Пересуд - Алексей Слаповский

Поэтому Петр при всем желании не мог почувствовать себя преступником — а только приключенческим героем, которому деньги, полученные за работу, нужны лишь для того, чтобы их потратить.

Правда, в последнее время все стало немного хуже, неприятней — из-за этих самых спутниковых систем сигнализации, из-за того, что уже не получалось оказаться наедине с машиной, вмешался человеческий фактор, работа с владельцем, это страшно портило настроение, потому что начинало походить на обыкновенный грабеж.

Вот что мог бы Петр рассказать этим людям, но не хотел — и слов не найдет, да и не поймут они его. Но он мог зато им впарить идею, которую заимствовал из различных источников, включая старый замечательный фильм «Берегись автомобиля», где рассказывалось о благородном угонщике, воровавшем машины только у богатых жуликов. И Петр ее впарил.

— Граждане пассажиры! — сказал он.

— Присяжные, — поправил разомлевший от водки Сережа Личкин.

— Да. Граждане присяжные! Я угонщик. Я угонял дорогие машины у богатых людей, которые скопили их несправедливыми деяниями. Они обирали государство, включая честных граждан, то есть, нас с вами, а простому человеку было обидно смотреть, как они ездят по его трудовым дорогам. Чтобы каждый, кто думает, что на него нет силы, чтобы он знал, что сила на него есть, и он в следующий раз подумает, чтобы дразнить людей своими роскошными автомобилями! Я приучаю людей к скромности, потому что она украшает человека. А кто этого не понимает, тот сам виноват. Не купил бы он какую-нибудь «ламборгини» или «феррари», или хотя бы «бэху», скажем, седьмую, или последней серии «мерин-родстер», который загадка, зачем «родстер» на наших дорогах, а тем более кабриолет, если о кузовах? Тогда и не было бы у него неприятностей!

— Были бы у всех машины «ока», и никто бы не воровал! — высказал веселое предположение Димон.

— Именно! — обрадовался Петр правильному пониманию. — Недавно вот писали в газетах, у певца этого, который, ну, фамилию забыл, неважно, у него часы украли, которые сто тысяч стоят. Долларов. Уборщица, типа того, виновата! А кто его просил часы за сто тысяч долларов покупать? А?

— Вот уж правда! — отозвалась Любовь Яковлевна, которую тоже возмущало безудержное мотовство: она слышала о нем по телевизору и читала в желтых газетах, оставляемых посетителями в кафе, — сама бы сроду такую гадость за свои кровные не стала покупать, ни о чем приличном не пишут, а только про секс и насилие, будто людей ничто другое не интересует. — Совсем озверели уже!

— Рехнулся народ! — высказалась и Татьяна Борисовна. — Да он сам того не стоит, чем часы его!

— У меня вот сроду ничего не украли, — вступил Тепчилин. — Потому что я имею совесть и ничего такого не покупаю, хотя, может, и могу.

Наталья решила вступиться за либеральные ценности:

— Человек имеет право, если у него есть возможность! — сказала она.

— Он у нас эту возможность взял! — возразил Тепчилин.

— Какое такое право — награбил, вот и все право! — в один голос с ним закричала Любовь Яковлевна, и старуха Лыткарева тоже что-то добавила в этом духе, и Желдаков не то сказал что-то, не то просто неодобрительно цыркнул невнятным междометием, выражая отношение к грабителям народа.

— О том и речь! — потряс Петр указательным перстом, направив его вверх, то есть к подлым вершинам воображаемой социальной лестницы. — Вот я и заботился, чтобы им не так хорошо спалось, как они того не заслуживают, я их наказывал, как умел!

— А продавал кому? Бедным? — спросил Курков.

— Нет, не бедным! — бодро ответил Петр, зная, чем возразит. — Тоже богатым. Но я что делал тем самым? Я между ними вызывал вражду, потому что, когда один богатый крадет у другого, они начинают друг друга ненавидеть. А люди опять получаются в выигрыше!

Эта логика если не всех убедила, то многим понравилась.

— Короче, уже пора голосовать, — предложил Маховец.

Руки поднялись дружно — всем, пожалуй, даже приятно было оправдать такого веселого человека, занимавшегося таким относительно безобидным делом.

