Приключения Буратино. Сборник - Алексей Брусницын

ранения Урсус на следующий день был освобожден от участия в играх, а потому проспал почти до полудня. Разбудивший его охранник объявил:

– Гней заботится о тебе, как папа. Он известил твою самаритянку, что ты сегодня свободен. Она ждет тебя к обеду. Я бы на твоем месте уже не завтракал – о самаритянской кухне ходят легенды…

«Так вот как старый жлоб решил возместить свой убыток из-за моего вчерашнего отказа, – понял Урсус. – Что ж, я не против…»

Охранник оказался прав: обед был великолепен. Среди вкуснейших блюд, любовно подобранных хозяйкой, тонким и экзотическим вкусом выделялся ягненок, запеченный в земляной яме. Разделив трапезу с Урсусом и утолив жажду желтым галльским вином, Орит пришла в расположение побеседовать.

– Расскажи, что еще есть в твоем времени, чего нет в нашем?

– Чем тебя удивить?.. – Антон Сергеевич задумался ненадолго. – Люди умеют летать.

– Они отрастили себе крылья?

– Нет. Построили железные машины, которые поднимают их в небо.

– Железные?

– Ну, если быть точным – металлические.

– Не из легкого бамбука, не из китайского тонкого шелка… Из металла?

– Да.

– Ох, медвежонок, ты все-таки сумасшедший…

– Этот металл очень легкий, такого еще нет у вас… – тут Антон Сергеевич решил немного вспылить. – Будешь обзываться, вообще не буду больше ничего рассказывать!

– Не обижайся, – Орит обезоруживающе улыбнулась. – Скажи лучше. Если у вас есть такие машины, которые могут делать за людей тяжелую работу, думать за них и даже носить по небу, значит у вас настал рай земной?

– Нет. Вовсе нет.

– Но почему?! Чего вам не хватает? Манны небесной? Амброзии? – возмутилась она.

– Да просто люди разные. Кто-то счастлив, кто-то нет…

– Послушай, – Орит остановила жестом его жалкую попытку оправдать откровенную нелепость. – Я не говорю сейчас о тех, кому скучно и в райских кущах. Или о тех, кому в аду хорошо, потому что не холодно… Чем больше сытых и хорошо укрытых от непогоды людей, тем ближе царствие небесное на земле. Неужели при всех этих ваших машинах человечество не стало жить лучше?

– В общем, конечно, лучше. Люди стали цивилизованнее. Рабство запретили. Но все равно есть те, кто ни в чем не нуждается, а есть и неимущие.

Орит заметно погрустнела:

– Я так и знала… Человеческая природа никогда не измениться. Как были люди животными, так и останутся…

– Да перестань. При чем здесь животные? – отмахнулся Антон Сергеевич.

– Только не начинай это старую как мир песню о том, что животные лучше людей и никогда не будут убивать из удовольствия или от жадности…

– Это настолько старая песня? – удивился он.

Она не обратила внимания на этот вопрос.

– Что происходит, когда волчья стая настигает оленя? – она вскочила и принялась сопровождать свои слова выразительными телодвижениями. – Сначала к туше пристраивается вожак, потом все остальные, по иерархии. Одни едят жирные куски, другие глодают копыта. И если кто-то попробует посягнуть на долю более сильного, то тут же будет жестоко наказан или даже убит… Посмотри. Ты – Медведь, тот – Пантера, этот – Лис. Чему вы подражаете? Звериной беспощадности? Жадности? Умению убивать? Пока люди не перестанут уподобляться животным, не станут они счастливы. Пока в человеке живет зверь, он будет жесток и жаден. Разум дан человеку, чтобы отличаться от неразумных тварей. Чтобы, избавившись от низменных инстинктов, познать суть вещей, уподобиться богу и обрести бессмертие!

Глаза самаритянки были широко распахнуты и блестели. Она замерла в экспрессивной и грациозной позе. Антон Сергеевич смотрел на нее восхищенно, как будто открывая для себя заново. Сейчас он ясно понял, что больше не может относиться к Орит как к забавному приключению, что встреча с ней – это лучшее из всего, что случалось с ним в обеих жизнях… Она заметила этот взгляд, поправила растрепавшиеся волосы и села на свое место. Печально подытожила:

– Но нет. Никогда человек не убьет в себе зверя. И вечно будет он волком для ближнего своего…

Помедлив, Антон Сергеевич сказал:

– Орит, ты прекрасна! И… я как будто слышу свои мысли в твоих словах.

– Это не совсем мои слова. Так учил меня отец, мои учителя. А их в свою очередь целый сонм мудрецов, живших до них.

Следующие пять дней игр прошли по единой схеме. До обеда Урсус отсыпался после ночи, проведенной с Орит. Потом его отводили на ипподром, где он, как исправный цирковой артист отрабатывал на арене свою часть представления. Он легко выигрывал поединки; то ли опыта набрался, то ли самые сильные соперники закончились в первые дни. Урсусу приходилось сдерживаться, чтобы не портить зрелище, а заодно дать сопернику оказать «достойное сопротивление», что позволяло избежать смертельного вердикта. И если Урсусу удавалось скрывать это от зрителей, которые пребывали в перманентном восторге от его непобедимости, то для гладиаторов его ухищрения были очевидны, и он день ото дня чувствовал, как росли уважение и благодарность к нему товарищей по оружию.

И если внешне все ему удавалось легко, то внутри происходило тяжелое противостояние. Антону Сергеевичу приходилось сдерживать дикое желание Урсуса проткнуть, покалечить, убить. Жестокая натура древнего воина впервые проявилась в нем в той самой схватке в акведуке. И с тех пор как у Антона Сергеевича появилось медвежье прозвище, она проявляла себя с каждым днем все откровеннее. Это не было раздвоением, как при шизофрении – когда альтернативные личности не пересекаются и не подозревают о существовании друг друга вплоть до медицинского вмешательства. Антон Сергеевич и Урсус существовали одновременно, причем сущность старого программиста была основной. Когда было нужно она как бы отходила на второй план и давала молодому воину распоряжаться телом и эмоциями. И очень важно было вовремя выходить из «фонового режима». Но и в активном режиме цивилизованная ипостась души ощущала отголоски дикарских эмоций.

И если на арене для него уже ничего нового не случалось, то в отношениях с Орит происходило нечто совершенно замечательное… Урсус проводил у нее почти каждую ночь и ему не то что не надоедало – наоборот! Ему абсолютно не хватало времени, чтобы насытиться этой женщиной. Каждое утро он покидал ее с сожалением и не понимал, как время может идти так быстро.

Та самая новая дикарская часть души проявляла себя и в любовных баталиях. И вот тут бороться с ней Антон Сергеевич совершенно не хотел… Он, как и на арене, с удивлением наблюдал со стороны за тем, что творит Урсус. Для прожившего долгую жизнь человека стало открытием, что такое можно вытворять со своим телом. И с другим телом тоже… Еще одним открытием было то, что делать