Гордость и предубеждение Джасмин Филд - Мелисса Натан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Джаз пора было уходить.
— Степ-аэробика? — удивилась Джорджия. — Зачем она нужна?
— Чтобы ответить за все свои грехи, — пояснила Джаз. — Мо стала фитнес-фанаткой. Она сделалась просто невыносимой. Она стала…
— Стройной, — весело прервала ее Мо.
— Спасите меня от нее! — умоляюще воскликнула Джаз.
Но Джорджия была слишком счастлива, чтобы обращать на них внимание.
Джаз подхватила спортивную сумку. В последний раз она надевала кроссовки, когда восемь лет назад играла со своей школьной подругой в нет-болл. Она позаимствовала у Мо ее спортивный костюм — узкие легенсы и топ в обтяжку, который четко разрезал ее тело на две половины. Мо же облачилась в желто-белую лайкру.
Через полтора часа Джаз лежала на мате в такой позе, в которой, по ее твердому убеждению, не находилась даже в утробе матери, и напрягала мышцы, о существовании которых она и не подозревала.
Время тянулось невыносимо долго. Пот струился по всему телу: попадал ей в уши и застилал глаза, Джасмин вся мокрая лежала на мате.
Она сразу же возненавидела тренершу по аэробике. Та большим грандиозным прыжком влетела в зал: сплошные зубы, сиськи и задница, напоминавшая два теннисных мяча, туго завернутых в целлофан, и начала задавать всевозможные дебильные вопросы, постоянно поправляя нацепленный на ухо микрофон.
— Что-нибудь беспокоит? Проблемы со спиной? Беременные есть? Другие проблемы?
Джаз была слишком занята созерцанием своих собственных ног в зеркале, чтобы ответить: «Мне кажется, я ошиблась залом. Здесь случайно не восточную карму ищут?» Она удивилась собственной бледности: белая, как мел, даже иссиня-белая. Каждый раз, когда в зеркале мелькало ее отражение, Джаз казалось, что это призрак.
Затем тренерша по аэробике включила эстрадную музыку семидесятых годов и начала ходьбу на месте.
Ладно, это уж не трудно, подумала Джаз и начала маршировать. Через несколько минут она уже не была так уверена, что это легко. Почему-то тренерша, марширующая на месте, выглядела, ничего не скажешь, шикарно, а Джаз, делая все абсолютно то же самое, была похожа на полную задницу.
Внезапно без всякого предупреждения тренерша завопила:
— Ноги в стороны, втянуть живот, втянуть зад, колени вывернуть! РАССЛАБИЛИСЬ!
Только Джаз встала в эту позицию, как комната вдруг качнулась вправо. Женщина, стоявшая слева, врезалась в нее и даже не извинилась. Джаз озарило, что все эти команды имели целью научить их правильно стоять. Это полезно.
Степы, которые Ингрид, так звали тренершу, показала им, оказались невероятно сложными, а команды из-за шума часто было просто невозможно разобрать, так что Джаз большую часть времени просто сачковала. К тому же язык, на котором тренерша изъяснялась, казался Джаз иностранным. Слава Богу, среди них был один мужчина. На его фоне она выглядела почти совершенством. Зачем он явился сюда? Так унижаться только ради того, чтобы лицезреть обтянутые лайкрой ягодицы? «Хотя, конечно, — с горечью подумала Джаз, — он же мужчина».
Каждый раз, когда Ингрид выкрикивала: «НОГИ ПОМЕНЯЛИ!», — Джаз хотелось крикнуть в ответ: «Чур, твои!» Каждый раз, когда она орала: «РАССЛАБИЛИСЬ!», — Джаз с тоской искала глазами диван. Это был сплошной ад. Чтобы еще когда-нибудь она сюда приехала!
— Хорошо, теперь поаплодировали себе! — закричала наконец Ингрид, когда Джаз уже с трудом дышала, не в силах поднять глаза, и думала, что это все похоже на инквизицию.
К ней подошла Мо.
— Ну и ну! — воскликнула она, глядя на лицо Джаз. — Похоже, у тебя сосуд лопнул! Ты красная, как свекла!
— Разговаривать с тобой не хочу, — выдохнула Джаз.
И подруги устало потащились наверх в раздевалку, где Джаз долго стояла под душем. Наконец-то снова почувствовав себя человеком, она отправилась в парилку, где уже была розовая, влажная Мо. Именно так Джасмин и представляла себе рай. Все в пару и пылает жаром. Сауну она не очень любила, но, по крайней мере, там можно говорить. Замечательно: тепло и тихо.
— И что же ты будешь делать со своим новым телом? — пребывая в полном блаженстве, спросила Джаз.
— Стану счастливой, привлекательной, востребованной на работе. Вот так-то.
Джаз ничего ответила. Пот медленно стекал в мягкие складки ее живота.
Мо тяжело вздохнула и положила за голову потную руку.
— Джаз, я не такая идеалистка, как ты…
— Это я-то идеалистка? — оборвала ее Джаз. — Откуда только ты это взяла? Я такая же циничная, как и остальные. Кого хочешь спроси.
Она медленно перевернулась, так что теперь пот потек по впадине ее позвоночника.
— И все тебе скажут, что циник — это разочарованный идеалист, — парировала Мо. — Мне плевать на политическую ситуацию и проблемы феминизма. Я просто хочу найти себе мужчину. Извини, Джаз, но дело именно в этом.
— Но разве для этого нужно сидеть на диете? — ласково спросила Джаз. — Разве тебе не хочется встретить мужчину, который будет принимать тебя такой, какая ты есть? — Она лениво потрясла одной ногой в воздухе.
Мо рассердилась.
— Я не могу найти ни одного мужчину, который будет принимать меня такой, какая я есть. Можешь ты понять это своей тупой башкой? Да они все примитивные, ограниченные уроды. И я хочу заполучить одного из них.
Джаз решила, что ей пора выбираться из сауны. Было слишком жарко.
ГЛАВА 11
Приближалась первая из актерских вечеринок, которые потом станут традицией, вовсю также шли репетиции, и Джаз окончательно убедилась, что это не было игрой воображения: Гарри Ноубл действительно не спускал с нее глаз. И не только, когда она репетировала. Во время всех перерывов, когда она болтала с Мо или с Уиллсом, когда спасалась от Гилберта, она постоянно ощущала на себе сверлящий взгляд Гарри. Джасмин чувствовала себя как подсудимая. Она была уверена, что Ноубл только и ждет момента, когда она сделает какую-нибудь промашку: например, упадет, наступив на шнурок, или засмеется невпопад, или что-нибудь в этом роде. Он что, таким образом хочет разделаться с ней?
И назло ему Джаз взяла за правило нарочито громко общаться с Мо или Джорджией, показывая режиссеру, что гораздо веселее проводить время с плебсом, чем с представителями аристократии.
Гарри так достал ее своей постоянной слежкой, что однажды Джаз не выдержала: почувствовав его взгляд, она повернулась к нему и довольно бестактно уставилась на него. Девушка с трудом сдержалась, чтобы по-ребячески не показать ему язык. К ее большому разочарованию, режиссер воспринял это как приглашение и тут же подошел к их троице (она сидела тогда с Мо и Джорджией). Это было беспрецедентно. Все головы в комнате повернулись в их сторону.