22.30

Лихов — Зарень

Тем временем операция по перехвату и задержанию пятерых сбежавших заключенных разворачивалась во всех направлениях. О побеге стало известно еще утром, но, к сожалению, начали действовать не сразу — по вполне понятным причинам. Сначала разбирались с водителем автозака и сопровождающим: почему и как оно получилось и, главное, в каком месте произошло. Но точное место ни водитель, ни сопровождающий указать не могли: они обнаружили открытую дверь уже при подъезде и не сами — кто-то то обгонявший посигналил и показал из окна рукой: посмотрите, дескать, что у вас там сзади. Тем не менее, была известна та часть маршрута, где это, по всей вероятности, случилось. Пустили туда экипажи ППС и прочих служб, надеясь прочесать эти районы и, может быть, наткнуться на беглецов. Когда попытки не увенчались успехом, доложили по начальству. Начальство вызвало водителя, сопровождающего, руководителей, которые пытались организовать поиск по горячим следам, дотошно все выспросило, сказало все, что думает о разгильдяях, пригрозило увольнением и приказало еще раз прочесать уже прочесанные места — очень уж не хотелось передавать неприятную информацию выше.

Но и повторные поиски не дали результата. Начальство было вынуждено доложить своему начальству, в УВД Москвы. Это начальство, схватившись за голову, вызвало подчиненное начальство, водителя и сопровождающего, тех, кто уже участвовал в операциях поиска, устроило всем громовой разнос, пригрозило увольнением и приказало сделать, что угодно, но беглецов найти. Еще раз прочесали уже дважды прочесанные районы, охватили шире — без толку. Начальство УВД поняло, что придется доложить министерскому начальству. Если бы рядовые были рецидивисты, можно было бы оттянуть, попробовать справиться, а тут — известные личности, и о Федорове газеты писали и пишут до сих пор, и о маньяке Притулове, да и о Сергее Личкине — в связи с казусностью случая: «Комсомольская правда», в частности, вывесила огромный заголовок: «Резня после свадьбы». Бывали уже прецеденты, когда министерское начальство о чем-то или ком-то узнавало из печати, а не от своих низовых звеньев, и страшно возмущалось, а министр даже высказывался в том духе, что еще один такой случай — и он не пощадит никого.

Министерское начальство, естественно, пришло в бешенство — уже от одной мысли, что придется доложить министру. Вызвало всех, кто причастен к происшествию. Устроило разборку. Наконец поставило в известность министра, и операция началась уже всерьез.

Сложность заключалась в том, что необходимость широкого оповещения сопрягалась с требованиями секретности, иначе узнают ненавистные милиции средства массовой информации, которые, как убеждены все, от министерства до рядовых опорных пунктов, лишь пособничают преступникам, снабжая их ценными сведениями, помогающими уйти от ответственности.

К вечеру появился реальный след: в районе Копенок нашли в овраге разбитую милицейскую машину, а рядом — связанного милиционера. Милиционер дал показания: они в ходе заградительно-поисковых мероприятий остановили автобус, напарник пошел проверять, из автобуса выскочили люди, напали, связали.

Какой автобус?

Милиционер ответил: большой, красный, «мерседес». Может быть, рейсовый, но он не обратил внимания: они сзади обгоняли, там никаких табличек не было, а спереди он не посмотрел.

В это время, на счастье, поступил звонок: сознательный гражданин, пожелавший остаться неизвестным, сообщил, что в начале вечера он наблюдал, как двое напали на милицейскую машину, стоявшую перед автобусом. Маршрутом автобуса, к сожалению, тоже не поинтересовался.

И все же стало легче, хотя и не окончательно легко: автобус мог свернуть куда угодно.

С другой стороны, не так уж много красных пассажирских «мерседесов». Стали обзванивать автопредприятия, чьи автобусы ходят по междугородным маршрутам. Выяснилось, что подобных автобусов десятки. Но все же не сотни и не тысячи. Дали указания проверять все красные «мерседесы» — с осторожностью: какой-то из них захвачен, пассажиры стали заложниками, у преступников имеется оружие.

Потом некто сообразительный предложил идею, требующую кропотливости, но сулящую результаты: пусть автопредприятия дадут номера телефонов водителей. Обзвонить их всех и это что-то даст.

Сейчас как раз этим и занимались. Пока все водители отвечали спокойными голосами, что все нормально. Но у некоторых телефоны были отключены или недоступны.

Круги сужались и сужались, все особым милицейским чутьем предугадывали, что вскоре беглецов обнаружат. Лучше бы, конечно, до наступления темноты.

А в оперативных кабинетах уже разрабатывали планы захвата, напряженно думая над тем, как избежать жертв.