Дневники. 1913–1919: Из собрания Государственного Исторического музея - Михаил Богословский

17 января. Воскресенье. Утро проведено за подготовкой к лекции в Академии. Заходил к М. С. Елагину, отдал ему список учебных заведений, куда надо разослать учебники для ознакомления с ними. В список внес восточные округа: два сибирских и Оренбургский, к ним прибавил еще Харьковский. Не застав его дома, пошел отдать визит Е. Н. Елеонской, у которой посидел с полчаса. Вечер дома; читал Мине из «Путешествия под водою» Жюля Верна31, с необыкновенным вниманием и интересом он слушает. Начал читать книгу Лысогорского. Ложась спать, заметил, что весь я покрыт какой-то экземой.

18 января. Понедельник. Несмотря на то, что покрывающая меня сыпь усилилась, я отправился все же в Посад, занял свой номер в гостинице, но, придя в Академию, узнал, что завтра 19 января лекций не будет по случаю именин митрополита [московского Макария (Невского)]. Совсем мы забыли об этом. Читал довольно живо, в каком-то особенно нервном состоянии от экземы. После лекций заходил к ректору [епископу Волоколамскому Феодору (Поздеевскому)], хотя и в неприемный час, чтобы передать ему рекомендацию книги Лысогорского на премию, и подарил ему экземпляр учебника. Пришлось нарушить данное Шостьиным обещание побывать у них в этот вечер. Возвращался в Москву вместе с С. И. Смирновым; разговор об Историческом обществе, об Академии и о войне. Как обыкновенно, я защищал правительство от нападок, доказывал, что правительство – это мы сами, т. е. люди из той же нашей среды.

19 января. Вторник. Экзема, меня покрывающая, увеличилась, и, чтобы выяснить, в чем дело и что делать, я попросил к себе доктора В. А. Александрова, который и был у меня в 12 часов. Он видит причину болезни в желудке. Получил открытку от С. Ф. Платонова в ответ на посланный ему оттиск статьи о Судебнике: «Многоуважаемого М[ихаила] М [ихайловича] очень благодарит за присылку его статьи об Устьянском кодексе преданный ему С. Платонов». Последними словами: «об Устьянском кодексе» дается мне понять, что он прочел статью32. Какая завидная вежливость и какая тонкость. Никуда сегодня не выходил и весь день читал Флоровского, а вечером еще и А. И. Покровского. Вечером мы опять оставались вдвоем с Миней, и я ему прочел две главы из Жюля Верна, с наслаждением следя за его впечатлениями.

20 января. Среда. Целый день дома. Экзема моя, кажется, уменьшается, но все-таки еще довольно неприятна. За книгой Флоровского. Был у меня некто Шепелев, родственник профессора Академии Россейкина, с просьбой похлопотать за него перед П. И. Новгородцевым; дал ему письмо. Вечером у нас Липа и Миша.

Газеты принесли новость о перемене председателя Совета министров33. Чем это вызвано, неизвестно.

21 января. Четверг. Писал отзыв о Флоровском. Затем экзамен в Университете – было экзаменующихся очень мало, человек 8. Вечером у меня Ю. В. Готье, с которым прочли отзыв, и Д. Н. Егоров. Рассказы о его нижегородской поездке на открытие Нижегородского народного университета34. Любопытна статья в одной из левых нижегородских газет под заглавием «Пустое место», в которой доказывается, что открытое в Нижнем учреждение – ни «университет», ни «народный». По-моему, правильно, и уже во всяком случае, это не есть «университет». Это гордое название совершенно неправильно носит и наше московское учреждение Шанявского35, которое есть не что иное, как курсы по отдельным предметам. Левые разгильдяи, вроде Б. И. Сыромятникова, любят в пустозвонных речах противопоставлять «казенный» университет «вольному» и «императорский» – «народному». У нас даже лекции Сыромятникова на окраинных московских фабриках называются «университет». Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало. Готье проводил прямые, фронтальные атаки на Егорова с тем, чтобы тот возвращался в «казенный» университет36. Получил лестный ответ от издателя «Русской старины» [П. Н. Воронова] с просьбой прислать статью.

22 января. Пятница. Утром выправлял статью для «Русской старины». Семинарий на Женских курсах, перед которым виделся в профессорской с Петрушевским и вел с ним беседу о работе над биографией Петра. Вечером в Малом театре на пьесе «Воевода» Островского, которую видел лет тридцать тому назад. Тогда играл воеводу Ленский, а Степана Бастрюкова – Южин. Но Садовская все та же. Видел в первый раз на сцене свою бывшую ученицу Пашенную.

23 января. Суббота. Приготовился к лекции и отправился в 12-м часу в Университет. Дождавшись в профессорской времени начала лекции, пошел в аудиторию – но, к удивлению моему, она оказалась совершенно пуста. Солдат, дежурящий при аудиториях, объяснил мне, что я не сделал объявления о начале лекций, потому никто и не пришел. Я, действительно, в прошлых годах, начиная лекции после Рождества не в срок, вывешивал объявления. Теперь хотел начать в срок – но потерпел неудачу. Так порох мой потрачен был даром. Та же участь постигла И. И. Иванова, и мы, поговорив с ним некоторое время об экспериментах министра народного просвещения с отменою выпускных экзаменов37, пошли в библиотеку. Вечер я провел у Богоявленских, куда путь сделал ради прогулки пешком.

