Я возвращаюсь за тобой - Гийом Мюссо

— Вчера вы совсем не это говорили.

— Вчера я был другим человеком. Вчера я не видел все так отчетливо.

— Это сейчас вы не видите отчетливо, — вспылила она, возвращаясь к себе за стол. Опустила голову, помассировала себе веки, поколебалась секунду, а затем сказала: — Слушайте, мне нужно вам кое-что сказать.

— Все, что угодно, но сперва необходимо, чтобы кое-что сказать.

— Кому?

— Той девушке, что терпеливо ждет в приемной.

— Там никого нет, — раздраженно ответила Лиззи. — Вы же сами сказали, чтобы я никому не назначала на это утро.

Огорченный, Итан сделал шаг к двери.

— Нет, там кое-кто есть, девочка, ее зовут Джесси, я это знаю, потому что я уже прожил этот…

Он резко распахнул дверь — приемная была пуста.

Это невозможно… Если день повторяется, Джесси просто обязана быть там.

Лиззи интерпретировала все это как знак. Собрала кое-какие свои вещи, сунула их в сумку и вышла из комнаты. На пороге она повернулась к Итану.

— Я обязана вам всем, — сказала она. — Без вас я бы все еще была приходящей прислугой, весила сто килограммов, и мои дети так и учились бы в этой гнилой школе…

Итан нахмурился и сделал едва уловимый жест, чтобы ее удержать. Но Лиззи его остановила.

— Если бы вы попросили меня сделать все, что угодно, я бы сделала. Если бы вы сказали мне идти черт знает куда, я бы пошла. Потому что вы — хороший человек, и у вас есть настоящий дар — внушать доверие. Но вы этот дар растрачиваете. Сейчас вы заблудились: я больше не понимаю вас и не могу вам помочь. Короче, я предоставляю вам право выбора. Либо вы берете себя в руки, и мы продолжаем идти вместе до конца, либо вы продолжаете углубляться в свой мир, и тогда я ухожу. А пока я беру отгул! — бросила она твердо.

Затем вышла, хлопнув дверью.

Итан несколько секунд стоял как вкопанный, потрясенный предательством Лиззи и отсутствием Джесси. По привычке он прикурил сигарету — это был условный рефлекс как у собаки Павлова, чтобы стимулировать мыслительный процесс. В самом начале день повторился в точности — женщина в его постели, разбитая машина, статья в газете, поведение людей на Таймс-сквер. Но теперь события начали выбиваться из колеи — почему не пришла Джесси? Итан подумал о теории хаоса, которая стала так популярна в кино и романах подобного рода: малюсенькая причина может иметь неожиданные последствия. Он вспомнил стихотворение Бенжамена Франклина о гвозде и подкове, которое выучил еще в школе.

Почему Джесси не пришла попросить у него помощи? Что он сделал не так в начале этого дня, что могло этому воспрепятствовать? Он закрыл глаза, мысленно пробежав по обстоятельствам их первой встречи. «Я думала, что ваша работа — помогать людям». «Жизнь иногда бывает несправедливой и отвратительной». «Но я пришла к вам». «Я хотела, чтобы вы мне помогли». «Я бы хотела больше никогда не бояться». «А что тебя пугает?» «Все». «А по телевизору вы казались симпатичным»…

А по телевизору вы казались симпатичным. Вот, вот что изменилось! Сначала она должна была посмотреть передачу, на которую он не пошел в это утро, и это убедило ее сюда прийти. Он пытался восстановить события: девочка, которой совсем плохо, она на грани самоубийства, она узнала о нем из прессы, потом нашла адрес его офиса в Интернете, она стесняется прийти, но, увидев его в передаче, наконец решается. Если цепочка выстроена верно, Джесси должна быть где-то недалеко. Наверняка, она в каком-то общественном месте, где есть телевизор, настроенный на канал Эн-би-си.

Наверняка, в кафе.

Повинуясь порыву, Итан бросился на улицу. В начале этого уик-энда часть делового квартала, выходившего к порту, понемногу оживала. Это был Нью-Йорк с почтовых открыток, Нью-Йорк теснящихся небоскребов и налезающих друг на друга перспектив, серебристых панелей, сверкающих под яркими солнечными лучами.

Итан инстинктивно повернулся спиной к солнцу и устремился в темную часть города, где более узкие улицы прорезали овраги среди леса из бетона, стекла и стали.

Он принялся методично заходить во все точки, которые хоть сколько-нибудь напоминали кафе: «Старбакс» на Уолл-стрит, ресторан суши, бар отеля, гастроном на Флетчере. Он уже готов был отказаться от этой идеи, как вдруг заметил мигающую вывеску. «Сторм-кафе» — именно этот логотип украшал салфетку, которую девочка уронила в приемной!

