Плачь, Маргарита - Елена Съянова

В середине декабря в окрестностях Мюнхена, в уютном особнячке посреди базы СС фон Шлейхер встретился с Гитлером, обе стороны подтвердили намеченные взаимные договоренности, и фюрер мог праздновать Рождество со спокойной душой. Однако Пуци, чаще других звонивший Гессу в Рейхольдсгрюн, жаловался на постоянное раздражение Адольфа, переходящее в психоз. Психозы поминал и Роберт Лей, заехавший на несколько дней в Рейхольдсгрюн.

Накануне вдвоем со старшим Гессом они двое суток лазили в горах по пояс в снегу, охотясь на дикого кабана, и даже ночевали в лесу, в хижине, откуда вернулись в совершенном восторге с огромной клыкастой тушей. Вокруг туши бесились на славу поработавшие собаки.

Никто не поверил бы, что с отцом и гостем экзотику зимней охоты разделила и Маргарита, которая скакала на лошади и сидела в засаде с ружьем, ни в чем не уступая мужчинам, — и все уже догадывались о причине ее воодушевления. Вечером строгая, белокурая Гретхен сидела за ужином, сверкая глазами и бриллиантами, а Лей ерзал на стуле, невпопад отвечал на вопросы хозяйки и не смел поднять глаз на Рудольфа, глядевшего на него тяжелым испытующим взглядом.

По-видимому, интерес Греты возник еще в Мюнхене. Из всех крутившихся вокруг нее мужчин девушка выделила именно его, причем сразу, молниеносно, как рассказывал позже Ганфштенгль. В доме Пуци всегда был проходной двор — там флиртовали и встречались для выяснения отношений самые неожиданные пары. Но в тот день Лей заехал, чтобы поругаться с Геббельсом, занимавшимся разработкой директив для гауляйтеров на ближайшие тридцать дней в соответствии с пунктом первым главы «Воспитание» программы Гесса.

Грета зашла туда инкогнито, из любопытства, в сопровождении своего брата Альфреда, начисто проморгавшего роковой момент. Грета увидела Роберта, который возбужденно махал руками перед носом у шефа вновь созданного Управления по пропаганде и заикался сильнее обычного. Через четверть часа они уже премило болтали, и трудно было отвлечь их от этой болтовни. Неизвестно, чем закончился бы для обоих тот день, если бы Геббельс не успел предупредить Лея, что эта красивая девчонка оттого и такая смелая, что зовут ее Маргарита Гесс. Лей тотчас же попытался ретироваться, но наивный Альфред, по просьбе сестры, взял с него слово, что он заедет к ним в Рейхольдсгрюн, и Роберт это слово дал.

— Послушай, старина, за кого ты меня принимаешь?! — сказал он Гессу после ужина. — Я ехал сюда в полной уверенности, что Грета в Дрездене.

— Грета? Ах, уже так!

— Руди, брось! В конце концов, ты меня оскорбляешь!

— Я тебя не оскорбляю — я не понимаю. И не только потому, что она моя сестра, а потому, что она ребенок! Она и ведет себя, как нелепый подросток-переросток, который ничего не боится, потому что не знает, чего бояться, и всем верит, потому что еще не знает предательства.

Лей промолчал.

Увидев Маргариту у Ганфштенгля, он сразу понял, что перед ним резвящийся котенок, однако без зазрения совести воспользовался бы этим, если бы не помешали… Ну что тут возразишь? Да, женщины его любят, а он — их. Нетронутых девочек особенно — грешен, да.

— Она тебе нравится? — тихо спросил Гесс, по-своему поняв его молчание.

Роберт встрепенулся.

— Что ты спрашиваешь? Я же не слепой, чтобы мне не понравилась такая красивая девушка. Но какую клятву тебе дать? Я не…

— Я не о том! — поморщился Рудольф. — Ты дразнишь ее. Не специально, но дразнишь. И я не представляю, во что все это выльется. Она у нас упрямая. И, кажется, это с ней впервые.

— Что же делать? — растерялся Лей.

— Женись.

— К-как?

— Ты сам говорил, что с женой вы давно чужие и это только развращает детей. Извини, я, конечно, не имею права вмешиваться…

Лей глядел на него ошарашенно.

— Руди, я, может, не понял чего… Ты имел в виду — мне жениться на Маргарите? Мне — на ней!

— Я имел в виду именно это, — отрезал Гесс.

— Хорошо, что нас не слышит твой отец, — заметил Роберт, вытирая вспотевший лоб, — а то он сильно пожалел бы, что всадил всю обойму в кабана, а не в меня.

Гесс раздраженно курил.

Лей тоже закурил. Он чего-то не понимал. По какой логике он, отец семьи, сорокалетний любитель вина и женщин, с расшатанными нервами, может составить партию такой девушке, как Маргарита?

— Руди, ты считаешь, что я мог бы сделать ее счастливой? — осторожно спросил он.

