Путешествие на «Тригле» - Святослав Сахарнов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не останавливаясь, мы пронеслись под отвесными скалами, обогнули северную, тупую, как корма, оконечность горы и помчались дальше, в глубь ущелья.
Я не утерпел и оглянулся.
Эски Кермен серым уступом высился позади. Он был все еще похож на корабль. Кроны одиноких деревьев на его вершине развевались, как флаги.
ЭТО ОЧЕНЬ ЗДОРОВО: ТАМ ПОД ВОДОЙ БЕЛЫЙ ДОМ, А ТУТ МЕРТВЫЙ ГОРОД НА СКАЛЕ. ЧТОБЫ ВСЕ ЭТО УВИДЕТЬ, СТОИТ ЖИТЬ!
Мы выехали на шоссе, и Симферополь стал приближаться к нам со скоростью 120 километров в час.
НЕ СКОРОСТЬ, А ПУСТЯКИ!
Я даже не держался за кольцо.
В СИМФЕРОПОЛЕВ городе я распрощался с Лёсиком и пошел на вокзал покупать билет.
Около закрытой кассы стояли Рощин-второй и человек в зеленой кофте. Рядом с ним сидела на чемодане женщина в мужском пиджаке.
— А, художник! — сказал Рощин-второй. — Как ваши дела? Вы оттуда?
Я кивнул.
— Домой?
— Да.
— А мы в Батуми. Там, говорят, есть бассейн с морскими животными. Хочу устроиться. Этот товарищ со мной. Вы его помните?
Желто-зеленый человек с отвращением посмотрел на меня.
— Нет.
— Кассу скоро откроют?
— Билетов на сегодня не будет.
Я ушел с вокзала, снял комнату в гостинице, купил в магазине пачку картона и коробку красок.
Я заперся и стал писать.
На первом листе я написал густо-зеленую воду.
Сквозь нее угадывалась скала. На скале сидели крабы. Красные, как кровь, глубоководные крабы, про которых рассказывал Павлов.
Из глубины спиной к нам всплывал водолаз.
Он засмотрелся на крабов и висел в воде, раскинув руки. Ноги его касались скалы, потревоженные животные сплелись около ног в красный бесформенный клубок.
На картине был плохо виден водолаз, плохо скала, и только крабы выступали из черно-зеленой воды, как капли крови.
В этой картине было что-то интересное. Мне она сразу понравилась, хотя это был всего-навсего эскиз, жалкий кусок картона, с которого еще придется писать на холсте настоящую картину. Тут все было написано сумбурно. Я волновался. Я никогда так не волновался, разложил на полу картонки и стал набрасывать сюжеты будущих картин.
На одной я нарисовал тонущий мяч и креветок, нападающих на него. «Креветки, играющие в мяч» — так я решил назвать этот рисунок. Еще был дом. Серый, как облако, плохо различимый из-за мутной воды дом и парящие в воде, танцующие около него люди.
Я писал эти эскизы неделю. Только когда кончились листы и краски, я купил на последние деньги билет и в жестком, переполненном вагоне уехал на север.
Я лежал на верхней полке под тусклой лампочкой и, закрывая глаза, представлял себе будущие картины.
Поезд ревел и мчал душный вагон навстречу северной непогоде.
РАССКАЗЫ
Осьминог на скале
Я часто видел на дне маленьких, как паучата, осьминожков, а вот настоящего, с копну сена, про каких рассказывают бывалые рыбаки, долго не встречал.
И наконец повезло.
Был вечер. Солнце пробилось через узенькую щель между облаками, облило море неярким светом, начало опускаться за горизонт.
Гасло небо. Гасло, голубело морское дно.
Я плавал с ластами и маской около восточной оконечности острова. Берег отвесной стеной опускался в воду и заканчивался внизу галечной осыпкой.
Сумеречная тень лежала на воде. Каменная стена была неразличима.
Я плыл прямо на нее.
Вокруг — темнота, густая и холодная. Только подо мной на глубине белым пятном — галька.
И вдруг из полумрака выплыло что-то серое. Выплыли и уставились прямо на меня два черных настороженных глаза.
Глаза были плоские, полуприкрытые белыми шторками век.
Я не сразу понял, что уже нахожусь у стены и что это смотрит на меня осьминог. Он сидел в расселине.
Я даже вздрогнул — таким большим показался он мне сначала.
Мы смотрели друг на друга.
Глаза привыкли к сумраку, и я стал лучше видеть его.
Осьминог был весь в мелких белых складках, словно обсыпанный чешуйками пепла. Тело его то раздувалось, то опадало. Он дышал.
Слабое течение несло меня мимо скалы. Я шевельнул руками, чтобы удержаться на месте. Осьминога это испугало. Щупальца его, распластанные по скале, пришли в движение. Они начали скользить и собираться все сразу, как по команде. Осьминог горбился, надувался. Белые кольца присосок двигались вместе со щупальцами, мерцали, гасли — животное подбирало их под себя.
