Полуночная свадьба - Анри де Ренье

Девица де Клере не перебивала г-на де Серпиньи.

— Мне не надо доказывать вам, сударыня, насколько я считаю себя здесь излишним; вашего присутствия достаточно, чтобы сделать мое ненужным, и г-н де Гангсдорф подтвердит мое мнение лучше, чем кто-либо другой.

Франсуаза слегка наклонила голову в знак благодарности. Г-н де Серпиньи продолжал:

— Если я и согласился на участие в подобном деле, то только из глубокого уважения и почтения к г-же де Бокенкур. Поэтому, сударыня, я рад содействовать столь желательному союзу. Г-н де Гангсдорф богат, а кроме того, он достойнейший человек, какого я только знаю. Вам известны довольно своеобразные условия его жизни и его привычки. Он приложит все свои силы, чтобы сделать ваше существование приятным. Вы займете в его жизни такое место, какое пожелаете. Только… — г-н де Серпиньи поцарапал пальцем резной замок буфета и поднял глаза на Франсуазу. — Я должен сказать, сударыня, что г-н де Гангсдорф по натуре своей очень нерешителен во всех своих делах. Если для покупки стеклянной вещицы ему достаточно одного быстрого и безошибочного взгляда, то чтобы решиться на что-нибудь другое, ему нужно много времени.

Франсуаза ясно поняла, что г-н де Серпиньи берется подтолкнуть г-на де Гангсдорфа принять быстрое решение. Чего взамен он желал за услугу? Г-н де Серпиньи помолчал с минуту. Прислонясь к лаковому буфету, он улыбался в белокурые усы. За его спиной виднелись китайские украшения, привлекавшие своей сложной мелкой архитектурой.

— Я очень люблю г-на де Гангсдорфа, — снова заговорил Серпиньи, — и принимаю в нем живое участие, но весьма жалею о нерешительности его характера, создающей иногда неприятную неопределенность. Поэтому я хотел бы видеть около него человека, способного дать ему хороший совет и побудить его к принятию решений, которые он в некоторых случаях откладывает до бесконечности. В остальном г-н де Гангсдорф превосходный человек; я не сомневаюсь, что он вам понравится, а в особенности, что вполне вам подойдет. — Наступило молчание.

Г-н де Серпиньи стал небрежно играть маленьким золотым ключиком, который вынул из кармана и который в его руках смотрелся символом власти над желаниями г-на де Гангсдорфа.

— Да вот и он сам, наш г-н де Гангсдорф. — Г-н де Серпиньи сделал ударение на слове «наш».

И тут в двери появилась короткая и приземистая фигурка г-на де Гангсдорфа с его немецким сюртуком и гетрами на пуговицах. Он склонился перед девицей де Клере, что-то невнятно бормоча. Его внешность предстала перед Франсуазой в столь комичном и трогательном виде, что девица де Клере невольно ответила приветливо на его поклон. Г-н де Серпиньи, наблюдавший за ней, пришел к выводу, что девица де Клере — неглупая девушка и согласится на брак по расчету, приняв его, Серпиньи, условия. С данного момента он стал развлекать разговорами всю компанию, имея в запасе много историй. Г-жа де Бокенкур слушала его с восхищением, сидя в одном из вышитых цветами кресел. Г-н де Гангсдорф смотрел на девицу де Клере с восторгом и почтением. Первый раз в своей жизни он искренне пожалел о своем уродстве. Сюртук давил ему плечи, гетры теснили ноги, и он мог только наивно утешаться мыслью о своем богатстве. Его состояние, по крайней мере отчасти, возмещало изъяны его наружности. Богат! Он хотел бы заявить о своем состоянии громко и доказать его наличие, выбросив на ковер пригоршни червонцев, которыми он по обыкновению набивал карманы. Однако он не шелохнулся.

Г-н де Серпиньи пригласил в столовую на прекрасно сервированный чай. Франсуаза почувствовала, что у нее сжимается горло и высохли губы. Она взяла стакан лимонада и хотела его выпить, но г-н де Серпиньи, подходивший к столу с г-жой де Бокенкур, резко схватил ее за руку.

— Оставьте, сударыня! Поистине не подобает, чтобы у меня, в присутствии г-на де Гангсдорфа, девица де Клере, внучка великого стекольщица, пила из какого-то гадкого стакана!

Открыв маленький ящичек, он осторожно извлек из него два бокала старинного стекла, изготовленных Гектором де Клере, на которых можно еще увидеть его марку: гриф с огненными крыльями. Господин де Серпиньи бережно поставил их на стол. Г-н де Гангсдорф всплеснул своими мягкими ручками, которые, встретившись, произвели тихий шум. Он решил, что ему представился случай показать девице де Клере, как он богат.

— Серпиньи, я вам даю за них десять тысяч франков.

— Они в самом деле достойны находиться среди ваших сокровищ, мой дорогой Гангсдорф. Не думайте, сударыня, что г-н де Гангсдорф такой же коллекционер, как другие, заточающие свои шедевры под стекла витрин. Он позволяет им жить их сияющей и молчаливой жизнью. Помните ли вы, дорогой мой Гангсдорф, нашу прогулку по лагуне в летний вечер и ту большую чашу, которую мы взяли с собой, чтобы сделать возлияние в честь луны? Вы наполнили ее водой, которая засеребрилась в лунных лучах и которую вы роняли капля за каплей среди молчания ночи. Подумайте, мой дорогой Гангсдорф, насколько та чаша выглядела бы прекраснее в других руках! Я знаю, чьи руки могли бы ее достойно держать. — И г-н де Серпиньи посмотрел на девицу де Клере, которая побледнела.

— Вы так думаете, сударь? У женщин очень капризные руки, — промолвил де Гангсдорф.

Франсуаза взяла со стола драгоценный бокал старого Гектора и стала вертеть его между пальцев. Не успев поднести его к губам, Франсуаза внезапно уронила бокал, и он разлетелся на тысячу кусочков.

Г-н де Гангсдорф в отчаянии закричал и бросился на пол, чтобы собрать кусочки. Он поднялся с осколками в руках. Его доброе лицо изображало горе и ужас.

— Такое прекрасное стекло! — простонал он.

Перекладывая осколки из одной руки в другую, он то смотрел на них, то поглядывал на девицу де Клере с тревожным выражением. В ушах у него звенело. Он почувствовал острый холод во всем теле, как если бы только что произошло великое несчастье. Наступило тягостное молчание.

— Простите, мой дорогой Серпиньи, я не совсем хорошо себя чувствую. Когда у меня на глазах что-нибудь так разбивают, я испытываю физическое недомогание. Понимаете, физическое. — И, положив осколки на стол, он убежал, ни с кем не попрощавшись.

Франсуаза налила себе лимонада в простой стакан и выпила его залпом.

— Пойдемте, сударыня, пора предоставить г-на де Серпиньи его делам, — обратилась к г-же де Бокенкур Франсуаза.

Г-н де Серпиньи проводил до дверей двух дам. Девица де Клере надменно молчала. В передней на столе лежала шляпа г-на де Гангсдорфа, забытая им в его бегстве. Холодно улыбнувшись, г-н де Серпиньи сказал г-же де Бокенкур:

— Передайте мой привет вашему кузену Пюифону. Я видел его недавно проезжающим в карете с очень хорошенькой женщиной. Они опустили шторки. — Потом добавил, обращаясь к девице де Клере, желая пояснить свой намек: — Мой привет также г-же Бриньян, сударыня. — И пробормотал сквозь зубы: — Кто бьет стаканы, тот и платит за них.