Вы найдете это в библиотеке - Митико Аояма
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Утром Футаба стала чихать. Начался насморк.
Я с волнением приложила ладонь к ее лбу. Не горячая. С молитвой в душе взяла ее на руки и засунула под мышку градусник.
— Что такое? Как Футаба? — расслабленно спросил Сюдзи.
Моя ошибка, что мы заснули под кондиционером.
Я рассердилась на Сюдзи, что он его не выключил, когда сам ложился спать.
Электронный градусник запищал. Тридцать шесть и девять. Беспокойство не отпускало, но, судя по всему, ничего серьезного. Пожалуйста, пусть ничего серьезного. Хотя бы только сегодня.
Я осторожно спросила у мужа:
— Думаю, что ничего страшного, но спрошу на всякий случай. Если из садика Футабы вдруг позвонят и попросят ее забрать, ты не сможешь?
— Сегодня никак. Мне сегодня нужно ехать в Макухари.
— Понятно.
Могла бы и не спрашивать. Я закончила сборы и отвела Футабу в детский сад.
В электричке поспешно дочитывала книгу. Я должна узнать, какой у нее финал. Пробежав конец наискосок, я кое-как успела.
Мне совсем не нравилось читать книгу сенсея в такой спешке. Я хотела спокойно, с чувством и расстановкой погрузиться в ее мир. Но ничего не поделаешь.
Благодаря «заданию» Кидзавы в десять я смогла покинуть рабочее место. Сходила в туалет и уже собиралась выйти из компании, как мне позвонили.
Когда я увидела, что это «Детский сад Цукуси», почувствовала холодок.
Наверное, у Футабы поднялась температура.
Может, проигнорировать? Сделать вид, что не заметила. Но я же ее мама, я должна ответить на звонок. В душе я боролась сама с собой.
Звонок переключился на автоответчик.
Я дождалась, когда оставят сообщение, а затем нажала, чтобы его прослушать.
Это был голос их воспитательницы — Маю-сенсей.
«У Футабы поднялась температура. Срочно заберите ее».
А что…
А что, если бы я этого не услышала?
Тогда из детского сада позвонят на работу. Кто-нибудь из нашего отдела перезвонит мне на мобильный… Ну а вдруг я бы забыла телефон дома?
Если не пить чай с писательницей, а перезвонить в детский сад сразу же после окончания мероприятия, то я, наверное, смогу примчаться за Футабу около двух. Наверное, такой вариант допустим. Ведь Футаба сейчас в безопасности, за ней присматривают.
Я представила заплаканное личико дочурки.
Возможно, она вчера скинула с себя одеяло. Замерзла под кондиционером. И теперь страдает от высокой температуры. Это я виновата, что не смогла быстро уложить дочку, а потом заснула сама. Я вспомнила, как проигнорировала ее просьу почитать вместе книжку, и меня одолело чувство вины за то, что я ужасная мать.
Если я не пойду на мероприятие, Кидзава и главный редактор журнала решат, что мне ничего нельзя поручить. Но то, что меня сегодня там не будет, не нанесет никакого вреда работе. Просто я хотела туда пойти, и все.
Я зажмурилась.
Затем сделала глубокий вдох и перезвонила в сад.
Когда я прибежала, Футаба, увидев меня, вышла с улыбкой.
…Что такое? Она же здорова. А мне сказали, что она лежит и что у нее температура тридцать семь и восемь.
Вышла Маю-сенсей. Новая воспитательница, чуть больше двадцати лет.
— Я подумала, что она совсем расхворалась. Но ей просто хотелось спать. Да и температура уже спала до тридцати семи и одного.
Я вздохнула с облегчением, но в то же время в душе всколыхнулись и другие чувства. Выходит, можно было и не мчаться сейчас в сад? Это ведь был особенный для меня день. Я почувствовала, что плачу.
— Понимаю… вы так за нее переживали, — услышав слова воспитательницы, которая с улыбкой меня утешала, я пробормотала:
— Почему всегда достается маме…
Я сказала это таким низким голосом, каким никогда не говорила. Маю вздрогнула. Наверное, она толком не поняла, к чему я это произнесла. И ведь не только я, большинство встречающих детей из сада — матери. И все считают, что так и должно быть. Почему страдать должна именно работа тех, кто «родил ребенка».
Воспитательница осторожно начала оправдываться:
— У нас положено, что мы звоним родителям, если температура выше тридцати семи и пяти. На тот случай, если судороги начнутся.
Я пришла в себя. Наверное, ей показалось, что я в чем-то ее обвиняю.
— А, нет-нет, все правильно. Извините. Большое вам спасибо.
Взяв Футабу на руки, я отметила на ее карточке время выхода из детского сада и вышла на улицу.
Мы вернулись домой, еще раз померили температуру. Тридцать шесть и пять. После ужина она съела свой любимый яблочный йогурт и была в хорошем настроении. Разложив на столе мягкие игрушки, Футаба играла. Я хотела пораньше уложить ее спать и сразу после восьми надела пижамку.
— Давай сегодня уже спать.
— Не хочу.
— Нельзя, чтобы опять температура поднялась. Давай, убирай своего зайца.
— Не хочу убирать. Не хочу.
— Я тоже не хочу.
Я вздохнула, взяла зайца, дочку и отнесла их в кровать.
Мы легли рядышком: Футаба, заяц и я. Футаба шумела и болтала с игрушкой.
Я очень хотела сегодня туда пойти. На мероприятие Мидзуэ. Хотела выпить вместе чаю, поговорить по душам.
По дороге в детский сад я первым делом позвонила в редакцию Mila и сообщила Кидзаве, что не могу явиться на встречу. Та сказала, что ничего страшного, и пожелала выздоровления дочке. Не знаю, о чем она думала в этот момент.
Сенсею я отправила письмо с извинениями, когда ехала в электричке. Она моментально ответила мне: «Такое часто бывает, когда дети маленькие. Ничего страшного. Встретимся в следующий раз».
Часто бывает, когда дети маленькие.
А для меня это было очень даже страшно, ведь у ребенка поднялась температура именно в тот самый день. У сенсея двое сыновей; наверное, она по себе знает, каково это.
Мне очень хотелось с ней поговорить. Но сейчас я уже не ее редактор и не в том положении, чтобы самой приглашать Мидзуэ на чай.
Если так подумать, это было одной из привлекательных черт работы. Иметь возможность встретиться с тем человеком, с которым хочешь увидеться.
Когда беседуешь тет-а-тет, легче понять, что на самом деле человек думает. Я устала. Когда работала в журнале, как бы ни приходилось побегать, я не была так измотана. А сейчас и физически, и морально словно увязла в тяжелой глине.
Я лежала рядом с дочерью, и от этих мыслей по щекам текли слезы.
И как-то неожиданно для себя вместе с Футабой заснула.
Проснулась около одиннадцати вечера.
А ведь я так надеялась, что смогу переделать кучу