24 января. Воскресенье. Утро за подготовкой лекции в Академии. После завтрака у меня была некая г-жа Терешкович, желающая подготовляться к магистерскому экзамену по русской истории, и была очень удивлена, когда я ей изложил характер наших требований. Это уже 5-я или 6-я женщина, собирающаяся в магистры, и ни из одной, кроме Островской, не выходило никакого толку. Да и книга Островской38 только подтверждает сказанное. Для ученой деятельности нужно творчество; эта деятельность не есть пассивное усвоение, а творчества нет у женщины. Нет женщин-композиторов, нет поэтов, нет живописцев – не может быть и крупных ученых, хотя могут быть и нужны и должны быть очень образованные. Мы работаем на Высших женских курсах над повышением уровня женского образования, над вооружением женского труда знанием, а не для выработки женщинученых.

К 4-м часам мы всей семьей отправились к Готье и пили у них чай; мне надо было сдать ему дела о Флоровском. Вечер дома за разными делами, каких накопилось немало. 10 час. 46' вечера.

25 января. Понедельник. У Троицы. После лекции за чтением в Ж. М. Н. Пр. статьи Соболевского о Шварце и Лукьянова о Соловьеве. Статья о Шварце39 мне особенно интересна потому, что многое, что в ней рассказывается, относится уже к временам моего студенчества (1886—90). Вечером мы с А. И. Алмазовым навестили вдову и детей А. П. Шостьина, у них нашли Туницкого.

26 января. Вторник. В Академии конец лекций будет 12 февраля перед Масленицей и поэтому начинается передэкзаменное настроение, вопросы, по каким пособиям готовиться и т. д. Впрочем, мы пока еще на практических занятиях занимались толкованием Русской Правды. Из Академии я приехал на факультетское заседание и читал там отзыв о Флоровском. Возвращались с Готье и Савиным. Вечером усталость и освежающая прогулка.

27 января. Среда. Утром звонил ко мне по телефону А. И. Покровский с известием, что в сегодняшнем Совете Академии будет читаться отзыв о его книге, и с просьбой быть на Совете. Я и так собирался туда ехать ради премии Н. В. Лысогорскому. В 3 часа я отправился в Академию и был на Совете. Отзыва о Покровском не читалось, а премию Лысогорскому испортил Туницкий, представив на нее также

Виноградова доцента и уменьшив таким образом премию вдвое. Так как Совет кончился очень рано, еще до 8 часов, то остаток вечера я провел у И. В. Попова в обществе С. И. Смирнова и Туницкого. Разговор о новейшей русской литературе, а затем об академических делах – любимая тема профессоров-академистов.

28 января. Четверг. Утром выехал в Москву, читая в вагоне прекрасно написанный реферат студента Яцунского о столкновении царевны Софьи с Петром. Это автор удостоенного премии Володи Павлова сочинения об общине. Талантливый человек, смелый и ясный ум. Публики на семинарии было немного, но разговор был интересный. Из семинария, окончившегося в 61/2 часов, зайдя пообедать в ресторан Empire40, я в первый раз пошел в заседание Археологического общества. Заседание было непомерно длинно. Читались три доклада, из которых два очень большие: Линдемана о геркулесовом щите и Сидорова, оставленного при Мальмберге, о бельведерском торсе. Героем вечера был Мальмберг, выступавший с замечаниями. После докладов было распорядительное заседание, довольно безалаберное. Графиня Уварова волновалась по поводу бездеятельности комиссии41. Впечатление мое не из благоприятных.

29 января. Пятница. Получил письмо от Флоровского с просьбой назначить его диспут 14 февраля. Отправил в «Русскую старину» переписанную Лизой статью «Детство Петра Великого». В профессорской на Курсах видел Грушку, Розанова, Сторожева, Романова, с которым беседа о волнениях по поводу Третьяковской галереи, перевешивать картины или не перевешивать42. На семинарии выступала с докладом о малороссийских наказах 1767 г.43 окончившая Курсы Фомина. Доклад составлен очень ясно и обстоятельно и был, что очень редко бывает, превосходно прочтен. На мой вопрос, откуда у нее такое искусство чтения, она ответила, что была три года учительницей и привыкла читать в классе. Теплый тон доклада по отношению к Малороссии (сама Фомина – малороссиянка) вызвал оживленный, даже, пожалуй, слишком уж горячий спор между великороссиянками и малороссиянками, но звонок, к счастью, прекратил битву. Возвращаясь с Курсов, я сделал порядочную прогулку, с удовольствием после многих дней гнилой оттепели вдыхая свежий озонированный воздух после выпавшего чистого снега. По дороге заходил в две церкви, где шла всенощная, чтобы испытать поэзию полумрака храма с кое-где мерцающими лампадами. Вечером у меня был с карточкой Кизеветтера некий старец из Полтавы, хохол, бывший учитель классических языков, собирающий сведения о Петре Великом в Полтаве и Лубнах44. Он очень обрадовался, когда я показал ему в «Юрнале 1709 г.»45 известие о проезде Петра через Лубны после Полтавской битвы по дороге в Киев.