Два билета в Индию - Кир Булычев

— Ну! — торопил его Игорь. — Про что там?

— Сначала говорится, что пишет это письмо писарь флотского экипажа, потому что сам Иван лежит в госпитале на излечении.

— Да нет, вы не пересказывайте, а читайте, — сказала мама. — Ведь интересно.

— Ну вот. «…Кланяется вам, папаша и мамаша, ваш пропавший сын Иван, которого вы уж, наверно, похоронили и отпели. Шестой год, как не было меня дома, а судьба носила меня по дальним морям и странам, и такого я насмотрелся, что мало кому на роду написано. Упал я за борт в бурю в Индийском океане, и носило меня, грешного, по морю три дня и три ночи, пока не выбросило, слава Господу, на берег бурманский. Выходили меня добрые тамошние рыбаки, и попал я потом в ихнюю столицу, где определили меня в канониры, как я и был на нашем корабле. Прожил я в той Бурме три года, и приходилось мне и на войне быть, и в бедах горевать. Забрали меня после большой войны в плен англичане, но вернулся я в конце концов в Санкт-Петербург, откуда из гошпиталя и пишу вам. Вскорости обещали меня отпустить и списать вчистую, как есть у меня слабое здоровье. Так что ждите к весне в Устюге…» Дальше идут приветы и поклоны, — сказал Евгений. — И подпись: «Остаюсь ваш нещастный сын Иван».

— И все? — спросил Игорь.

— А разве мало?

— Но ведь он не пишет, что меч ему подарил Бандула.

— Зато мы знаем теперь, что он был в Бирме, воевал с англичанами и это могло случиться только во время первой англо-бирманской войны, в тысяча восемьсот двадцать четвертом году. К тому же времени относятся и письмо, и страница из книги. Почти наверняка человек, изображенный на картине у твоего старика, и есть твой предок, матрос Исаев.

— А что с ним дальше было? На каком корабле он плыл? Почему он попал в плен к англичанам?

— Я знаю столько же, сколько ты, Игорь, — сказал Евгений.

— Тайна осталась тайной, — заметила мама. — Хотите кокосового соку, искатели? Я его еще вчера в холодильник поставила.

— Хотим, — сказал Глущенко.

— Ну ладно, я пошла, а вы вырабатывайте программу действий, — сказала мама.

— Чего же вырабатывать? — задумался вслух Евгений. — У тебя, Игорь, есть ценные мысли?

— Нет, — признался Игорь.

— А у меня уже одна появилась. Надо написать в Ленинград.

— Почему в Ленинград?

— Живет там у меня один приятель, историк и, кстати, очень любознательный человек. Я его попрошу покопаться в Морском архиве. Пусть узнает, какой русский корабль мог оказаться в тысяча восемьсот двадцать первом — двадцать втором годах в Индийском океане. Это первое.

— А вдруг там было много русских кораблей?

— Вряд ли. Когда приятель узнает, что это был за корабль…

— А вдруг это был не русский корабль? Вдруг Исаев служил на английском корабле?

— Предположение интересное, но беспочвенное, — сказал Евгений. — У нас есть страница из книжки, которая, по-моему, ясно говорит, что корабль был русским. Вряд ли иностранный писатель стал бы говорить про русского матроса «вологжанин».

— Ну, допустим, — сказал Игорь, — что мы узнаем, какой корабль. А потом?

— А потом в архиве надо отыскать корабельный журнал и всякие документы, связанные с этим плаванием. Не может быть, чтобы Исаева, когда он вернулся, не допросили, не записали его рассказа. Вот и найдем.

— Если… — сказал Игорь.

— Да ты скептик! — удивился Глущенко.

— Может быть, — сказал Игорь. Он не знал, кто такие скептики, но признаваться в этом не собирался. — Так вы сегодня напишете?

— Письмо в Ленинград?

— Да.

— Может быть, если найду время. Сейчас мне на прием ехать.

Игорь хотел было сказать, что на прием можно было бы и не ехать, но воздержался.

— А ты, в свою очередь, возьмешь меня к своему старику-историку?

— Разумеется! Хоть сейчас.

— Давай завтра после обеда?

— По рукам, — сказал Игорь.

— Ну ладно, я поехал.

— А кокосовый сок? — спросила мама, входя с тремя высокими стаканами на подносе.

Стаканы запотели, и сок был похож на разбавленное водой молоко. На дно стаканов осели крупинки молотого кокосового ореха, вернее, его внутренней оболочки. Игорь не любил молотые кокосовые орехи и пил сок так, чтобы не взболтать жидкость и не поднять со дна жесткие крупинки.

6

Роджерс увидел меч

Игорь проводил Глущенко до машины. Было тихо. Наступило то самое время дня, когда все в городе затихает, истомленное жарой, уставшее ей сопротивляться. Даже последние облачка уходят с неба. Три часа. Пройдет еще час-другой, жара чуть-чуть спадет, и город начнет оживать. Потянутся с озера на молочную ферму буйволицы, проедет автобус, заклеенный рекламами кинофильмов. С его бортов будут целиться в дома и прохожих суровые ковбои и еще более суровые партизаны. Пройдут нестройной гурьбой кули, пробегут, взявшись за руки, ребята в зеленых юбках — из соседней школы, появятся буддийские монахи под красными зонтами. И солнце на закате будет просвечивать сквозь эти зонты и окрашивать в оранжевый цвет бритые монашьи головы.

Но все это будет часа через два, а сейчас самое мертвое время дня. Вот бы выкупаться, но в озере нельзя. Игорь решил было принять душ, как услышал из-за забора:

— Мистер Игорь!

Он обернулся. Ага, вот и Джонни собственной персоной.

— Здравствуй, Джонни, — сказал он. — Как поживаешь?

— Не очень хорошо, — сказал Джонни. — А что у вас нового?

— Я был занят, — сказал Игорь. — Кстати, твоего отца нет дома?

— Он должен скоро вернуться. Он вам нужен?

— Да, у меня к нему небольшое дело.

— О! — сказал Джонни. — Вы занимаетесь бизнесом?

— Как так?

— Зарабатываете деньги?

— Какие деньги? — удивился Игорь.

— А зачем вам мой отец?

Игорь подумал, почему бы не сказать Джонни о мече. Вряд ли мистер Роджерс будет сердиться. Да в конце концов, если даже и будет сердиться, Игорь ведь вольный человек.

— Я хотел показать ему одну вещь, — сказал Игорь.

— Какую? — спросил подозрительно Джонни.

— Бирманский меч. Старинный.

— Зачем показать?

— Ты меня допрашиваешь?

Джонни смутился. Он даже отступил на шаг и почти скрылся за кустами. Оттуда донесся его громкий шепот:

— Он тебя обманет.

— Кто? — удивился Игорь.

— Мой отец.

— Ты его не любишь? — спросил Игорь, раздвигая кусты, чтобы лучше разглядеть странного соседа.

— Не знаю, — сказал Джонни. — У меня совсем нет друзей, и я думал, что ты будешь моим другом. Мне очень не хочется, чтобы ты имел дела с моим отцом.