— Если бросишь пить, а заодно и донжуанство свое! Этого, кстати, требует и партийный долг.

Лей только пожал плечами — при чем здесь партийный долг?

— Но даже если не бросишь, все равно. Лучше ты, чем какой-нибудь салонный пошляк, — продолжал Гесс с не свойственной ему жесткостью, — какой-нибудь брехливый адвокатишка, или продажный депутат, или вообще пустое место с состоянием. Она не будет с ними счастлива ни дня, а с тобой — может быть, будет, полгода. Не знаю…

До Рождества оставалось три дня. Двадцать третьего приехали Геринги. Карин очень хотела еще раз побывать в Рейхольдсгрюне, поглядеть на горы, восхитительный зимний лес, послушать охотничьи рожки. Родившаяся и выросшая в Швейцарии, она любила все это детской, щемящей любовью, и у Германа, конечно, не хватило духу ей отказать. Он привез жену, худую, бледную, но оживленную, почти счастливую, и сам казался бодрым, полным надежд.

Геринг был заядлый охотник, и Фридрих Гесс предвкушал удовольствие.

— Осторожнее, Герман, — лукаво предупредил его Рудольф. — У нас тут уже имеется одна жертва папиной страсти. Вторые сутки с постели подняться не может.

— Это Роберт-то жертва? — хмыкнул Геринг. — Ну, ты кому-нибудь другому расскажи!

— А я полагаю, мои дорогие, что с вашим другом случилось то же, что с тобой, Руди, когда ты только приехал сюда, — заметила фрау Гесс. — Вспомни, как ты целую неделю спал. Я даже беспокоиться начала. Слишком вы, друзья мои, переутомляетесь.

Лей, собиравшийся двадцать третьего уезжать, поневоле задерживался, поскольку к его комнате Рудольф запретил подходить даже Берте. Утром двадцать четвертого он объявил родителям, что у них помимо младших Хаусхоферов будут еще гости.

Все решалось трудно. Сначала предполагалось, что Альбрехт и Гейнц привезут в Рей-хольдсгрюн одну Ангелику, но в последнем телефонном разговоре с Адольфом Гесс почувствовал в его тоне такую тоску и усталость, что решительно предложил все переиграть. Гитлер не возражал, и утром двадцать пятого в Рейхольдсгрюн помимо фюрера с племянницей прибыли еще три пары — Геббельсы, Гиммлеры, Борманы. При имеющихся в наличии Герингах и Роберте Лее составился тот круг, которому, как считал Рудольф, предстояло разыграть новую, специальную, «гипертрофированную» игру.

У старшего Гесса новые гости энтузиазма не вызвали. Гитлера он давно знал и уважал, но, так сказать, выносил за скобки. Геббельса он знал в качестве одного из самых разговорчивых знакомых, Гиммлера видел пару раз в Мюнхене, а Бормана вообще никогда не видел и потому удивился этому новому лицу в уже сложившемся, как ему казалось, окружении лидера партии. Однако именно Борман его порадовал. Он вместе с женой Гердой приехал раньше других и как-то легко и приятно вошел в здешний быт. Окончивший в молодости сельскохозяйственные курсы и поработавший управляющим крупным имением Герцберг под Мекленбургом, Мартин отлично разбирался во многих тонкостях большого хозяйства и обладал точными знаниями о таких вещах, о которых мечтательные друзья старшего сына понятия не имели. Конечно, он не был такой яркой и широкой натурой, как Геринг, не обладал нервным обаянием и душевностью Лея, однако герру Гессу он очень понравился здравомыслием, немногословностью и практической смекалкой настоящего баварского мужика.

— Ну и парень! — восхищался Фриц вечером того же дня. — Только приехал, а уже составил мне смету по реконструкции дома и флигелей. И как составил! Я лишь обмолвился, а он принял всерьез и за три часа все сделал.

День прошел в хлопотах. Хозяева встречали гостей и готовились к рождественскому ужину. Ангелика, едва появившись, вместе с Маргаритой отправилась в лес на лыжах в сопровождении Хаусхоферов. Эльза, у которой пятимесячная беременность была еще не заметна, вышла погулять у дома с Карин и Гердой. Фрау Геббельс и фрау Гиммлер остались с хозяйкою — обе обожали праздничные приготовленья. Часть мужчин — Геринг, Гиммлер и старший Гесс — поехали на санях в лес за рождественской елкой.

Борман занимался устройством фейерверков. Геббельс подавал идеи и вдохновлял, Гесс осуществлял общее руководство, Лей спал.

Гитлер до сих пор не выходил из отведенных ему роскошных апартаментов — двух спален, кабинета и каминного зала, стены которого были увешаны кабаньими, оленьими головами и прочими охотничьими трофеями.

В доме был внутренний телефон, и около шести вечера фюрер позвонил Гессу, попросил зайти.