно посмотрела на ее уже разукрашенное визажистом лицо. Муравьева выдавила слабое подобие улыбки. Все равно приятно было увидеть искреннюю доброжелательность, пусть не полноформатную, но зато без издевок и подвохов. Особенно на фоне тупоумных замечаний подруг, продолжавших мусолить вчерашний случай.

— Спасибо, — не совсем кстати ответила Татьяна, но именно это слово четко описывало ее чувства.

Муравьева хмыкнула, тоже заметив, что ответ оказался невпопад, но не стала это вслух подмечать, за что Татьяна благодарила ее вдвойне.

Потом все разбежались по своим зеркалам, начали надевать пачки и пуанты. Затем шла разминка. Татьяна самая последняя попала к визажисту, потому что ее меньше всех остальных волновал внешний вид. Она сама себе удивилась, ведь раньше внешний вид на сцене был самой важной для нее вещью. Позже она тоже присоединилась к разминке, которая помогла снять часть напряжения и сконцентрироваться на спектакле.

Выходя на сцену, Татьяна снова испытала волнение. Весь предыдущий опыт ее жизни в один миг свалился на плечи, давя на больные места. Вдруг проснулась ответственность перед отцом, преподавателями и однокурсниками. Надо было брать себя в руки и станцевать этот спектакль без изъянов, даже если она не знала, что будет дальше. Принимать важные жизненные решения девушка не умела, но придерживаться принятого ей помогала хорошо развитая сила воли.

Спектакль прошел на ура. Довольны остались все, особенно их преподаватель. Все, в целом, было как обычно на репетициях. Муравьева блистала, все остальные ее не подводили. Татьяна пряталась в тени, поближе к кулисам, но ощущала себя так, будто танцевала ведущую партию. Ответственность и напряжение распространились на всех, плавно от центра и солистов до периферии.

По окончании самого главного события всего их многолетнего обучения можно было выдохнуть свободно. За кулисами все громко обсуждали свои страхи и эмоции на сцене. Кто-то где-то чуть не споткнулся, у кого-то подкашивались ноги, кто-то еле удержал партнершу, но все смеялись, потому что все было на грани, но не случилось.

Даша предложила подружкам отпраздновать успешное выступление, как делали все остальные небольшими группами. Без компании оказалась только Муравьева. Неожиданно для всех Даша