Наконец осьминог перестал расти вверх, осел, расплылся, повернулся спиной вниз и легко выскользнул из расселины. Он плыл задом наперед, выталкивая из себя воду, как медуза, раздувая и сокращая тело.
Я оторопело подался назад. Раскинув щупальца в стороны, осьминог, как на парашюте, сел на дно, потом покатился вбок и, сойдя с белого галечного пятна, пропал из виду.
И тогда меня охватил страх. Непонятный, необъяснимый страх. Я заболтал ногами изо всех сил и бросился плыть к берегу. Скользя и спотыкаясь о камни, выбрался из воды, сел на горбатый холодный валун и стал соображать: что случилось?
А не случилось ничего — осьминоги ведь на людей не нападают.
Мало-помалу я успокоился и даже развеселился.
Теперь я знаю: осьминог по-своему красивое и ловкое животное. Он хороший пловец и подводный альпинист.
И еще. Когда животное проплывало мимо меня, я увидел его глаза, окруженные морщинками. Они были печальные и спокойные.
Мудрые, стариковские глаза.
Живые домики
Я плавал у скалы, над неровным каменистым дном, и искал морских ежей. Слабое течение покачивало внизу редкие веточки водорослей.
— У скалы их навалом! — уверяли меня матросы. — Мы видели. Сидят — здоровые, иголки как гвозди. Вот такие!
Но ежей не было. Я проплыл в одну сторону — нет. В другую — не видно.
Вот тогда-то и привлек мое внимание домик. Маленький домик на дне — две щепки шалашиком.
Домик… полз. Он полз очень медленно и очень спокойно — видно, хозяин его не торопился. Я подплыл к домику и тронул пальцем одну щепку. Щепка задрожала. Я отвел ее в сторону — из-под нее торчал пучок фиолетовых игл.
Еж! Ну конечно еж!
Я отбросил в сторону щепки. Еж замер, темные иглы встопорщились. Поняв, что я больше его не трону, еж успокоился, опустил иглы и быстро-быстро двинулся в путь.
Он начал что-то искать на дне.
Неподалеку лежала крышка от консервной банки. Еж примостился рядом и выпустил из-под игл несколько черных ниточек — ножек. На конце каждой — присосочек. Ножки протянулись к крышке. Вот первая дотянулась и замерла — присосалась… За ней вторая-третья…
Еж что-то задумал!
Я смотрел во все глаза. Ножки поднатужились и подняли крышку. Они изгибались, шевелились, передавали тяжелый груз одна другой. Крышка ползла вверх по иглам. Она доползла до самой ежиной макушки и остановилась. Получился щит.
Еж покачал его: крепко сидит? Крепко! И полез вверх по большому камню. Теперь он лез спокойно — со щитом ему никакой враг не страшен.
Но где же остальные ежи?
Посмотрел я вокруг внимательно. Ну конечно, вон их сколько! Хитрецы: кто пучком травы прикрыт, кто створкой раковины. Глянешь не знаючи — нет под скалой никаких ежей.
Одни живые домики.
Пиранья
Один мой приятель — капитан теплохода — уходил в рейс в Бразилию.
— Что тебе привезти? — спросил он на прощание. — Хочешь, привезу чучело колибри? Птица, а вся, с хвостом, в спичечный коробок влезет.
— Знаешь что, — ответил я, — привези мне пиранью. Только смотри, чтобы она тебя по пути не съела!
Пошутили и расстались. Приятель ушел в плавание, а я про свою просьбу забыл на другой же день. Ну кто, в самом деле, будет везти через полсвета маленькую речную рыбку! Даже если это пиранья.
Кстати, вот что она такое.
Пиранья — родич нашего карпа, живет в реках Южной Америки. За хищный нрав ее часто называют речным волком. Ходят пираньи стаями и, как волки в стае, наглы и беспощадны.
Вот какие истории рассказывают.
Один путешественник катался по реке в лодке и веслом ранил себе палец. Чтобы умерить боль, он опустил руку в воду. Вокруг раненого пальца тотчас же закурилось розоватое кровяное облачко.
В то же мгновение в руку впились десятки острых зубов. Путешественник закричал от боли и выдернул руку.
Она была вся в крови, кусочки мяса из нее были выхвачены, как бритвой, а раненый палец изуродован окончательно.
Другой раз в реку, спасаясь от слепней, вошло стадо коров. Пираньи напали на них. Через час в желтой воде остались только дочиста обглоданные коровьи кости…
Прошло более месяца после ухода моего приятеля.
Сижу как-то я днем дома. Звонок. Открываю дверь, вижу — стоит на лестнице мой капитан, весь коричневый от загара, и держит в руках банку, прикрытую марлей.