В итоге он обнаружил ее в этом кафе-магазине на Фронт-стрит, сидящую за столом около окна. Он посмотрел на нее через стекло и, не сумев сдержаться, разволновался. Она была живой. Такой же хрупкой, светловолосой и слабой, но живой. Осталось несколько минут, чтобы понаблюдать за ней, и он испытал неожиданное облегчение. Он переживал свое горе несколько часов, и это помогло ее снова увидеть. Дрожащий силуэт в нескольких метрах от него сразу прогнал картины, которые неотступно его преследовали: выстрел, кровь, страх, ее рука в его руке в последний миг перед смертью. Она была живой, но мыслями находилась где-то в другом месте — мрачная и закрытая, взгляд в никуда, далеко от мира и жизни. Перед ней — рядом со стаканом воды — лежала «Нью-Йорк таймс», из которой она вырезала статью:

Психоаналитик,

который соблазняет Америку

Не желая стать свидетелем запланированной трагедии, Итан толкнул дверь кафе. За неимением Америки, которую можно соблазнить, он решил попытаться спасти девушку от самоубийства.

— Привет, Джесси, можно присесть?

Удивленная, девочка подняла голову и посмотрела на человека, который стоял перед ней. Не дожидаясь ответа, Итан сел, поставив на стол поднос с двумя чашками кофе, апельсиновым соком и набором печенья.

— Это для тебя, держу пари, ты голодна.

— Откуда… откуда вы меня знаете?

— Если ты меня знаешь, — заметил он, указывая на статью, — то и я могу тебя знать.

Она бросила на него подозрительный взгляд, обескураженная и в то же время готовая к разговору, который много раз мысленно себе представляла.

Итан отметил, что ее одежда помята, волосы грязные и слипшиеся, а ногти коротко пострижены. На лице девушки была заметна страшная усталость. Видимо, ночью она спала не дома, а скорее всего, не спала вообще.

На сиденье рядом с ней он с первого взгляда также заметил бледно-розовую сумку «Истпак». Сумку, в которой должен был находиться пистолет, из которого она собиралась выстрелить в себя.

— Ты хотела со мной встретиться, не правда ли?

— Откуда вы об этом знаете?

У нее был комок в горле. Но в интонации чувствовалась скорее печаль, чем вызов.

— Послушай, я знаю, что ты страдаешь, что ты боишься и что сейчас тебе кажется, что жизнь не стоит того, чтобы ее продолжать.

Джесси открыла рот. Ее губы дрожали, но произнести что-то у нее не получалось.

Итан продолжил:

— Однако, каким бы ни было твое положение, какими бы ни были затруднения, не следует забывать, что в жизни ничего никогда не бывает окончательно, у каждой проблемы существует решение.

— Именно такой болтовней вы потчуете своих пациентов?

— Нет, — ответил он, — я действительно так думаю.

Он поймал ее взгляд. Серебристые искорки мелькали в расширенных зрачках.

— Я знаю, что в какие-то моменты ты боишься жизни больше, чем смерти. Знаю: чтобы избавиться от муки, ты все больше и чаще пытаешься спрятаться в собственном воображении. Но твое воображение тебя и губит.

Джесси сидела неподвижно, как статуя, но Итан чувствовал, что она внимательно его слушает.

— Ты не должна слушаться голоса в твоей голове, который убеждает тебя, будто смерть — это выход. Ты должна бороться, не дать страху одержать над тобой верх. Смерть — это не конец страданий и страха.

— Откуда вы можете это знать?

Итан вытащил пачку сигарет и положил на стол.

— Потому что я уже через это прошел.

Джесси не поняла, на что намекает Итан, и последовал новый вопрос:

— Что, с вами такое тоже бывало?

— Что именно?

— Что хотелось умереть.

Итан усмехнулся и помотал головой, а в это время холодная дрожь пробежала у него по позвоночнику. Он вытащил сигарету и поднес ее ко рту, как бы делая воображаемую затяжку.

— Да, — признался он, — такое со мной случилось.

— Смотри, мама, я индеец: Ху-Ху-Ху-Ху-Ху-Хуууууууу!

— Перестань вести себя, как дурачок, Робби, и возвращайся в машину.

— Ху-Ху-Ху-Ху-Ху-Хуууууууу!

Даунтаун Манхэттена

Перед супермаркетом «Уэлфуд»

10 ч 04 мин

С орущем младенцем на руках Мередит Джонстон загружала сумки с провизией в багажник своей машины — «Тойоты» цвета абрикоса. Маленький мальчик, наряженный индейцем, кружил вокруг нее в воинственном танце: